За тремя московскими "королями" подпольного валютного рынка охотилась специальная служба КГБ. Но после суда над преступниками за "мягкость" приговора с подачи Хрущева главу Мосгорсуда Леонида Громова сняли с должности, а Генпрокурору СССР, Роману Руденко, генсек и вовсе заявил: "Не думайте, что ваша должность пожизненна!" Чтобы все-таки приговорить валютчиков к расстрелу, советским законодателям пришлось дважды придать законам обратную силу – и самим творить беззаконие.
Камера хранения советского миллионера
В один из ноябрьских дней 1960 года в камеру хранения Ленинградского вокзала в Москве мужчина сдал чемодан среднего размера. Внешне он был похож на те, с которыми многие советские служащие ездили в командировки: на одну-две сорочки, нижнее белье, полотенце, банные принадлежности, пижаму и сверток с едой в дорогу. Но ничего такого в чемодане не было, а сам он оказался американского производства. Это установили оперативники Второго Главного управления КГБ (контрразведка), которые после ухода мужчины в присутствии понятых осмотрели содержимое.
Заграничный кейс был доверху заполнен валютой и дензнаками СССР в крупных купюрах, контрабандными золотыми дамскими часами, портсигарами и монетами, упакованными в специальные пояса для переноски на теле. По подсчетам чекистов, в чемодане находилось 347 тысяч рублей, валюта (доллары и фунты стерлинги) на 2,5 миллиона рублей и 1524 монеты с ювелирными изделиями на 12,5 килограммов.
Оперативников найденное не поразило: в КГБ хорошо знали хозяина драгоценного багажа – 33-летнего "короля" московского подпольного валютного рынка Яна Рокотова по кличке Ян Косой. Спецслужбы уже давно "вели" его, но задержать с поличным осторожного дельца пока не удавалось. Рокотова не стали арестовывать и в камере хранения вокзала, опасаясь, что он ведет с чекистами свою игру и их может ждать сюрприз в виде комплекта застиранного белья в кейсе. Основания для такого предположения у сотрудников КГБ были.
Пирог ни с чем
Как-то Рокотов позвонил ночью знакомому и спросил, не может ли он оставить у него на время чемодан с вещами, которыми он "очень дорожит". Телефонный разговор в КГБ зафиксировали, за встречей приятелей установили скрытое наблюдение. "Представьте себе наши мучения, – вспоминал впоследствии полковник Сергей Федосеев, начальник отдела Комитета госбезопасности по борьбе с контрабандой и незаконными валютными операциями, который руководил операцией. – С одной стороны, существовала опасность того, что это всего лишь трюк, пустышка. Но с другой – соблазн завладеть чемоданом был огромен. Времени на раздумья у нас не оставалось..."
Встреча Рокотова с приятелем и в самом деле оказалась "пирогом ни с чем": в чемодане чекисты обнаружили мочалку и кусок стирального мыла. Стало ясно, что Ян Косой проверил, прослушивается ли его домашний телефон и установлена ли за ним слежка, и теперь на время затаится. Как выяснилось позже, он даже отказался от сделки на полмиллиона рублей с арабским офицером, слушателем одной из советских военных академий, который нелегально провез в СССР большую партию золотых монет. Но выводы из случившегося сделали и чекисты. Так, на Лубянке решили, что "король" свою "сокровищницу" скорее всего хранит у приятелей, не знающих о его преступной деятельности. Подобная просьба со стороны Рокотова, живущего в коммунальной квартире, вряд ли могла кого-нибудь из них насторожить, что дело тут не чисто. Теперь же почувствовавший слежку КГБ Ян Косой наверняка снова попробует перепрятать свои капиталы.
Остается неизвестным, рассматривалась ли на Лубянке версия о том, что Рокотов, как подпольный миллионер Корейко – герой романа Ильфа и Петрова "Золотой теленок", доверит свое сокровище вокзальной камере хранения – тем более, что до 1956 года переиздание произведения было запрещено, а первая киноверсия вышла в 1968 году, и такие аналогии вряд ли приходили оперативникам в голову. Но главное событие в этой операции произошло именно на Ленинградском вокзале.
В своих воспоминаниях полковник КГБ Федосеев не уточняет, как группа наружного наблюдения "зафиксировала" Рокотова в вокзальном ресторане с "объемистым чемоданом" в руках. По словам чекиста, пока тот ужинал, была полностью сменена "наружка", причем бригада состояла только из молодых женщин, чтобы не насторожить Рокотова при наблюдении за его дальнейшими передвижениями. Предполагалось, как вариант, что валютчик собирается покинуть столицу на поезде или электричке, но тот, расплатившись, спустился в камеру хранения. Чекистам ничего другого не оставалось, как позволить ему беспрепятственно уйти, а в камере хранения после осмотра сданного кейса организовать засаду, чтобы задержать Рокотова с поличным при его получении.
