ПРАВО.ru
Интервью
17 октября 2018, 7:43

Андрей Гольцблат: для некоторых юристов деньги – это проблема

Андрей Гольцблат: для некоторых юристов деньги – это проблема
В 2018 году Berwin Leighton Paisner (BLP), включая её российскую практику Goltsblat BLP и Bryan Cave LLP США, объявили о слиянии. В итоге российский офис стал частью глобальной фирмы и был переименован в Bryan Cave Leighton Paisner (Russia) LLP. О том, что значит стать международной компанией с масштабным американским присутствием в условиях санкций и как команда перестроилась, рассказал управляющий партнёр российского подразделения Андрей Гольцблат.

Меня спрашивали: «Тебя поздравить или наоборот?»

Объединение с Bryan Cave – это некий закономерный этап нашего развития, нашего коллектива единомышленников, формировавшегося на протяжении более 20 лет, составляющего основу сегодняшней компании. 25 лет назад я начинал с маленькой юридической фирмы, потом мы объединились с Сергеем Пепеляевым и создали одну из лучших национальных юридических компаний в России того времени. Она просуществовала до конца 2008 года. В 2009 году мы с партнерами приняли решение об объединении с Berwin Leighton Paisner, известной английской фирмой, и создали Goltsblat BLP – российскую практику международной юридической фирмы. Следующий этап – слияние с Bryan Cave. Теперь мы продвинулись еще дальше в профессиональном развитии и стали глобальной юридической фирмой. Вместе с тем, несмотря на слияние, мы по-прежнему юридическая фирма с сильнейшей экспертизой в российском праве, и в этом смысле мы российская фирма и в то же время международная.

Объединившаяся фирма Bryan Cave Leighton Paisner располагает значительными ресурсами, начиная от Северной Америки и заканчивая азиатским регионом, – это дает новые ощущения и повышает нашу самооценку.

Bryan Cave и BLP объявили о слиянии

Конечно были сомнения, как мы будем дальше позиционироваться, что нам предлагать рынку, какая у нас теперь должна быть  стратегия. Было много опасений, связанных с санкционными вопросами. Все это вносило определенную дисгармонию в наше существование и требовало решения задач, в том числе социальных внутри коллектива. Как мне кажется, сейчас мы с ними достаточно успешно справились. Мы начинаем активно продвигать в России наши глобальные возможности, в том числе и  американскую экспертизу. Да, что-то мы потеряли, но получили больше за счет того, что можем предложить ресурсы глобальной компании. Мы начали работу над новыми большими проектами, у нас появились новые серьезные клиенты. Например, крупная международная авиакомпания, крупнейшие компании с государственным участием.

Пришлось адаптироваться ментально – политически и философски. Я несколько раз слышал вопрос, который мне задавали чаще всего очень осторожно: «Тебя поздравить или наоборот?». Я отвечал: «Конечно, поздравить», хотя в душе были сомнения. Сейчас я, наверное, с уверенностью могу сказать: «Поздравить».

Смена бренда – это еще и моя личная история

Мы привыкли существовать девять лет в одном определенном пространстве, в одной философии с брендом Goltsblat BLP, с пониманием стратегии, которую мы реализуем на рынке, а изменение названия, изменение статуса компании, безусловно, потребовало нового осмысления: кто мы теперь, что мы теперь и каким образом мы будем продолжать работать и развиваться.

Было много личных эмоций, с которыми мне пришлось справляться самому. Помогли коллеги, коллектив, семья. Я как-то пережил этот этап, посмотрел на эту историю с другой стороны и увидел гораздо больше преимуществ, чем недостатков. Например, новый статус позволил нам участвовать в тендерах на обслуживание двух российских госкомпаний, которые мы выиграли. Если бы у нас не было американской части нашей компании, вряд ли это было бы возможно. Вопросы санкций сейчас стоят очень остро.

Мы продолжаем активно развивать отношения с другими крупнейшими российскими компаниями и иностранными инвесторами, для которых очень важно то, что мы теперь часть глобальной фирмы. 

Наша задача – не вернуться на рынок (потому что мы с него не уходили), а дать рынку новое понимание, новое сознание того, кто мы с тем, чтобы двигаться дальше. 

