Об английских юристах в российских фирмах, формировании проектных команд и будущем международных споров

О том, как сформировать команду для сложного спора

– Расскажите, как вы – российская юридическая фирма – пришли к выводу о необходимости работы бок о бок с английскими юристами с первого дня проекта?

Евгений Ращевский: Наше адвокатское бюро всегда специализировалось на наиболее «громких» делах и сложных сделках. Клиенты называют это «спецпроектами». Именно к этой категории относятся крупные трансграничные споры с участием российских компаний и бизнесменов, которые наше бюро вело с момента основания. Мы также сделали упор на развитие специализированных практик (уголовной, антимонопольной и других), что позволяет, если потребуется, создавать "междисциплинарные" команды из очень сильных адвокатов под любой проект. Но мы пошли ещё дальше, пожалуй, первыми среди российских фирм пригласив высококлассных иностранных юристов, прежде всего, англичан, в наши офисы. Дело в том, что в таких отраслях, как международные споры и трансграничные сделки, английские юристы исторически имеют очень сильные позиции с точки зрения экспертизы и опыта. Но если когда-то мы, российские юристы, работали на них по зарубежным делам, то теперь уже они становятся частью нашей команды.

Уже много лет международную практику ЕПАМ в Москве возглавляет бывший партнер ведущей британской юрфирмы Робин Уиттеринг. Сложные сделки по английскому правку для наших клиентов ведет блестящий корпоративный юрист Майкл Коупленд, базирующийся в нашем лондонском офисе. А недавно к нашему московскому офису присоединился Эндрю Ломас, известный лондонский барристер из ведущей палаты One Essex Court, специализирующийся на международных судебных и арбитражных спорах.

– Для трансграничных споров с участием сторон из России и стран СНГ требуется сформировать специальную команду юристов. В одних странах придется заявлять обеспечительные меры, а в других приводить решение в исполнение. Как вы выстраиваете работу по таким проектам? Что самое главное и сложное в процессе создания такой команды?

Евгений Ращевский: Здесь есть два аспекта. С одной стороны, юристы должны быть лучшие в каждой юрисдикции. Я не знаю ни одной фирмы, которая имела бы одинаково сильные команды во всех странах, где располагаются ее офисы. Это нереально, потому что есть юрисдикции, например, Италия, Швейцария, лидерами которых традиционно являются крупные местные или небольшие бутиковые фирмы. И эти рынки уже не изменить – лучшими там будут юристы из таких фирм, потому что так организована профессия. А есть рынки, где доминируют международные фирмы, например, Великобритания. И решение о привлечении той или иной фирмы нужно принимать в зависимости от того, какая у тебя юрисдикция. Где-то это может быть международная юридическая компания, а, скажем, на Кипре это будет небольшая местная фирма, с партнерами которой работаешь много лет.

На фото: Евгений Ращевский и Эндрю Ломас (слева направо)

Другой аспект – это центр принятия решений и координации процесса. Другими словами "штаб". Он должен быть единым и находиться в одном месте. Именно он взаимодействует с клиентом и консультантами, принимает решение по стратегии: подавать иск в Лондоне или заявление о банкротстве на Кипре, поддерживать один процесс, приостанавливая другой, подавать ли заявление о возбуждении уголовного дела и где, и т.д. Центр принимает стратегические решения и контролирует их исполнение. В роли такого центра, как правило, выступает одна юридическая фирма, обладающая соответствующей компетенцией, опытом и доступом к первым лицам в компаниях клиентов. Я уже более 12 лет занимаюсь координацией международных процессов и в последние годы на всех наших проектах центром принятия решений, преимущественно, является наше Бюро.

Робин Уиттеринг: На мой взгляд, самыми важными в работе над подобными проектами являются первые пять-шесть недель. Это самое начало битвы, которая в итоге может продлиться несколько лет. Но именно на первом этапе, когда участники только начинают обмениваться информацией, должно определяться как будут приниматься решения, должен быть назначен координатор процесса.

Евгений Ращевский: В этом контексте центр принятия решений не только транслирует одобренную клиентом стратегию. Он должен в режиме реального времени получать отчеты от членов команды из разных юрисдикций и обеспечивать четкую координацию всех участников процесса. Причиной большинства осложнений при ведении трансграничных споров, как правило, является именно отсутствие чёткой координации.

– А за последние годы изменился подход к такой координации?

Робин Уиттеринг: Еще лет 10 назад, получив международный кейс, российская юридическая фирма передавала его в международную компанию и затем обеспечивала поддержку ведения этого дела на местах. Сейчас ситуация изменилась, в том числе и потому, что сам российский рынок стал сложнее. Крупные российские юрфирмы готовы к контролю над такими проектами, и этот тренд будет усиливаться в ближайшем будущем. Роль зарубежных фирм в разбирательствах с участием российских сторон будет становиться все более вспомогательной. И тут вопрос в том, как сами международные компании адаптируются к подобной роли. Скажем, всегда были и остаются нюансы при взаимодействии с английскими юристами, координатор должен понимать это и работать над тем, чтобы выстроить комфортное и эффективное сотрудничество между российскими и иностранными специалистами на местах.