Как взяли "московского Корейко"
Ян Рокотов наведался на Комсомольскую площадь через несколько дней, но на этот раз обосновался в ресторане Ярославского вокзала, где заказал обед. Затем отправился на перрон пригородных поездов и вскочил в полупустую в эти часы электричку, отправляющуюся в сторону Загорска. Прежде чем вернуться к заветному чемоданчику, преступник попытается вычислить "наружку" и оторваться от нее, пришли к выводу чекисты и сняли наблюдение. Ждать появления Рокотова в камере хранения пришлось до вечера. Потом оказалось, что он добрался до Пушкина, где перед самым отправлением электропоезда отжал закрывающуюся дверь и выскочил на перрон. До Мытищ доехал на следующей электричке, а оттуда уже направился обратно в Москву, уверенный, что не привел за собой "топтунов".
Не вызвали у него подозрений и люди, стоящие в очереди за получением багажа. Финал операции по задержанию "короля" описал полковник Федосеев: "Старик-приемщик в массивных очках взял у Рокотова квитанцию и направился искать багаж. Неожиданно у стойки возник мужчина с двумя парами новых лыж. "Можно у вас лыжи оставить до вечера?" – спросил он у приемщика. "Подождите, я занят", – ответил старик и протянул Рокотову чемодан..." Как только тот взял поклажу, "лыжник" мгновенно заломил ему левую руку, а с правой стороны подскочил молодой человек, стоящий невдалеке с девушкой. Рокотов, по словам Федосеева, закричал на приемщика: "Это не мой! Ты что, дед, ослеп! У меня черный был!"
Когда его уводили, он со стоном произнес: "Боже, какой я кретин..." На Лубянке Рокотов заявил: "Хочу, чтоб вы знали. Сегодня ночью у меня должна состояться встреча с видным иностранным дипломатом. Мы сговаривались совершить крупную валютную сделку. Готов помочь вам изобличить его. В сущности, какая вам польза, что меня закатают в тюрьму? Вам куда выгоднее воспользоваться моими связями в дипкорпусе". Он попросил бумагу и ручку, чтобы дать "правдивые показания, ничего не утаивая".
Сигнал советскому руководству от американских публицистов
Расследованием уголовных дел, связанных с контрабандой и незаконными валютными операциями, в период 1941–1959 годов занимались отделы милиции по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией (БХСС). Основными поставщиками валюты были иностранцы, приезжающие в СССР под видом туристов и коммерсантов. В конце 50-х их поток из государств Европы и Америки заметно увеличился. К тому же во многих советских вузах, военных училищах и академиях появились учащиеся из ряда стран Европы, Азии и Африки. По свидетельству полковника Федосеева, из 2570 контрабандистов, задержанных в 1959–1960 годах, 1680 человек (65%) были иностранными подданными.
Профессиональные контрабандисты налаживали хорошо законспирированные связи с крупными "купцами" Москвы, Ленинграда, Риги, Таллина, Баку и других городов. Формированию в СССР "черного рынка" валюты и контрабандных товаров способствовало также и то, что все больше советских граждан стали выездными, правда, в основном в страны социалистического лагеря. Но после вхождения СССР в ряд международных организаций, число деятелей науки и техники, творческой интеллигенции, спортсменов, представителей общественных оганизаций и трудовых коллективов, посещавших капиталистические страны, возросло.
Усилия малочисленных отделов БХСС в борьбе с валютными преступлениями не приносили должного эффекта. Внедряемые в среду спекулянтов валютой и контрабандными товарами осведомители милиции, одним из которых, кстати, был и Рокотов, способствовали время от времени поимке мелких "фарцовщиков", но "короли" рынка оставались для БХСС недосягаемыми.
В марте 1959 года известный американский экономист и публицист марксистского толка Виктор Перло, сын эмигрантов из Омска, во время встречи с заместителем председателя Совета министров СССР Анастасом Микояном обратил внимания партийного функционера, приближенного к главе советского государства Никите Хрущеву, на то, что в Москве он постоянно сталкивается с предложением молодых людей продать им валюту по "выгодному курсу". Немногим позже известный американский журналист и публицист Альберт Кан, непримиримый критик "американского империализма", в разговоре с главным идеологом СССР Михаилом Сусловым заявил: "Разве это хорошо, когда в центре столицы социалистического государства в открытую промышляют валютчики, а милиции до этого нет дела?!"
