Музыка «Железного занавеса»: как советские композиторы судились с американской кинокомпанией

«Железный занавес»

В сентябре 1945 года шифровальщик посольства СССР в Канаде Игорь Гузенко передал канадским властям секретные документы о советской шпионской сети за границей и ядерном шпионаже. Поступок перебежчика произвел эффект атомного взрыва и, как считается, положил начало холодной войне. В результате деятельности Королевской комиссии, расследующей факты сотрудничества граждан Канады с советской разведкой, были арестованы десятки человек. Как свидетель со стороны обвинения, Гузенко на судебных процессах продолжал разоблачать агентурную деятельность СССР в Канаде. Из-за его показаний некоторые подсудимые оказались за решеткой. Советский Союз называл заявления Гузенко лживыми и провокационными, подчеркивал, что в переданных секретных бумагах не было ничего сенсационного, и обвинял Канаду в обострении отношений двух стран. 

События, связанные с делом Гузенко, растянулись на годы. Конфликт обрастал новыми событиями, политическими акциями и заявлениями. Перебежчик, получивший политическое убежище, поддерживал интерес к своей персоне. В 1947 году он публиковал мемуары в прессе, в 1948-м издал автобиографическую книгу «Это был мой выбор» (This Was My Choice), и в том же году в США вышел снятый по воспоминаниям Гузенко фильм «Железный занавес» (The Iron Curtain). Название фильма, безусловно, должно было напоминать о Фултонской речи Черчилля в 1946 году, а сам фильм выступал инструментом холодной войны. 

Небезосновательно воспринимая «Железный занавес» как часть враждебной политики США, советские идеологи развернули масштабную контрпропагандистскую кампанию еще до выхода фильма в американский прокат. Газеты называли картину «пасквилем» и «антисоветской провокацией». Одной из наиболее известных была статья Ильи Эренбурга «Кинопровокаторы», вышедшая в феврале 1948 года. «Железный занавес», по словам публициста, имел отношение не к киноискусству, а к разведению бацилл желтой лихорадки и чумы, и снят был с единственной целью — опорочить Советский Союз. Заявляя, что Гузенко ради денег канадской охранки оклеветал советских дипломатов и прогрессивных деятелей Канады, которые боролись против американского империализма, Эренбург и в фильме видел исключительно небылицы о жизни работников советского посольства в Канаде. Он иронично разбирал все похождения перебежчика и критиковал дешевые приемы американской кинопропаганды. 

Постер фильма «Железный занавес» 

Но в фильме был эпизод, над которым смеяться было невозможно. В изложении Эренбурга он выглядел так: «Один из пропойц Кулин говорит: «Мы защищали Сталинград. Снег был окрашен кровью. Я спросил, кто хочет пойти на опасное задание. Ни одного охотника. Тогда я в упор расстрелял пятьдесят одного хорошего русского. Пятьдесят второй стал добровольцем. У меня больше не было неприятностей и добровольцев стало больше чем нужно. Ха-ха!»

«Как могут думать кинопродукторы США, что мир стерпит подобное надругательство над могилами Сталинграда? — возмущался Эренбург. — Да весь мир знает, что если Европа освободилась от нацистской тирании, если вышли узники из немецких лагерей смерти, если в Париже больше нет комендатур, если на Лондон больше не сыплются бомбы, если американские матери встретили своих сыновей, благополучно вернувшихся после парадного шествия по Европе, то это прежде всего потому, что на узенькой полоске земли в самое страшное время — осенью 1942 года — советские люди стояли насмерть, гибли, но не отступали». 

По словам журналиста, Европа помнила, чем был Сталинград, и потому мировая премьера фильма была невозможна: демонстрации против показа фильма уже начались. Советскому Союзу в этих протестах, очевидно, была отведена главная роль. Но тактика была выбрана совершенно неожиданная: советские власти перевели конфликт в юридическую плоскость, пытаясь запретить показ фильма исходя из постулатов авторского права. 