Эндрю Ломас: Мой прогноз таков, что инфраструктура и возможности международных юридических фирм со временем действительно будут использоваться точечно, для подключения той или иной функции в рамках разных споров.

На фото: Робин Уиттеринг

Есть еще один аспект. Помимо стратегии и координации, очень важно, чтобы специалист, который будет представлять клиента в суде, привлекался с самого начала проекта. Необходимо, чтобы судья в итоге получил полное представление о развитии отношений сторон по делу - от начала до конца. Презентация материала должна быть убедительной. В моей практике были случаи, когда английского QC привлекали к делу уже ближе к его завершающей стадии. Это самые плохой вариант: основные шаги – верные или нет – к тому моменту уже сделаны, и смягчить последствия более ранних этапов затруднительно или вовсе невозможно. Многих ошибок можно было бы избежать, пригласив QC с самого начала. Мы постоянно выступаем перед судьями и хорошо понимаем, как лучше представить им ту или иную позицию клиента, какую работу необходимо проделать на подготовительных этапах. В этом смысле, я считаю, ЕПАМ выбрал правильную стратегию: с первых дней работы над проектом команда российских и английских юристов собирается в Москве, план действий заранее продумывается, последовательно и согласованно реализуется. Именно так можно обеспечить успех в юридическом процессе.

Робин Уиттеринг: Дело может длиться годами, но необходимо иметь четкую стратегию и придерживаться её, невзирая на происходящее вокруг. Я всегда стараюсь встретиться с клиентом в самом начале работы над делом, чтобы сразу погрузиться в ситуацию, оценить наши шансы и понять, как нам выиграть; что мы должны для этого сделать, а чего делать ни в коем случае нельзя.

Евгений Ращевский: Хочу поддержать коллег: нельзя недооценивать важность межкультурных различий. Только английские специалисты, работающие с английскими судьями, способны оценить, насколько реалистичны шансы на победу в том или ином деле в английском суде или арбитраже, и что надо сделать, чтобы максимально их увеличить. Бывает, дело длится годами, а в итоге судьи или арбитры делают заключение: «Я не поверил [вашему клиенту], поскольку он говорил неправду». Здорово, что теперь, для того, чтобы проконсультироваться с такими специалистами, не надо лететь в Лондон, тем более, что в связи с временным ограничением авиаперелетов можно получить необходимые рекомендации в нашем офисе в центре Москвы, протестировав клиентскую "историю" и аргументы в процессе "мозгового штурма" с участием наших английских коллег.

– Скажите, на какие критерии нужно опираться, когда выбираешь себе партнера в других юрисдикциях? Я сейчас говорю именно про юристов.

Робин Уиттеринг: При выборе партнера я ориентируюсь на три критерия. Первое, специалист должен иметь свежий опыт участия в разрешении подобных споров. Второе, я должен знать его как профессионала. Третье, мне важны рекомендации лиц, которым я доверяю. При этом, важно на самом начальном этапе убедиться в том, что вся дальнейшая работа будет происходить с участием именно тех специалистов, которые были определены изначально, что команда не сменится. И еще два момента. Мне импонирует, когда профессионал готов прямо обозначить сложности, которые могут возникнуть в процессе. И еще? в России бизнес ведется круглосуточно семь дней в неделю, поэтому если привлекаемый специалист говорит мне, что работает с 9 до 17, мне это не подходит, потому что наш клиент привык к другому.

О том, составят ли российские арбитражи конкуренцию Лондону

– Продолжая тему арбитражей. Как вы оцените первые результаты третейской реформы в России, которая заработала три года назад?

Евгений Ращевский: Вслед за реформой, которая, в частности, сделала арбитрабельными корпоративные споры, нужно нарабатывать массив правоприменительной практики. Но уже сейчас можно констатировать, что никто из знакомых арбитражных специалистов после реформы не остался без работы и не сменил специализацию. Арбитражные практики юрфирм в России растут, и всё больше молодых специалистов хотят каждый год к ним присоединиться. Это, на мой взгляд, доказывает успех реформы. 

Робин Уиттеринг: Точно можно сказать, что российское гражданское право и российское законодательство в целом стремятся в сторону интересов бизнеса. Это общая тенденция, равно как и то, что российские бизнесмены хотят рассматривать свои споры на Родине. Любые серьезные изменения происходят обычно дольше, чем мы предполагаем изначально, но уверен, что в конечном итоге результат должен быть положительным.