Суслов отреагировал резкими обвинениями в адрес руководства МВД, заявив, что оно не справляется с поставленной задачей. Он предложил на пленуме ЦК КПСС возложить борьбу с контрабандой и нарушением валютных операций на Комитет государственной безопасности. "В мае [1959 года] Верховный Совет СССР принял указ о передаче всех дел такого рода в ведение Комитета госбезопасности. Руководителем новосозданной Службы коллегия КГБ утвердила меня, – рассказывал полковник Сергей Федосеев. – К тому времени я уже отошел от оперативной работы, преподавал в Высшей школе КГБ. Назначение было полной неожиданностью".
"Бегунки", "рысаки" и "купцы" – как работали московские валютчики
По словам Федосеева, на черном рынке существовала жесткая иерархическая лестница: "бегунки" с "рысаками" скупали валюту на "плешке" (ул. Горького, ныне Тверская, от Пушкинской площади до отелей "Националь" и "Москва" – прим. ред.) и перепродавали ее с небольшой маржой "шефам". Те, в свою очередь, получали процент с "купцов", которые почти не контактировали с иностранцами. "Купцов" знали немногие, и то – по кличкам. "Задача, поставленная перед Службой, была непростой: перекрыть каналы валютного "черного рынка", выявить его "королей" и нанести смертельный удар", – подчеркивал Федосеев.
Одним из первых "купцов", до которого очень быстро добралась спецслужба, обладающая куда большими силами и средствами, чем БХСС, и стал Рокотов. Вслед за ним на Лубянке оказались Владислав Файбишенко по кличке Буонарроти и Дмитрий Яковлев – Дим Димыч.
Файбишенко был арестован сразу после покупки у арабского офицера 148 золотых соверенов. Обыск на его квартире ничего не дал. "Удача пришла к нам в виде сокамерника Владика, – вспоминал Федосеев. – Накануне освобождения соседа валютчик попросил его посетить одну пожилую женщину, живущую в районе Серпуховки, и передать, чтобы она никому не сдавала его комнату". Оперативники немедленно произвели в ней обыск, где обнаружили тайник с валютой на 550 000 рублей.
Дим Димыча задержали с поличным и партией золотых женских часиков. Но других "сбережений" в виде валюты, золотых монет и советских денег при обыске жилья валютчика так и не нашли: по словам Федосеева, Яковлев вкладывал все средства в антиквариат, которым было набито под завязку жилье коллекционера.
"То, за что их поставили к стенке, через 30 лет стало считаться более чем благопристойным занятием"
Процесс по делу Рокотова, Файбишенко и еще нескольких задержанных валютчиков (Яковлева судили позже) состоялся в Московском горсуде весной 1961 года. По обвинению в нарушении правил о валютных операциях в особо крупных размерах – ст. 88 УК РСФСР предусматривала лишение свободы от 3 до 8 лет – они получили максимальный срок. Но фраза Федосеева, что задача КГБ состояла в том, чтобы "нанести смертельный удар" по заправилам "черного рынка", неожиданно начала утрачивать переносный смысл и приобретать прямой.
Незадолго до судебного разбирательства Указом Президиума Верховного Совета СССР срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Но поскольку документ был введен в действие уже после ареста "королей", на посудимых он не распространялся. Несмотря на то, что Хрущеву пытались объяснить, что это противоречит общепринятой юридической практике, он ничего не желал слушать. «Обожглись на молоке, теперь на воду дуете, – раздражался он. – Высокая кара за содеянное должна образумить, устрашить других. Иначе это зло приобретет угрожающие государственные размеры». После этого Верховный совет издал дополнительное постановление к указу, которым ему "в порядке исключения" придавалась обратная сила. На втором процессе, куда Рокотова и Файбишенко этапировали из мест отбытия наказания, председательствовал сам глава столичного суда Леонид Громов. Приговор – 15 лет лишения свободы.
Спустя несколько дней состоялся Пленум ЦК КПСС, посвященный борьбе с незаконными валютными операциями, куда был приглашен и руководитель соответствующей службы КГБ. По его свидетельству, Хрущев в заключительном слове назвал дело валютчиков примером "несовершенства" советского законодательства. И тут же зачитал партийной верхушке "письмо рабочих одного из заводов", возмущенных мягким приговором Рокотову и иже с ним.
