За долгие годы судейской работы Иван Русаков рассмотрел не одну сотню уголовных дел. Но одно из них, ничем, на первый взгляд, не примечательное по своей фабуле, в 60-х годах прошлого столетия вдруг привлекло внимание известного писателя Бориса Можаева, по повести которого затем в Театре на Таганке Юрий Любимов поставил спектакль, а мэтр кинематографа режиссер Станислав Ростоцкий снял фильм.
Партийные органы строго следили за "выдержанностью карательной практики"
Русаков родился в 1925 году в селе Екимовка Рязанской области. После окончания семилетки поступил в Рязанский техникум сельскохозяйственного строительства. По совпадению позже в здание техникума вселился Рязанский областной суд, членом которого Русаков стал в 1963 году. А тогда, в 41-м, техникум перевели в село Варские, откуда второкурсника Русакова в январе 1943 года призвали в армию. На фронт он попал в январе 1945-го, когда ему было 20 лет. Известие о капитуляции Германии в мае 45-го застало Русакова на территории Чехословакии, но бои на этом участке фронта еще некоторое время продолжались.
После окончания войны Русаков остался на сверхсрочную службу и демобилизовался только в апреле 1950-го. Некоторое время работал в екимовском колхозе, затем слесарем на Рязанском заводе счетно-аналитических машин, созданном после войны для производства высокоточных механических изделий (типографских шрифтов, счетных машинок, замков, механических кассовых аппаратов). Русаков постоянно перевыполнял норму, доведя сменную выработку до 500%. На ударника производства, занесенного в Книгу почета завода, обратили внимание в городском комитете партии. Тогда в судебной системе остро ощущалась нехватка кадров, и Русакова направили на учебу в Саратовскую юридическую школу (по этому пути в те годы в профессию народного судьи пришли сотни людей).
Русаков был еще студентом Всесоюзного юридического института, когда его избрали народным судьей Пителинского райсуда Рязанской области (упразднен в 2006 г. с передачей относящихся к его ведению вопросов осуществления правосудия в юрисдикцию Сасовского райсуда). Здесь он работал 10 лет и, по сохранившимся свидетельствам, снискал у большинства земляков репутацию справедливого и независимого судьи. Но с партийным руководством района у него сложились довольно натянутые отношения.
Контроль парторганов за деятельностью судов в советское время воспринимался де-факто как норма, которая позже была закреплена де-юре в Конституции СССР, провозгласившей компартию руководящей и направляющей силой общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций. О судах как специализированных органах власти напрямую в Конституции не упоминалось, но было прописано, что судьи и народные заседатели независимы и подчиняются только закону, какое-либо вмешательство в их деятельность по осуществлению правосудия недопустимо и влечет ответственность по закону.
Однако партконтроль, чаще всего, как раз в том и выражался, что судьям "подсказывали", каким должно быть решение, или подвергали их партийной "проработке" за мягкость уже принятых актов. Поводом для вмешательства могли стать очередная кампания по усилению борьбы с преступностью, случаи отклонения судей от сложившейся карательной практики (например, назначение минимального или условного наказания), проведение выездной сессии суда с целью создать "атмосферу нетерпимости к нарушениям" закона. В то же время многие народные судьи и сами искренне верили, что мягкость наказаний отрицательно сказывается на общем уровне законопослушности граждан.
Отношения Русакова с партийной властью в очередной раз обострились, когда районная прокуратура передала в суд уголовное дело Кузнецова (фамилия изменена).
Многодетный сельчанин самовольно обработал для собственных нужд клочок пустующей колхозной земли, мотивируя это тем, что ему нужно кормить большую семью. Случаи подобных захватов по стране были в то время распространенным явлением, и партийные органы следили за их расследованием и "выдержанностью карательной практики" (из прокурорского лексикона того времени) народных судов по этим делам. В Пителинском райкоме решили, что наказание Кузнецову должно быть назначено по высшему пределу (ст.199 УК РСФСР предусматривала за эти действия наказание в виде исправительных работ на срок от шести месяцев до одного года или штрафа до 100 руб.) и послужить предостережением для жителей района.
Тем не менее, судья Русаков, внимательно изучив обстоятельства дела и приняв во внимание личность подсудимого и его семейное положение, решил, что тот не представляет особой социальной опасности и не нанес колхозу ущерба. В то же время суд не мог постановить в отношении Кузнецова оправдательный приговор, поэтому ограничился минимальным штрафом.
Дело Кузнецова, рассмотренное Русаковым, привлекло внимание известного писателя Бориса Можаева, который родился в Пителино в крестьянской семье и часто бывал в родных местах. В 1966 году журнал "Новый мир" опубликовал его повесть "Живой" под редакционным названием "Из жизни Федора Кузькина". Прозаик перенес события в 50-е годы, а герой повести, прототипом которого послужил Кузнецов, работал в колхозе экспедитором, его жена – дояркой на ферме. После того, как семье, в которой было пятеро детей, в счет трудодней выдали за год 62 кг гречихи, он выписался из колхоза и устроился на работу в леспромхоз. По колхозному уставу Кузькин, по прозвищу Живой, потерял право на владение приусадебным участком, выделенным колхозом, но тем не менее, посадил картофель для прокорма семьи. Районная прокуратура с подачи колхозного руководства возбудила уголовное дело.
