"Право.Ru" продолжает рассказывать о видных юристах их же словами. В новой серии – судья Конституционного суда РФ Николай Бондарь, который говорит о надежде, что в будущем ни у кого не возникнет желания "скрестить" конституционное правосудие с другими формами судебной юрисдикции, о преодолении конституционного нигилизма в обществе и юридических вузах, об объективных пределах вмешательства КС в некоторые сферы отношений власти, собственности, свободы и многом другом.
О начале карьеры конституционного судьи
"…Подчиняться только Конституции РФ, ничему и никому более". Эти слова – из присяги судьи Конституционного суда, которую мне посчастливилось торжественно-взволнованно произнести на заседании Совета Федерации 16 февраля 2000 года примерно в 11 часов 10 минут после тайного голосования по кандидатуре на замещение вакантной должности судьи КС. Нет сомнений, что в профессиональном плане назначение судьей КС для меня стало самым значительным событием жизни <…> Охранять Конституцию – особая профессия, вершина профессиональной карьеры юриста; одновременно это своего рода искусство, искусство поиска баланса власти и свободы, демократии и дисциплины, прав и обязанностей, публичных и частных ценностей.
Что значит быть судьей Конституционного суда? Чем конституционный судья отличается от [судей] других юрисдикций? Возможно, на интуитивном уровне пришлось задуматься над этим уже на заседании СФ. Речь идет об адресованном мне при обсуждении вопроса о назначении на высокую должность вопросе одного из членов СФ: "Как будете судить в качестве судьи КС – по закону или по совести?". До сих пор удивляюсь, как, не растерявшись, быть может, даже излишне спокойно ответил: "И не по совести, и не по закону". Затем, после небольшой паузы, добавил: "А по Конституции". Ответ был воспринят, как я сразу почувствовал, весьма одобрительно, что нашло свое подтверждение в убедительных итогах тайного голосования.
Так получилось, что мою кандидатуру представил в СФ Владимир Путин, который был в то время исполняющим обязанности Президента РФ. Данное представление моей кандидатуры было первым кадровым вопросом исполняющего обязанности президента в СФ. Понимаю, что это случайности, но приятные…
Мне посчастливилось работать в суде, в частности, с М. В. Баглаем, Н. В. Витруком, В. О. Лучиным, Т. Г. Морщаковой, то есть теми, кто уже не один год назад ушел в отставку. Понимаю, что всякие оценки личностей субъективны, но, по моему мнению, это выдающиеся судьи-конституционалисты, у которых я имел возможность учиться, в том числе на заседаниях КС.
О российском конституционализме
Каждый народ имеет такую систему конституционализма, которая соответствует его национальным, историческим, социокультурным потребностям и традициям…
При всей сложности, противоречивости развития российского конституционализма (как в научно-теоретических, так и практически-прикладных его компонентах) представляется важным осознание того, что отечественный конституционализм берет начало не в 90-х годах прошлого века. История российского конституционализма едина, что является отражением единства, цельности духовной культуры и нравственного духа нации; недопустимо вырывать из этой истории страницы ни советского, ни самодержавного (в том числе даже придворно-бюрократического), ни либерально-демократического или иного понимания отечественного конституционализма.
Даже к самому понятию конституционализма, не говоря уже о подготовке специалистов в области конституционализма, немыслимо подходить без учета наших, отечественных – а не заимствованных извне в виде неких политико-идеологических и формально-юридических инъекций – нравственных национально-культурных представлений о власти и собственности, свободе и ответственности, о всем том, что составляет глубинные характеристики реального конституционализма <…> Не "импортно-либеральным", а именно таким подходам к проблемам конституционализма я учился в свое время, задолго до демократических преобразований 1990-х годов, у прекрасных ученых.
Конституционализм – понятие не только публично-правовое, но и нравственно-этическое. Это первый и, возможно, главный урок, который я извлек в своих университетах конституционализма, чему учился у своих учителей. Но в этом тезисе необходимо видеть не противопоставление, а взаимодополнение, тесное переплетение нравственно-этических и публично-правовых начал конституционализма.
О духе Конституции РФ
Каждый народ имеет такую конституцию, которой он достоин.
Конституция – не только сам по себе текст, но это еще и дух Конституции, то есть те основополагающие ценности, принципы, устои нашей жизни, которые не обязательно имеют конкретное текстовое закрепление в Конституции, но в конечном счете вытекают из нее.
Сегодня основная наша задача – не изменение, а исполнение Конституции, раскрытие ее внутреннего потенциала.
О Конституционном суде
КС в моем представлении больше чем суд. Он судит" не человека, а закон, принятый парламентом и подписанный президентом.
Решение КС – не законодательный акт, но по юридической силе оно сильнее, чем закон.