Мы, простые советские люди <...> убедительно просим вас быть беспощадными к этим отбросам, жалким подонкам и негодяям, гадкие души которых пусты, а они набрались наглости и перестали уважать советский строй. Они хуже предателей, они давно уже трупы, и мы просим вас, чтобы таким же другим неповадно было, приговорить всю эту преступную шайку к высшей мере наказания – расстрелу, чтобы не поганили они впредь неподкупную репутацию честных советских людей, не дышали с нами одним воздухом и не смели называться гражданами СССР...
"Вот что думает рабочий класс об этих выродках!" – сказал Хрущев и тут же стал обвинять Генерального прокурора Романа Руденко в "бездействии", закончив словами: "Не думайте, что ваша должность пожизненна". Досталось и Председателю Верховного Суда СССР Александру Горкину.
Спустя некоторое время в выступлении в Алма-Ате на городском митинге Первый секретарь ЦК КПСС снова заговорил о деле Рокотова и Файбишенко: "Вы читали, какую банду изловили в Москве? И за все ее главарям дали по 15 лет. Да за такие приговоры самих судей судить надо!» Команда была услышана: председатель Мосгорсуда Громов был снят с должности, а в аппарате ЦК КПСС была спешно подготовлена записка в Политбюро, где обосновывались изменения в Уголовный кодекс, "допускающие применение смертной казни –расстрела за спекуляцию валютными ценностями или ценными бумагами в виде промысла или в крупных размерах, а равно нарушение правил о валютных операциях лицом, ранее осужденным за такие же преступления". Председатель Президиума ВС СССР Л. И. Брежнев 1 июля 1961 года подписал Указ "Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях". И снова в "порядке исключения" закону особым постановлением была придана обратная сила.
В связи с этим Генпрокурор Руденко подал протест на приговор, вынесенный Мосгорсудом. Он был отменен, а дело передали на рассмотрение Верховного суда РСФСР. Дело под председательством главы ВС Анатолия Рубичева (народные заседатели – Васильев и Маурин) слушалось в течении двух дней – 18 и 19 июля. Рокотова и Файбишенко приговорили к смертной казни. Обжалованию в кассационном порядке приговор не подлежал. Вслед за ними к расстрелу приговорили и Яковлева, хотя руководство КГБ направило письмо на имя Генпрокурора с просьбой не требовать для Яковлева смертной казни, поскольку он оказал большую помощь органам, кроме того, подсудимый болен туберкулезом легких, обострившимся под воздействием наркотиков. "Но прокуратура отклонила нашу просьбу, – отметил Федосеев. – И тогда, и сейчас я считал и считаю, что наказание было слишком суровым. К сожалению, правосудие не посмело ослушаться воли Первого секретаря. То, за что их поставили к стенке, через 30 лет стало считаться более чем благопристойным занятием".
18–19 июля Верховный суд РСФСР... рассмотрел в открытом судебном заседании уголовное дело по обвинению Рокотова Я. Т. и Файбишенко В. П. в спекуляции валютой в особо крупных размерах... Как установлено судом, Рокотов скупил и перепродал валюты и золотых монет на сумму свыше 12 миллионов рублей, а Файбишенко скупил и перепродал валюты на общую сумму около 1 миллиона рублей (в старых денежных знаках)... Учитывая, что Рокотов и Файбишенко совершили тяжкое государственное преступление, Верховный суд РСФСР на основании второй части статьи 25 Закона о государственных преступлениях приговорил Рокотова и Файбишенко к смертной казни – расстрелу с конфискацией всех изъятых ценностей и имущества…» Из газеты «Правда»
Через несколько дней после оглашения приговора Рокотов и Файбишенко были расстреляны в Пугачёвской башне Бутырской тюрьмы. Место приведения приговора в исполнение в отношении Яковлева неизвестно.
Рокотов (справа) и Файбишенко в зале суда. Фото с сайта zagadki-istorii.ru
Имена расстрелянных как бренд
В настоящее время многие считают фигурантов того дела выдающимися предпринимателями, уничтоженными советской системой. Их образ романтизируется в книгах и фильмах, а в 2013 году даже появилась информация о том, что эмигранты из СССР основали в Нью-Йорке фирму по производству джинсов Rokotov&Fainberg и назвали в память об одном из приговоренных улицу. Такой подход вряд ли можно считать корректным для правового государства, считают другие: Рокотов, Файбишенко и Яковлев преступили закон, хотя и сами стали жертвой беззакония власти.
