Изменение правил подсудности между районными и областными судами больно ударило по обвиняемому в изнасиловании и убийстве Вадиму Филимонову – он лишился права на суд присяжных, хотя его дело уже лежало во Владимирском областном суде. Филимонов решил, что законодатели не правы, и пожаловался в Конституционный суд. Вины за собой голосовавшие за поправки в УПК не видели. Представители Госдумы и Генпрокуратуры единодушно, порой срываясь на цитирование друг друга, настаивали, что не ухудшали положение обвиняемого и не нарушали принципа об обратной силе закона, наоборот, Филимонов сам не разобрался в отличиях между материальным и процессуальным правом.
С 1 августа 2013 года с подачи Верховного суда, который из-за введения института апелляции по уголовным делам опасался роста нагрузки, изменилась подсудность по некоторым уголовным статьям. Благодаря новой редакции ч. 3 ст. 31 УПК дела между райсудами и судами областного уровня стали распределяться в зависимости от максимального наказания, которое может быть назначено подсудимым. Районным и гарнизонным военным судам доверили рассматривать дела, наказание по которым не превышает 20 лет лишения свободы, а раньше некоторые из них относились к компетенции судов областного звена. Дела, по которым наказание может быть жестче, остались у областных судов.
Такая реформа не нравилась некоторым депутатам, поскольку лишала фигурантов дел возможности суда присяжных, который возможен в областных судах. "Это снижает уровень гарантий обвиняемым", – говорила эсерка Татьяна Москалькова при принятии документа в первом чтении. Однако единоросс Виктор Пинский настаивал: "[Тот] факт, что проект разработан ВС РФ, сам по себе указывает на обоснованность и разумность предлагаемых изменений".
После принятия закона возмутились уже фигуранты уголовных дел, которых законодатель лишил права на суд присяжных. Один из них, несовершеннолетний Вадим Филимонов, обвиняемый в изнасиловании, насильственных действиях сексуального характера в отношении несовершеннолетней, а также в убийстве (ч. 3 ст. 131, ч. 2 ст. 132 и ч. 2 ст. 105 УК – до пожизненного лишения свободы) дошел до Конституционного суда, доказывая, что законодатель нарушил основной закон, ухудшив его положение.
Судя по всему, законотворчество парламента стало для него неприятным сюрпризом. Еще до того, как была скорректирована ч. 3 ст. 31 УПК, Филимонов при ознакомлении с материалами своего дела ходатайствовал о суде присяжных, а 25 июля оно поступило во Владимирский областной суд. "Между тем за два дня до этого был принят 217-ФЗ, который ограничил рассмотрение этими [областными] судами уголовных дел о ряде преступлений. Закон вступил в силу с 1 августа 2013 года", – напомнил судья-докладчик Александр Бойцов. В результате председательствующий судья 6 августа передал дело Филимонова во Фрунзенский райсуд Владимира. Он исходил из новых правил и того, что статьи 57 и 59 УК ("пожизненное лишение свободы" и "смертная казнь") запрещают приговаривать несовершеннолетних к пожизненному заключению или смертной казни. Попытка Филимонова обжаловать отправку дела в райсуд была безуспешной – 18 сентября 2013 года коллегия по уголовным делам Владимирского областного суда отказала в удовлетворении его апелляционной жалобы. Фрунзенский райсуд Владимира 24 февраля 2014 года приостановил разбирательство до решения КС, сам Филимонов находится под стражей, сообщила чуть позже представитель Генпрокуратуры Татьяна Васильева.
"По мнению Филимонова, новая редакция ч. 3 ст. 31 УПК в редакции 2З июля 2013 года, лишая права несовершеннолетних на рассмотрение их дела судом с участием присяжных, носит по отношению к таким подсудимым, нуждающимся в повышенных гарантиях защиты их прав, дискриминационный характер. А также [она] ухудшает их положение и влечет отмену их права, приобретенного в соответствии с ранее действующим законодательством", – озвучил Бойцов позицию Филимонова, хотя ни его самого, ни его представителя на заседании не было. Филимонов считает, что ч. 3 ст. 31 УПК в редакции 217-ФЗ не соответствует ч. 1 ст. 1, ст.ст. 2, 18, ч. 1 ст. 19, ч. 1 ст. 38, ч. 1 ст. 54 и ч. 2 ст. 55 Конституции.