Я всегда исходил из того, что бренд – это очень важно, но мы знаем десятки примеров, когда изменение бренда происходило очень быстро, старый бренд забывался. Наша задача – не пытаться цепляться за старое, а инвестировать как можно больше в новое, чтобы рынок как можно скорее увидел и понял, что такое новый бренд, почему он лучше, чем он более эффективен и почему мы стали другими, а не просто сменили вывеску. Да, «Гольцблат» ушел из названия компании, но личный бренд, мне кажется, никуда не делся. Я продолжаю общаться с клиентами, веду несколько серьезных проектов, теперь я работаю под брендом Bryan Cave Leighton Paisner, но Гольцблат остался, поэтому для меня это еще большее преимущество: с одной стороны, я остаюсь тем, кем я был, а с другой – я получил мощнейший ресурс, который позволяет мне предлагать более широкие возможности нашей фирмы.

В условиях санкций мне спокойно 

На мой взгляд, рынок немножко поджался с 2014 года. Это вызвано несколькими вещами: санкциями и тем, к чему они привели, то есть к негативным экономическим последствиям. Рубль колеблется и это не приносит большого счастья для бизнеса. Юридический рынок один к одному коррелирует с экономикой, при этом я по-прежнему считаю, что многопрофильная международная компания имеет больше шансов развиваться и расти, чем узкопрофильная и маленькая. Даже в условиях санкций. 

В условиях санкций, да, мы потеряли что-то, но мы выиграли больше за счет того, что стали глобальными и мы можем предложить другие ресурсы. Надо понимать, что правительства могут принимать какие угодно законы. Меня это не беспокоит. Мы же юристы — мы должны быть прагматичны. В 2003 году нам сказали, что только адвокаты должны представлять интересы в суде, и мы пошли в адвокаты. Потом КС отменил эту норму и мы пошли обратно. Скажут идти в монополию — пойдем в монополию. Вопрос организации нашей работы не имеет принципиального значения. Для нас принципиально, что мы можем предложить клиенту и как мы можем это сделать максимально эффективно. А если ты умеешь это делать, то форму организации своих навыков ты найдешь всегда.

Уход партнеров, «чтобы сохранить клиентов», – мне кажется, это лукавство

Причиной развода или выделения групп партнеров из юридических фирм могут быть самые разные: это может быть личная несовместимость с руководителем или другими партнерами. В большом количестве случаев причина «сохранить клиентов» – мне кажется, это лукавство. Хотя я не исключаю, что в отдельных случаях это может быть продиктовано желанием сохранить клиентов (например, из-за санкций). Но не факт, что эти клиенты пойдут за ними, поскольку для них важна защита. У больших компаний есть бренд, гарантии, страховки и заверения. Что есть у отделившихся? Группа из трех человек, да, они прекрасные ребята, замечательные юристы, но это группа из трех человек. И ты готов им доверить пятимиллиардную сделку?

Последние годы на рынке появилось большое количество успешных небольших компаний. Это «Кульков, Колотилов и партнеры», «Корельский, Ищук, Астафьев и партнеры», «Некторов, Савельев и партнеры» и другие. В таких национальных компаниях есть свои преимущества. Во-первых, у них есть своя рыночная ниша, которая позволяет им быть достаточно успешными. Во-вторых, они более самостоятельны в принятии решений, у них есть чувство собственности, которое позволяет им ощущать себя более самореализованными, чем просто юристам. Мы живем в ощущениях, и профессиональные ощущения – это возможность сказать, что я самореализован и востребован. Когда о тебе забывают, когда тебе не звонят, когда руководитель, старший партнер перестают с тобой общаться – всё это вызывает стресс. А маленькие компании позволяют культивировать чувство самореализации и востребованности, что дает ощущение удовлетворенности и некоего счастья.

Российские юрфирмы в одиночку не справятся с объёмами  

Если гипотетически представить, что завтра всем иностранным юридическим фирмам запретят работать на рынке, то российские компании просто не справятся с колоссальными объемами (прим. подобные меры предполагались в первой редакции контрасанкционного законопроекта). Во-вторых, сами государственные компании пострадают, потому что не получат той экспертизы и того качества, которые им необходимы. 

Это связано в первую очередь с различными правовыми системами, а при нынешних масштабах бизнеса без англо-саксонского права будет сложно. Кроме того, в нашей образовательной системе отсутствуют вещи, которые позволяют студентам осваивать международные правовые институты, связанные с крупнейшими сделками, финансированием. Этому можно научиться в ходе работы, но у тебя не будет достаточной квалификации. Работая в зарубежной фирме, даже российские юристы получают одну самую важную вещь – это институциональное понимание взаимоотношений бизнеса, акционеров и пр. Например, сделка финансирования, где банк предоставляет кредит. 

В российской правовой системе  это достаточно узко рассматривается. Если же ты понимаешь основные правовые институты в их общепризнанном международном значении, то ты можешь дальше работать в любой юрисдикции. Или, например, сделки по слияниям и поглощениям, там есть ряд общепринятых международных институтов: гарантии и заверения, call / put-опцион и так далее. Эти вещи в России не преподают. Да, сейчас они есть у нас в Гражданском кодексе, но пока они не получили массового понимания, осмысления и глобального применения.