"Ежели старый судья Карпушкин возьмет меня в оборот, тогда беда…"
Вот как описывает Можаев допрос Кузькина следователем прокуратуры Фатеевым: "Вы обвиняетесь в самовольном захвате колхозной земли. Колхозное собрание лишило вас права пользоваться огородом… Когда исключали из колхоза. Это вам известно? — Нет. Я не был на колхозном собрании. — А чем вы можете подтвердить это показание? — Дак что ж, на собрании колхозном зарубки, что ли, каждый оставляет на стене? Кабы зарубки оставляли, я сказал бы – моей там нет. — Но есть свидетельские показания, что вы там были. Вам известны такие граждане? — Фатеев вынул из папки бумажку и прочел: — Назаркин Матвей Корнеевич, счетовод колхоза, заместитель председателя Степушкин, бригадир Воронин – все они показывают, что вы присутствовали на собрании. — Ну, ежели они показывают, пускай они и отвечают…".
Во время допроса Кузькин напряженно размышляет: "Ежели старый судья Карпушкин возьмет меня в оборот, тогда беда… Ему что конь, что кобыла: команда была – значит, садись. А ежели молодой судить станет, может, и оклемаюсь. Этот совсем недавно из школы. У него, поди, закон еще из головы не выветрился…".
Это как раз отсылка к биографии Русакова, он учился в двухгодичной юридической школе. В 1935 году Кузькина "послали как выдвиженца на двухгодичные курсы младших юристов. Однако не прошло и года, как всех недоучившихся курсантов стали направлять председателями в колхозы. Фомича направили в лесной колхоз мещерской полосы". После того, как Кузькин отказался (земля – подзол да болото, а осенью сдай хлеб государству и колхозникам выдай!), его исключили из партии, отчислили с курсов. Так вот "недоучившийся юрист" Кузькин на суде решил отказаться от защитника.
Кузькина судили в родной деревне Прудки на выездной сессии Тихановского районного народного суда (названия населенных пунктов вымышленные). Можаев описывает реальную обстановку "показательного" процесса 50-х: на маленькой сцене сельского клуба — накрытые красным полотном столы для суда и прокурора, а в зале, чуть сбоку от сцены — скамья для подсудимого. После того, как судья огласил состав суда, "откуда-то вынырнул милиционер и встал за скамьей Фомича". "Отвода к составу суда не имеется у вас, подсудимый?" – спросил судья, "молоденький белобрысый паренек в клетчатом пиджаке и узеньком галстуке", по обе стороны которого сидели народные заседатели — "старый учитель-химик из свистуновской семилетки по прозвищу Ашдваэс, да заведующая районной чайной Степанида Силкина…". Кузькин ответил отрицательно.
В литературной версии государственный обвинитель просил суд "изолировать Кузькина от общества как разлагающийся элемент и за совершенное преступление, выразившееся в самовольном захвате колхозной земли, вынести Кузькину строгое наказание – год исправительно-трудовых работ с отбыванием в местах заключения". Однако в ходе допроса свидетелей, которые ранее показывали, что Кузькин присутствовал на общем собрании, принявшем решение лишить его приусадебного участка, суд установил: подсудимый на нем не был, а о принятом решении его надлежащим образом не известили. Этому во многом способствовала и энергичная "самозащита" Кузькина, еще сохранившего в памяти некоторые азы юриспруденции. После непродолжительного совещания "за кулисами" суд вынес оправдательный приговор.
В 1989 году кинорежиссер Станислав Ростоцкий снял по повести Можаева художественный фильм с Александром Сусниным в главной роли. В том же году в Театре на Таганке состоялась и премьера спектакля "Живой. Из жизни Федора Кузькина" (опального колхозника сыграл Валерий Золотухин). В сущности, Юрий Любимов поставил пьесу еще в 1968 году, однако власти, в лице отвечавшего за идеологию секретаря ЦК КПСС Петра Демичева и министра культуры Екатерины Фурцевой, расценили ее как пасквиль на советский образ жизни. "Нас, конечно, проработали, спектакль закрыли, и меня в очередной раз выгнали из театра, — вспоминал Любимов. — […] Когда я вернулся в театр по приглашению уже правительства Горбачева, то сразу эту пьесу восстановил…".
А чем закончилась эта история в реальной жизни? Пителинский райком КПСС, несмотря на то, что приговор устоял в высшей инстанции, инициировал проверку работы судьи Русакова, не прислушавшегося к "руководящим советам" в уголовном деле Кузнецова. Проверка со стороны Рязанского областного суда завершилась неожиданным для партийных функционеров результатом — 38-летний Русаков вскоре стал членом облсуда. После многолетней работы в коллегии по уголовным делам ушел в отставку, но остался в аппарате суда консультантом. Затем был юрисконсультом на заводе "Красное знамя", заведующим юридической консультацией.
При подготовке материала частично использована информация из журнала "Судья" №2 2006 г. (стр.37-38)