С этим категорически не соглашались законодатели, которые меняли УПК, и представители Минюста и Генпрокуратуры. Их позиция сводилась к тому, что изменение подсудности дела не ограничивает право Филимонова на доступ к правосудию, которое должно быть справедливым и беспристрастным вне зависимости от состава суда, профессионального или состоящего из присяжных. Единодушие на заседании КС демонстрировали полпред Госдумы в КС – Дмитрий Вяткин и представитель Генпрокуратуры Татьяна Васильева, выступления которых порой дословно совпадали.
– Право обвиняемого на рассмотрение его дела с участием присяжных не относится к числу основных прав, неотчуждаемых и принадлежащих каждому от рождения. По смыслу ст. 47 Конституции во взаимосвязи со ст. 123 [Конституции] данное право, в отличие от права на независимый и беспристрастный суд или презумпцию невиновности, не входит в основное содержание права на судебную защиту. [Оно] выступает в качестве одной из возможных процессуальных гарантий, предоставляемых на основе дискреционных полномочий федерального законодателя, – говорили и Вяткин, и Васильева.
Они ссылались на то, что общепризнанные нормы и принципы международного права также не включают право на суд присяжных в число обязательных составных элементов права на справедливое правосудие. Вяткин подчеркивал, что, по мнению Европейского суда по правам человека, принцип справедливого судебного разбирательства не предполагает обязательное признание права обвиняемого на суд присяжных, даже если он есть в конкретном государстве.
– Суд с участием присяжных, будучи одной из процессуальных форм осуществления уголовного судопроизводства, не является обязательным условием обеспечения судебной защиты прав и свобод человека и гражданина, – говорили Вяткин, Васильева, а также представитель от Совета Федерации Александр Соломаткин. Вяткин и Васильева ссылались на постановление КС 3-П от 2 февраля 1999 года, в котором КС упомянул особую уголовно-процессуальную гарантию судебной защиты – суд присяжных – "лишь в отношении обвиняемого", которому по закону грозит смертная казнь (ст. 20 Конституции). "Если смертная казнь не грозит, то можно сделать вывод, о необязательности рассмотрения дела с участием присяжных", – заключил полпред Госдумы в КС единоросс Дмитрий Вяткин.
– Изменение подсудности судов присяжных не может рассматриваться как ограничение права на судебную защиту, – согласилась советник министра юстиции Мария Мельникова и сослалась на представленные в КС документы министерства, в которых позиция изложена подробнее. Мельникова отметила, что Минюст считает, что оспариваемая норма не противоречит Конституции и не нарушает права заявителя.
Не соглашались законодатели и с доводами Филимонова о том, что нарушили принцип об обратной силе закона и в результате ухудшили положение обвиняемого. Вяткин намекал, что заявитель спутал материальное и процессуальное право. "В силу ст. 54 Конституции не имеет обратной силы лишь закон, устанавливающий либо отягчающий ответственность. Применение нового уголовно-процессуального закона к производству, возникшему до его принятия, не может рассматриваться как нарушение принципа об обратной силе закона. УПК регулирует лишь процедуру совершения тех или иных процессуальных действий, – рассуждал он. Квалификация совершенных деяний никоим образом не будет зависеть от рассмотрения дела судом, состоящим из профессиональных судей, либо судом с участием присяжных". Практически дословно через 20 минут с этим согласилась Татьяна Васильева из Генпрокуратуры.
Ходатайство обвиняемого о суде присяжных, заявленное на предварительном следствии, не подлежит удовлетворению, если на момент принятия решения действует закон, которым рассмотрение этого дела не отнесено к подсудности суда присяжных, рассуждала представитель Генпрокуратуры. По ее словам, "иное не только бы нарушало правило о действии закона во времени, но и не соответствовало бы принципу законного суда, закрепленному в ст. 47 Конституции" (никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом).
В подтверждение своих слов Вяткин и Васильева цитировали ст. 4 УПК, которая обязывает участников уголовного процесса применять нормы УПК, "действующие во время производства соответствующего процессуального действия или принятия процессуального решения, если иное не установлено кодексом". "Из содержания нормы следует, что применение соответствующей уголовно-процессуальной процедуры соотносится не со временем совершения преступного деяния, а со временем совершения конкретного процессуального действия", – объяснял Вяткин.
На этом заседание было окончено. Обычно КС выносит решения по такого рода вопросам в течение месяца.