Люди, которые считают, что Legal Tech заменит юристов, просто никогда не были в суде

Я технологии воспринимаю как вспомогательный продукт, который позволяет наиболее эффективно выстраивать процессы работы, а также эффективно коммуницировать с клиентом, коллегами и внешним миром. Это я называю технологическое развитие в юридическом бизнесе.

Вещи, связанные с  искусственным интеллектом, – это просто еще один вспомогательный ресурс, который позволяет автоматизировать ту или иную ручную работу. Мы раньше тоже печатали на машинке, тогда не было электронной почты – только факс. Но если говорить о том, что юридическая профессия будет заменена роботами, то мы придем к одному интересному выводу: если юристы превращаются в роботов, то правосудие тоже будут вершить роботы? Тогда и правосудие должно вершиться в отношении роботов! Тогда вопрос: зачем мы, люди, вообще нужны? 

Понятно, что некоторые рутинные и узко систематизированные вещи, такие как подача типовых исков в суд и разбирательства со штрафами ГИБДД, может делать робот, но есть вещи, которые без способности человеческого интеллекта анализировать, в том числе используя эмоции, невозможно выполнить. 

Люди, которые пропагандируют роботозамещение в юридической профессии, просто не понимают, о чем они говорят, или они никогда не были в суде.  

Мы максимально интегрируем технологические решения в свои процессы. Все предложения, которые есть на рынке. Это система управления знаниями, весь багаж интеллектуального наследства. Это система учета времени юристов, это система коммуникации с клиентами. Масса всего! Внутренней разработки у нас нет, нам это ни к чему, мы покупаем продукты. Мы можем просить что-то доработать. Создайте для нас, юристов, более широкие возможности для реализации наших знаний и навыков – вот, что нам надо. А нас заменять не надо, мы сами заменимся, если что.

Путь от помощника до партнёра занимает 9 лет 

Мы берем много студентов, у нас постоянно находится порядка 20–30 стажеров. Как правило, это студенты МГУ, МГИМО и ВШЭ. Они стажируются, мы на них смотрим, потом лучших принимаем в штат на позицию младшего юриста по получении диплома. В команде студенты развиваются, у них есть наставники. Если человек не закончил университет, то он будет работать помощником, пока не закончит, а сразу после этого он становится младшим юристом. В этой должности он может работать год-два – в зависимости от его способности развиваться и наращивать опыт. Дальше три года он работает юристом, далее несколько лет он работает старшим юристом. В целом до статуса партнера специалисты работают 7–9 лет. 

Мы, конечно, принимаем и внешних юристов из других юридических фирм. Но «выращенные внутри» сотрудники более адаптивны к культуре, к традициям, к ценностям фирмы. У приходящих, как правило, была иная культурная среда и им необходимо адаптироваться к нашей. Что-то лучшее мы можем взять и от них тоже. Но культура в юридической фирме должна быть монотеистической, как и в любой другой организации. Без этого мы не сможем эффективно работать. 

Очень важное и самое действенное в обучении кадров – необходимость себя заставлять исправлять то, что они делают не совсем качественно, не отвечающее принятым стандартам. К сожалению, бывают партнеры, которые себя этим не утруждают: «так сгодится». Я буду требовать от юриста идеальный продукт и буду тратить на это столько времени, сколько потребуется, до тех пор, пока не получу то, что надо клиенту, и то, что отвечает моим требованием к качеству и принятым в фирме стандартам. Тогда через какое-то время я смогу такого специалиста без оглядки отправлять к клиенту, зная, что он все сделает верно. Если партнеры не будут тратить время на стажеров, младших юристов, юристов, то продукт, который будет выходить из стен компании, будет не сильно востребованным. Клиент в следующий раз может и не обратиться. Наставничество – это вопрос профессионализма всей компании.

Социальные лифты в юриспруденции

Если мы оттолкнемся от банального «мой папа работает в «Роснефти» или «моя мама работает в министерстве», то другие социальные лифты – это только твоя работа, твоя настойчивость, трудолюбие и профессионализм. Это поможет попасть в большую компанию – такую, как наша. Это очень хорошая платформа для профессионального роста, причем это не только возможность стать консультантом в рамках компании. Это возможность в дальнейшем попробовать себя и на позиции инхауса, на очень хорошую позицию. Кому-то работа консультантом не подходит. Бывает, что человек сидит и у него ничего не получается, уходит в бизнес к клиенту и расцветает. И все выигрывают.