КС может многое. Но не все. Для него тоже существуют объективные пределы вмешательства в соответствующие сферы отношений власти, собственности, свободы. Одним из сложных является для него вопрос об экономических возможностях государства как объективном пределе конституционно-судебной защиты социальных прав. Речь идет о том, в какой мере и каким образом КС должен учитывать при разрешении конкретных дел о конституционности норм социального законодательства (с чем, пожалуй, в наибольшей степени связаны современные социальные противоречия) материально-финансовые возможности государства. Допустима ли квалификация материально-финансовых возможностей государства в качестве некой меры обязанностей государства перед своими гражданами по обеспечению социальных прав?
Недопустима политизация [ценностей], а необходима конституционализация политики, то есть [нужно] руководствоваться в политической сфере конституционными ценностями, а не политизировать их.
Что касается КС, то не только сейчас, но, надеюсь, и в будущем, по крайней мере на государственном, законотворческом уровне (а не просто как теоретическая идея), не возникнет желания "скрестить" конституционное правосудие с другими формами судебной юрисдикции. В отличие от США, которых нередко приводят в пример как "бесспорный аргумент" в пользу единого верховного судебного органа, во всех странах Европы, включая Россию, избрана принципиально иная модель судебной проверки законов на их соответствие Конституции, предполагающая создание для этого специализированных судебных органов. И они есть во всех странах Европы, впрочем, как и в большинстве стран Азии, Африки и даже Латинской Америки.
Об особом мнении судей
КС – один из наиболее демократичных органов. Имеется в виду в том числе возможность отстаивания при принятии решений каждым судьей своего мнения, что включает и право на особое мнение (мнение). Особое мнение означает, что судья не разделяет итоговый вывод, содержащийся в резолютивной части постановления (определения) суда и, стало быть, положенную в основу этого вывода систему аргументации. В то же время, проголосовав за сформулированный КС в резолютивной части постановления (определения) итоговый вывод о соответствии (несоответствии) оспариваемых положений закона Конституции, судья имеет возможность изложить свое мнение по поводу тех или иных положений мотивировочной части данного решения. В этом плане и особое мнение, и мнение представляют собой вариант доктринального толкования решения КС.
Особые мнения (мнения) судьи могут расцениваться <…> в качестве важной, необходимой и профессионально значимой формы в отправлении конституционного правосудия. Очевидно, однако, и то, что особые мнения (мнения), – не самоцель. Нельзя не учитывать и того обстоятельства, что их написание сопряжено для судьи со многими нравственно-этическими началами самоограничения, с недопустимостью их использования в ущерб авторитета КС и его решений.
О европейском конституционном праве и взаимоотношениях КС РФ и ЕСПЧ
Нормативно-правовая система современного европейского конституционализма применительно к государствам – членам Совета Европы, условно говоря, многослойна. Она формируется, в частности, на основе конвенционного регулирования, с одной стороны, и национального конституционного законодательства – с другой. Отсюда ясно, что важнейшей проблемой является обеспечение непротиворечивого взаимодействия этих нормативно-правовых компонентов, а отношения ЕСПЧ и национальных конституционных судов служат ее концентрированным воплощением с точки зрения практики реализации соответствующих норм и институтов.
Отношения между ЕСПЧ и КС РФ строятся на основе прямых и обратных связей и, соответственно, имеют двусторонний характер и сложное содержание. Это проявляется, в частности, в том, что правовые позиции ЕСПЧ, оказывая заметное воздействие на практику конституционного правосудия, в то же время во многом именно благодаря решениям КС РФ приобретают качества внутригосударственной формально-юридической значимости, через конституционно-судебное правоприменение и нормативно-интерпретационную деятельность Конституционного суда наращивают свой нормативный потенциал. Речь в данном случае идет не только об использовании КС РФ практики европейского конвенционного контроля для целей конституционного судопроизводства, но и о конституционно-судебном обосновании решений ЕСПЧ в качестве источника права.
Если Конституцией РФ предусмотрен более высокий стандарт гарантирования прав и свобод человека и гражданина, нежели в выявленном ЕСПЧ смысле конвенционных положений, применению подлежат нормы Конституции РФ, и, соответственно, наоборот, если более высокий уровень обеспечения прав и свобод человека и гражданина вытекает из правовой позиции ЕСПЧ, то она имеет приоритетное значение перед конституционными нормами.
Оценивая влияние решений ЕСПЧ на практику КС РФ в зависимости от формы осуществляемого КС нормоконтроля – абстрактного или конкретного – следует заметить, что из 168 решений КС, в которых по состоянию на 1 мая 2010 г. непосредственно использованы правовые позиции ЕСПЧ либо упоминаются принятые им решения, 160 решений принято в порядке конкретного нормоконтроля, четыре – в порядке абстрактного, и четыре – в рамках "совмещенного" нормоконтроля.
