ПРАВО.ru
Сюжеты
26 апреля 2014, 0:52

Дедовщину в самоубийстве искали 6 лет. ЕСПЧ: так не пойдет

Дедовщину в самоубийстве искали 6 лет. ЕСПЧ: так не пойдет
Фото с сайта photopolygon.com

Европейский суд по правам человека рассмотрел два дела против России, и оба государство проиграло. В первом случае речь шла о практике "контрольных закупок" при ловле накоторговцев, которую оперативники применяли, как выяснилось, не по закону. Вторая история – о трагической судьбе молодого солдата, который повесился, как решило следствие, из-за своих психологических проблем. Однако его письма родителям в деревню свидетельствовали совсем о другой причине.

Контрольная закупка не может без повода (Лагутины и другие против России)

Жалобы поступили в ЕСПЧ от пяти заявителей – все пять случаев были схожи, все пятеро заявителей обращались в Страсбургский суд из мест лишения свободы и все утверждали, что местные суды несправедливо назначил им наказание. В тюрьму заявители попали так.

История первая: Братья Лагутины.

Иван и Виктор Лагутины работали в аудио- и видео- прокате. 16 октября 2007 года к ним зашел человек, он разговорился с Иваном Лагутиным, и в разговоре выяснилось, что посетитель, как и Иван, употребляет легкие наркотики. Незнакомец договорился с Лагутиным, что тот продаст ему порцию "травки". Покупатель был переодетым оперативником. Из нераскрытого источника служба по контролю за наркотиками узнала, что братья занимаются продажей запрещенных веществ, и произвела контрольную закупку. По версии оперативника, Лагутин сразу же увел его вглубь киоска и передал бумажный пакет с марихуаной. По словам подсудимого, он связался с дилером, который и передал товар для загадочного покупателя. По случайности заказ от дилера Ивану передал его брат Виктор. Контрольная закупка производилась еще два раза, после чего братья оказались на скамье подсудимых. Полиция рассказала, что Лагутины давно занимались продажей наркотиков, хотя осведомитель, предоставивший наркоконтролю эту информацию, так и остался неизвестен. Промышленный районный суд города Ставрополя приговорил Ивана Лагутина к 6 годам лишения свободы, а Виктора Лагутина – к 5 годам. Впоследствии Заместитель генерального прокурора РФ настоял на пересмотре дела. Президиум Ставропольского краевого суда удовлетворил его просьбу и пришел к выводу, что вторая и третья закупки не требовались. Их расценили как подстрекательство к преступлению и исключили из числа доказательств. В итоге срок Ивана Лагутина сократили до 5 лет и 2 месяцев, срок Виктора оставили без изменений.

История вторая: Семенов

Заявитель по фамилии Семенов рассказал, что пристрастился к наркотикам в тюрьме. Однако, когда он продал оперативнику во время контрольной закупки четыре пакетика с героином и шприц, он утверждал, что специально приобрел товар у дилера, поскольку думал что покупатель тоже наркоман, и они вместе примут дозу. По оперативной информации, уже больше года Семенов занимался продажей наркотиков. На суде оперативник, проводивший секретную операцию, подробно рассказал о контрольной закупке, но отказался ответить на ряд вопросов во время перекрестного допроса. Среди них были следующие: Был ли он прежде знаком с заявителем? Покупал ли раньше у него наркотики? Знал ли он, что к заявителю приходил дилер после того, как оперативник оставил деньги на героин? Была ли контрольная закупка его инициативой? Московский районный суд города Чебоксары решил, что подсудимый неоднократно нарушал закон, и приговорил его к 6 годам лишения свободы. Позднее дело было пересмотрено. Президиум Верховного суда Чувашской республики постановил, что неоднократность преступных действий не доказана, и наказывать подсудимого можно только за единичный случай продажи наркотиков. Срок был сокращен до 5 лет и 9 месяцев.