У кандидата должны быть фундаментальные, институциональные знания в юриспруденции. Английский язык – это некая данность, без него в профессию идти не стоит. Другие языки (например, знание в совершенстве японского или немецкого) могут дать вам только небольшое преимущество: деловой мир говорит на английском. 

Человек должен быть обязательно пунктуальным, исполнительным, но при этом в своей исполнительности он должен быть креативным, не просто «побежал – сделал», он должен иметь способность и возможность сказать: мне кажется, что лучше сделать вот так, а грамотный руководитель и партнер всегда выслушают, а самый грамотный – найдет в себе способность признать, что он не прав, согласится сделать действительно правильно. 

Еще одно качество – это социальная адаптивность: когда человек приходит в коллектив, он должен воспринимать культуру, которая существует, и принимать её. У всех разные способности к социальной и ментальной адаптации, и тут мы стараемся помогать. Ответь себе на вопрос «твое это или нет». Сможешь ты или нет. Пошел учить физику – не то, бросил. Пошел юристом и стал отличным специалистом. Я понимаю, что в 16–17 лет определиться с выбором трудно. 

Про российскую высшую школу все уже сказано много раз, ее главная проблема – отсутствие какого-то понимания профессиональной работы. Может, я ошибаюсь и что-то поменялось, но я не вижу, чтобы студенты были готовы грамотно подавать информацию для клиента и коммуницировать с ними, вести себя на встрече. Понятно, как быть прокурором, оперативником, следователем и так далее их научат. Остальному – нет. Поэтому этим занимаемся мы, может быть, это и неплохо.

Для некоторых юристов деньги – это проблема

Никогда не стал бы работать, если бы мне предлагали участвовать в какой-нибудь афере, связанной с нарушением прав или этических норм поведения. Например, если юрист требуется для того, чтобы осуществить рейдерский захват, если юристу нужно выступить посредником между взяткодателем и взяткополучателем или даже участвовать в переговорах между ними. Для нас это неприемлемо. 

Не стоит обманывать клиента – даже исходя из лучших намерений. Надо говорить клиенту все так, как есть, и уметь это сказать. К сожалению, очень многие хотят выглядеть лучше, чем они есть на самом деле. Если ты сказал «это займет столько времени, и, скорее всего, мы придем к такому результату», то ты должен это сделать. И если ты профессионал и обладаешь опытом, то, скорее всего, так и будет в 80–90% случаев, тогда клиент будет тебя реально ценить. 

И еще одна проблема для некоторых юристов – это деньги. Деньги становятся основной целью их деятельности. В результате они пускаются во все тяжкие. Надо понять одну простую вещь: не надо говорить себе «я должен заработать денег», надо говорить себе «я должен профессионально развиваться, я должен профессионально оказывать услуги клиентам – тогда у меня появятся деньги».

Я могу написать целую книгу про стрессы юристов

Про это очень много сказано, и это действительно так. Не надо пытаться лечить стресс алкоголем, нужно больше общаться и заниматься спортом, в целом вести более активный образ жизни. Стрессы будут все равно, но с ними легче справляться, если не загонять себя в зависимости.

Алкоголь, депрессия и прочие неприятности юристов

Были и будут еще тяжелые ситуации и жизненные, и профессиональные, но, мне кажется, я научился с ними справляться на эмоциональном уровне, на уровне сознания и понимания. Наркотики я никогда не употреблял. Насколько известно, подобные стимуляции загоняют еще в больший стресс и создают большую проблему, при этом мир, скорее всего, искажается и видится иначе. Для юриста важно быть в форме, важно быть успешным и довольным, вселять уверенность в клиента. Никто не доверит свои проекты юристу с поникшей головой. Ну и, конечно: «Client First». 

Я плаваю. Стараюсь это делать хотя бы два раза в неделю. Получается не всегда. Обычно мне хватает проплыть километр. Я занимался водным поло в школе, и плавать мне нравится. Меня расслабляет музыка. Я воспитывался и жил в культуре 60-х, поэтому вечером, когда мне нужно просто абстрагироваться от работы, я включаю и слушаю The Rolling Stones, Pink Floyd, Led Zeppelin, Jethro Tull. Собираю винил, у меня его очень много, и я, естественно, ищу исключительно винил; не реплики, которые переписаны с цифры, это то же, что  ITunes. У меня хорошая аппаратура, но, помимо нее, у меня есть  «Мелодия-3», в 1982 году ее подарили отцу на юбилей. Я ее подключаю к своей аппаратуре, и звук идет очень чистый и более естественный, даже чище, чем с современной «вертушки». Возможно, это дело вкуса.