О юробразовании как составляющей конституционного строя
Юридическое образование проявляет себя как составляющая одной из основ конституционного строя, институционное средство кадрового обеспечения законности и правопорядка, защиты суверенной российской государственности. Юристы-правоведы являются, без преувеличения можно сказать, кадровой основой охраны и обеспечения безопасности РФ.
В основе государственной политики реформирования юридического образования должно лежать четкое представление о национальной конституционной модели современного юриста. Она сама по себе, в основных своих характеристиках, имеет конституционное обоснование: в основе всех ее составляющих должны лежать конституционные ценности демократической правовой государственности России.
Следует признать, что основные мотивы замены исторически сложившейся у нас системы юридического образования (по 5-летней программе подготовки специалистов) на двухуровневую систему "бакалавр – магистр" никоим образом не связаны с целями повышения качества юридического образования. Никто и не скрывает, что в данном случае имеется в виду иная цель – включиться в процесс унификации национальных европейских систем юридического образования. Одним словом, унификация рассматривается как самоцель, хотя там, на европейском образовательном пространстве (и тем более – на рынке юридических услуг Евросоюза), нас, кажется, никто не ждет. Это надо признать откровенно.
Большая часть юридических кадров, прошедших подготовку по соответствующей двухуровневой системе, окажется за бортом традиционного для России элитного, фундаментального характера юридического образования. Взамен фундаментальности сейчас утверждается компетентностный принцип, предполагающий индивидуальную подготовку студента в соответствии с запросами работодателей. Последствия подобного перехода скажутся позже, однако уже сейчас ясно, что в преобладающей части это будет качественно иной уровень юридического образования, что, надо полагать, ожидает как бакалавров, так и магистров права. Так, что касается системы бакалавриата, то теперь, как известно, именно по этим усеченным программам 4-летнего обучения будет готовиться в России основная часть юристов: в магистратуре продолжат обучение, по оптимистичным оценкам, около 20–25 % бакалавров. Известно, что это первая ступень высшего юридического образования. Но может ли она считаться полностью самостоятельной и завершенной, если уже сейчас работодатели (наниматели) не воспринимают бакалавров в качестве работников с полноценным (надлежащим) высшим образованием, а государство, законодатель по этому поводу, просто молчит, не принимает номенклатуру юридических должностей, которые могли бы замещаться бакалаврами. Зато уже появились ведомственные нормативные документы, запрещающие профессиональное вторжение юристов-бакалавров в такие сферы квалифицированной юридической деятельности, как, например, правосудие. (О том, что Госдума с подачи ВС приняла в первом чтении законопроект, согласно которому на должность судьи не смогут претендовать юристы-бакалавры, "Право.Ru" писало здесь >>>)
Соответственно, эти процессы объективно порождают люмпенизацию юридической сферы профессиональной деятельности, т. е. в этих (новых) условиях естественным образом возникает образовательный провал в подготовке юридических кадров, где преобладающей части суждено стать заведомыми аутсайдерами-бакалаврами или же магистрами юриспруденции зачастую без… юридического образования. Что же касается интеграции нашего магистерского юридического образования в международную образовательную среду, то сегодня это весьма сомнительная задача даже с учетом некоторых чисто технических моментов: даже в Европе (как и в США) до сих пор не решена проблема выработки минимальных критериев завершенности и полноты академической ступени юридического образования, на основе чего можно было бы двигаться, в свою очередь, к выработке международно признанных стандартов (критериев) завершенного (полноценного) высшего юридического образования. Очевидно, что достижение согласия по этим критериям затруднительно – об этом свидетельствует и зарубежный опыт – даже в рамках отдельных национальных систем юридического образования.
Неудобно признавать, но конституционный нигилизм порой процветает, в том числе в юридических вузах: прежние представления о Конституции как чисто декларативном документе, а не Основном законе прямого действия остаются ни к чему не обязывающей идеологической и во многом научно-педагогической догмой для заметной части преподавательского состава отраслевых юридических дисциплин, особенного уголовного профиля. Это проявляется и в учебной литературе: немало можно обнаружить учебников отраслевого профиля для юридических вузов, где Конституция даже не упоминается в качестве источника соответствующей отрасли права.
Вот и оказываемся в конституционном зазеркалье учебного процесса, где господствует своего рода пароксизм отраслевой автономии, учебно-дисциплинарная "суверенность" в преподавании отдельных правовых дисциплин, для которых и Конституция, и решения КС РФ – как особый вид источников права – просто не существуют.
Право.Ru" – ноябрь 2010, ноябрь 2014; "Российская газета" – март 2013, ноябрь 2013, ноябрь 2014; "Известия" – декабрь 2002; Бондарь Н. С. "Власть и свобода на весах конституционного правосудия: Защита прав человека Конституционным Судом Российской Федерации". Издательство "Юстицинформ", 2005; Бондарь Н. С. "Личное и публичное. В поисках баланса", Ростов-на- Дону, издательство Альтаир, 2010.