История третья: Шляхова

Заявитель по фамилии Шляхова продала марихуану сначала полицейскому информатору "Смирнову", а позднее оперативнику "Жиркову". По версии полиции, она занималась продажей наркотиков, впрочем, рассказать об источниках информации участники операции толком не смогли. Шляхова заявила, что была знакома со Смирновым и раньше, поэтому согласилась продать ему каннабис. При встрече во время секретной операции Смирнов, по словам Шляховой, сказал, что хочет завязать с тяжелыми наркотиками и попросил что-нибудь легкое, чтобы перетерпеть ломку. Из сострадания подсудимая раздобыла для него марихуану. Продавать ее Жиркову, которого впоследствии привел к ней Смирнов, она отказалась. Но при следующей встрече Смирнов предложил ей героин. Тяжелые наркотики она не употребляла, но в этот раз согласилась. После дозы Шляхова перестала адекватно понимать происходящее и продала каннабис Жиркову. Советский районный суд города Краснодара приговорил ее к 5 годам и 6 месяцам лишения свободы.

История четвертая: Зверян

Заявитель по фамилии Зверян стал еще одним "счастливым" участником операции "контрольная закупка". Он продал оперативнику таблетки MDMA. Как и все предыдущие заявители, он утверждал, что на преступление его спровоцировали действия оперативника, а до того он не занимался торговлей наркотиками. Однако Боровский районный суд Калужской области приговорил заявителя к 5 годам и 6 месяцам лишения свободы.

Правительство заявило, что все секретные операции были законными, не провоцировали заявителей на преступление и были следствием надежной информации о виновности проверяемых личностей. Судебного решения для проведения операций не требовалось, поскольку не было посягательства на частную жизнь подозреваемых. Все необходимые документы были в открытом доступе, а свидетели допрошены во время судебного процесса. Тем не менее, заявители утверждали, что у наркоконтроля не было достаточных причин, чтобы проводить операции. Осужденные также настаивали, что раньше заявители не продавали наркотиков, и что совершить незаконное действие их вынудили оперативники. По мнению заявителей, суд этим утверждениям уделил недостаточно внимания.

ЕСПЧ пришел к выводу, что во всех случаях оперативные органы не смогли предоставить достаточных доказательство того, что операции были обоснованы надежной предварительной информацией, и что до контрольных закупок заявители занимались продажей наркотиков. Исходя из этого, нельзя считать обоснованными отклонение судами заявлений подсудимых о том, что их подстрекали к незаконным действиям. Таким образом, была нарушена справедливость судопроизводства, которую гарантирует статья 6 пункт 1 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Для возмещение нематериального ущерба Иван и Виктор Лагутини требовали 25 000 евро, Семенов – 195 000 евро, Шляхова – 10 000 евро. Зверян не выдвигал требования, поэтому ему пришлось довольствоваться моральным удовлетворением от решения Страсбургского суда. Остальным суд постановил выплатить по 3000 евро. 

Неторопливое расследование (Перевезенцевы против России)

Жалоба в ЕСПЧ поступила от четы Перевезенцевых – Веры Ивановны и Сергея Ивановича, проживающих в деревне Сново-Здорово в Рязанской области. Заявители сообщали о том, что смерть их сына Михаила во время его службы в армии была недостаточно тщательно расследована. В мае 2003 года Михаил Перевезенцев (1985 года рождения) был отправлен в Володарский район Нижегородской области для прохождения военной службы. Оттуда он регулярно писал письма родителям. В июне 2003 он написал: "Стодневка [последние сто дней перед демобилизацией] здесь тяжелая, ребятам приходится платить по 1000 рублей в десять дней. Не представляю, где я возьму такие деньги…". В следующем письме он рассказывал: "Деды разозлились, что я не принес им водку и деньги, теперь я по два часа работаю ночами, пот с меня просто льется ручьем…". В ноябре он писал: "Я сосчитал, что на этой неделе я спал восемь часов. А ведь это ежедневная норма солдата… Нас запугивают каждый день, это уже стало рутиной, даже при том, что у меня, кажется, сломано ребро, [поскольку] я едва могу дышать, они не позволяют нам обращаться к врачу, а еще они вывихнули мне нижнюю челюсть, она скрипит как ржавая телега". В других письмах Перевезенцев просил у родителей денег, чтобы отдать их дедам. Он рассказывал о случаях, когда духи не платили, а потом оказывались в больничном отделении с разнообразными травмами. 16 февраля 2004 года Михаил Перевезенцев была найден мертвым с веревкой на шее.