Эндрю Ломас: Россия рано или поздно придет к необходимому результату. Для успеха важно трезво оценивать ситуацию, действовать последовательно и не сбавлять оборотов при выстраивании новой системы третейских судов.

– Как изменится роль Высокого суда Лондона для российского бизнеса после того, как у нас в стране полноценно заработают новые арбитражные учреждения? Будет ли через 10-15 лет Высокий суд Лондона оставаться такой же привлекательной площадкой для российских граждан и компаний?

На фото: Эндрою Ломас

Робин Уиттеринг: С одной стороны, я уверен, что в целом для российских бизнесменов останется обычной практикой составлять контракты по английскому праву и опираться именно на него, поэтому и через 15 лет Высокий суд Лондона будет популярным институтом для разрешения споров, хотя судиться там долго и дорого. С другой стороны, неправильным будет игнорировать влияние санкций и ухудшение российско-британских отношений, а также ужесточение комплайенса. Российские бизнесмены стали с большей опаской не только раскрывать ту или иную информацию в британских судах, но и просто приезжать в Лондон. И, скорее всего, спустя четверть века гораздо больше дел будет рассматриваться в Москве. Важный момент: как иностранец, давно работающий в России, я знаю, что здесь как нигде ценят скорость и оперативность, поэтому для России особенно важно нащупать альтернативные методы для скоростного разрешения конфликтов, чтобы удовлетворить этот запрос российских клиентов.

– Можете привести примеры подобных «скоростных» возможностей для рассмотрения дел?

Робин Уиттеринг: Есть такой механизм – ранняя нейтральная экспертная оценка. В этом случае в контракт вводится положение, по которому один или коллегия из двух-трёх специалистов в течение одной-двух недель принимают решение. Оно имеет обязательную силу, однако потом его можно оспорить и запустить уже полноценный судебный процесс.

Эндрю Ломас: Оборотной стороной ускорения процесса является риск принятия необоснованных решений. В этом смысле международные арбитражи и суды понимают негативные аспекты таких «быстрых» механизмов и действуют более осмотрительно. Хотя для клиентов скорость, безусловно, важна.

О том, кто и как вкладывается в судебные споры и почему юристы становятся бизнесменами

– Теперь о вопросах финансирования процессов. Кто чаще всего выступает инвестором? По какому принципу отбираются перспективные споры, в которые стоит вложиться?

Эндрю Ломас: Обычно в такой роли выступают хедж-фонды, институциональные инвесторы или семейные бизнес-империи. Они обращаются за консультациями к барристеру для того, чтобы получить оценку вероятности выигрыша. А барристер уже дает информацию о сильных и слабых сторонах дела. Если дело выигрышное, то дальше встает вопрос стоимости процесса. В Англии, если претензия оценивается меньше, чем в 10 миллионов фунтов стерлингов, то она инвесторам априори не интересна.

Робин Уиттеринг: В последние 15 лет американские фонды редко финансировали процессы с участием сторон из России: для них это не было привлекательным по разным причинам. Сейчас настроения на инвестиционном рынке изменились, и вкладывать сегодня стараются не в конкретные дела, а в команды юристов, которым передается портфель потенциально выигрышных и прибыльных споров. Но здесь мы снова возвращаемся к вопросу контроля и координации, потому что с инвестициями приходит и еще один участник процесса. И порой проще урегулировать спорные моменты с оппонентом, чем с инвестором.

– Насколько инвестор в такой ситуации будет воспринимать юриста как равнозначного партнера? Не просто как специалиста в праве, а именно как бизнесмена, который с ним взаимодействует на равных.

На фото: Евгений Ращевский

Евгений Ращевский: Есть поговорка: «Кто платит, тот и заказывает музыку». Нельзя недооценивать желание инвестора быть главным в проекте. Поэтому наличие профессиональной судебной команды, способной выработать и реализовать правильную стратегию, позволяет поддерживать "комфорт" инвестора и обеспечить координацию на всех этапах проекта. Опыт работы наших английских партнёров, ориентированных на поиск приемлемых бизнесу решений по сложнейшим сделкам и проектам, связанным с синдицированным кредитованием, также помогает выстраивать диалог с зарубежными финансистами.

Робин Уиттеринг: Не менее важно сохранить баланс между желаниями инвестора, позицией клиента и реальными шансами на успех. Искусство юриста, в том числе, заключается в постоянном поиске золотой середины, компромисса. Юристам и так зачастую приходится непросто, когда необходимо, скажем, донести до клиента необходимость принятия непопулярных решений в рамках дела. А когда за столом появляется еще один голос – голос инвестора – ситуация усложняется еще больше. Мы как юристы должны понимать эту специфику и грамотно управлять процессом, осознавая этическую сторону вопроса. Профессия юриста – это история не только про деньги, это, прежде всего, ответственность и профессиональная этика, которыми руководствуются наши юристы, ежедневно оказывая правовую помощь клиентам.