Банкротство за последние 5 лет стало наиболее динамично развивающейся частью нашей правовой системы. Изменения, которые произошли в подходах к оспариванию сделок, субсидиарной ответственности, участию аффилированных кредиторов и прочем, можно охарактеризовать как тектонические. Все изменения в законодательстве обычно происходят «через перегибы – к компромиссу», и банкротство здесь не исключение.
Судебная практика, увлёкшись оспариванием сделок, совершённых перед банкротством, установлением рыночности условий и возврату полученного по сделкам в конкурсную массу, под одну гребёнку причесала и услуги юристов.
Классическим сценарием любого банкротства является «веерное» оспаривание сделок и платежей, когда конкурсный управляющий, получив из банка историю платежей банкрота за последнее время, оспаривает все сделки, подпадающие в шестимесячный период подозрительности, установленный ч. 3 ст. 61.3 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», или же в годичный период оспаривания сделки как подозрительной, по основаниям, установленным ч. 1 ст. 61.2 закона. Встречаются также попытки «копнуть еще глубже» и взять трехлетний рубеж. При этом у управляющего нет варианта не обжаловать сделки. Если он это не сделает, то сделку за него обжалует кредитор, а одновременно кредитор неполученные деньги постарается взыскать лично с управляющего в качестве убытков. Поэтому оспаривается всё, превышающее некий очень низкий «порог отсечения» - обычно свыше 10 или 50 тысяч рублей. Среди обжалуемых оказываются в том числе и платежи привлечённым юридическим компаниям, которые могли консультировать банкрота незадолго до подачи заявления о банкротстве.
При этом злая ирония заключается в том, что обычный контрагент, возражая против оспаривания сделки с ним как совершённой с предпочтительностью, в случае платежа за пределами месячного срока до начала банкротства, может пытаться ссылаться на свою неосведомлённость о признаках неплатёжеспособности должника. А внешние юристы-консультанты, которые привлечены именно для участия в судебных процессах, так поступить не могут, поскольку они очевидно были осведомлены о признаках неплатёжеспособности банкрота. И получается, что поощряемым законом добросовестным поведением для юристов является либо отказ от получения денег за свою работу, либо отказ от оказания услуг банкроту, раз он всё равно не выйдет из состояния неплатёжеспособности и в будущем получение денег от него будет оспорено. Устоявшейся практикой является сравнение юристов и врачей. В нашем случае уместно сравнить группу юристов и группу хирургов, пытающихся провести спасительную, как правило, очень сложную и дорогую операцию или уменьшить вред, но в отличии от хирургов, денег юристы за нее не получат, более того, отдать придется с процентами.
Ситуация в действительности абсурдная, но выхода из неё нет и пока даже не предвидится.
Ещё одним популярным способом оспаривания платежей банкрота является оспаривание стоимости услуг внешних привлечённых консультантов. Ни для кого не секрет, что почасовые ставки ведущих или даже средних юридических фирм значительно отличаются как от установленных государством ставок оплаты труда адвокатов, оказывающих бесплатную юридическую помощь в рамках уголовного процесса, так и от расценок, рекомендуемых региональными адвокатскими палатами. А именно эти ставки очень любят принимать в качестве ориентира оценщики, которым поручено оценить стоимость оказанных услуг.
Дополнительно ситуация усугубляется складывавшейся не один десяток лет практикой взыскания судебных расходов. Хотя формально закон ничего не говорит о предельных расходах на юридические услуги, на практике суды очень любят взыскиваемую сумму уменьшить в 10-15 раз от запрашиваемой истцом. Поэтому судье очень сложно сказать, что ставка 500 евро в час вполне рыночна, если ранее он же при рассмотрении в другом деле вопроса о судебных расходах рассчитывал услуги исходя из ставки 10 тыс. рублей за судодень.
Если все данные соображения по ставкам мы совместим с утверждением конкурсного управляющего, что юристы, участвующие в судах, не могли не знать о неисполнении должником своих обязанностей, мы приходим к выводу, что под угрозой любой платёж юристам за три года до банкротства.
При этом всё вышесказанное относится не только к внешним юристам, но и к штатным сотрудникам предприятия. Постоянно в различных регионах предпринимаются попытки оспорить выплаченные внутренним юристам премии, повышение зарплат. Речь идёт не о золотых парашютах, а о том, что выплата юристу огромного завода премии в 100 тысяч рублей уже является основанием для заявления в суд. Но по штатным юристам пока практика положительна, поскольку суды кассационной инстанции (как уровня округов, так и ВС РФ) склонны к таким спорам применять трудовое законодательство, а оно гораздо более надёжно защищает работника.
В итоге в настоящий момент классический вопрос «Что делать?» не имеет ответа. Судебная практика в каждом регионе складывается индивидуально, единого подхода нет, но общая тенденция прослеживается достаточно чётко – деньги придётся вернуть. Поэтому пока остаётся только ждать очередного постановления Пленума, либо обзора судебной практики от Верховного суда, единственной инстанции, способной определить подход к таким спорам.