В тот же день Военная прокуратура Мулинского гарнизона начала расследование. Допросили сержанта Колядову – непосредственного начальника умершего. Перевезенцева отправили из батальона работать с сержантом: приглядывать за собаками и убираться в конурах. Колядова рассказала, что подчиненный был ленив, часто не выполнял порученную работу, был не слишком общителен, хотя в целом его поведение было совершенно нормальным, и психологических проблем у Перевезенцева не наблюдалось. Сержант знала, что родители отправляют солдату деньги. Когда она потребовала у него номер телефона его матери, чтобы пожаловаться на его поведение и предостеречь от денежных посылок, он явно занервничал и дал номер крайне неохотно.

В отчете генерал-лейтенанта Меркурьева, направленном командующему Московской военной частью генерал-лейтенанту Ефремову, говорилось, что во время военной службы отзывы о Перевезенцеве были хорошие. Однако психологическое обследование показало, что солдат находился в группе риска. Рядовой был неразговорчивым, замкнутым и не имел друзей среди соратников. Среди возможных причин самоубийства, перечисленных в отчете, дедовщина не упоминалась.

18 февраля было завершено обследование тела. Медицинская экспертиза подтвердила, что смерть Михаила Перевезенцева была самоубийством. Был допрошен водитель военного отделения по фамилии Шупер. Он отзывался о покойном как о добром, тихом и общительном молодом человеке. Рассказал, что у Перевезенцева было много друзей, и он никогда не жаловался на службу, которую, по мнению Шупера, выполнял тщательно и ответственно. Майор Огородов сообщил, что в день смерти Перевезенцева, примерно в 9.30 утра, он видел их ссору с Колядовой. Сержант кричала и ругалась, а потом запустила в подчиненного черпаком. Колядову допросили снова. Она рассказала, что 14 февраля она поручила Перевезенцеву вычистить конуры, а сама ушла обсудить с командиром вопрос о денежных пересылках рядовому. Командир решил, что пока Перевезенцев не объяснит, зачем ему деньги, он их не получит. Когда Колядова вернулась и увидела, что порученная подчиненному работа не сделана, он приказала закончить ее к понедельнику и пригрозила, что иначе он вернется в батальон.

Следствие допросило и других свидетелей, соратников и начальников, однако людей, которые могли бы притеснять Перевезенцева, угрожать ему или вымогать у него деньги, так и не нашло. Расследование несколько раз прекращалось и возобновлялось, пока не было окончательно закрыто 11 октября 2010 года. Причиной смерти Перевезенцева, по мнению следствия, явились его собственные внутренние переживания.

Государство выразило уверенность, что власти не могли предвидеть самоубийство Михаила Перевезенцева и предотвратить его. Расследование было своевременным и тщательным, поэтому продолжать дело не имело смысла. Правительство согласилось с отчетами международных обозревателей, что в стране встречаются случаи дедовщины. Но оно выразило уверенность, что делать обобщения на основе таких отчетов нельзя, и надо рассматривать каждый отдельный случай. Заявителям, однако, отговорки властей показались неубедительными. По их мнению, власти показали себя не способными ни защитить порученного государственным заботам новобранца, ни найти виновных в смерти Михаила Перевезенцева. Таким образом, по их мнению, была нарушена статья 2 Европейской конвенции, гарантирующая право на жизнь, защиту жизни и наказание виновных, а также статья 13 Конвенции о праве на компенсацию за нарушение прав. 

Страсбургский суд пришел к выводу, что хотя расследование и началось сразу после смерти Михаила Перевезенцева, но длилось оно 6 лет, периодически в нем возникали необоснованные остановки и задержки. Так что быстрым его назвать никак нельзя, а в таких случаях для эффективности расследования необходима расторопность. В тщательности расследования у суда тоже возникли сомнения. ЕСПЧ, например, смутило, что власти так и не смогли точно установить, подвергался умерший угрозам и вымогательству или нет. Суд, к тому же, обратил внимание на то, что относительно психологического состояния умершего возникали сомнения, однако никаких попыток устранить риск нервного срыва со стороны властей предпринято не было. Страсбургский суд пришел к выводу, что нарушена статья 2 Конвенции, а статья 13 была рассмотрена в рамках этого нарушения. Заявители не указывали точной суммы возмещения нематериального ущерба, оставляя это на усмотрение суда, однако указали, что на судебные издержки у них ушло 6380 евро. Суд постановил выплатить заявителям требуемую сумму за судебные издержки, а также 40 000 евро в качестве компенсации нематериального ущерба.