Письмо композиторов в «Известия»

В апреле 1948 года в «Известиях» появилось письмо композиторов Дмитрия Шостаковича, Сергея Прокофьева, Арама Хачатуряна и Николая Мясковского. Они протестовали против использования в фильме их музыки. В письме говорилось:

«В американских газетах опубликованы сообщения о выпуске кинофильма «Железный занавес». Известно, что этот фильм ставит своей целью оклеветать нашу родину, разжечь вражду и ненависть к советскому народу в угоду врагам всеобщего мира и безопасности. С чувством глубокого возмущения мы узнали из сообщения газеты «Нью-Йорк Таймс», что для этого фильма используются отрывки из наших музыкальных произведений. 

Нет необходимости упоминать, что никто из нас не давал и не мог дать согласия на какое бы то ни было использование нашей музыки для картины «Железный занавес». Зная заранее, что советские композиторы с гневом отвергли бы всякое подобное предложение, кинодельцы из американской компании «Двадцатый век — Фокс» применили мошеннический прием, украв нашу музыку для своего мерзкого фильма. Американские реакционеры решили дополнить кражей наших произведений те антисоветские подлоги, на которых построен подготовляемый ими фильм.

И если этим господам предоставлена в США полная возможность в интересах политического шантажа пренебрегать элементарными правами композиторов, чинить произвол и насилие над их творческим достоянием, то это лишний раз подтверждает, что в США процветают такие порядки и нравы, при которых права личности, свобода творчества и демократические принципы, в верности которым клянутся на словах, попираются на деле самым бесцеремонным образом.

Выражая свой категорический протест против подобных приемов и нравов, против циничного покушения на свободу нашего творчества, мы решительно настаиваем на изъятии нашей музыки из фильма «Железный занавес».

Письмо вызвало общественный резонанс не только в нашей стране, но и в Америке. Политические цели заявителей были очевидны. В основе письма лежало не столько желание восстановить нарушенные права, сколько стремление продолжать пропагандистскую кампанию и добиться запрета фильма. С другой стороны, советские композиторы действительно оказались в непростом положении: в СССР к их творчеству предъявлялись идеологические претензии, а в антисоветском фильме «украденная» музыка в качестве фона звучала на протяжении 45 минут из 87. 

На претензии композиторов в кинокомпании не ответили, и летом 1948 года дело дошло до суда.

Советские композиторы в зарубежных судах

Шостакович с коллегами подал в штате Нью-Йорк иск к кинокомпании Twentieth Century — Fox Film Corp. В заявлении истцы настаивали на нарушении авторских прав и клеветническом характере фильма: использование музыки якобы подразумевало сотрудничество композиторов с производителями и могло вызвать подозрения в их нелояльности к собственной стране. Истцы просили суд запретить использование их музыки и имен как в фильме, так и в любых других случаях, где это могло быть возможным в связи с распространением информации о кинокартине, например в рекламе. Кроме того, истцы требовали денежную компенсацию.

Какие-либо международные соглашения в сфере авторского права в СССР в то время отсутствовали. Считая, что конвенции об авторском праве служат интересам капиталистов, Советский Союз не предоставлял почти никакой защиты зарубежным авторам и нередко сам нарушал их права. В США же произведения советских композиторов находились в общественном достоянии, и это в определенной мере было ответом на советскую политику в сфере авторского права. 

Руководствуясь национальными нормами законодательства, американский суд постановил, что согласия истцов на воспроизведение их музыки, которая не была искажена, не требуется. Несостоятельными были признаны и доводы композиторов о клевете: суд не увидел оснований для утверждений о связи между использованием музыки истцов и их предполагаемым одобрением концепции фильма. Истцам было отказано в удовлетворении требований. 

Советская пресса не сообщала о процессе, но до конца года тема протестов против демонстрации фильма по всему миру не сходила со страниц газет. «Железный занавес» сконфуженно опустился», «Голливуд уныло подсчитывает убытки», — писали «Известия» и «Правда», а американские газеты публиковали заявления наших чиновников о необходимости решительного отпора голливудской кинопропаганде. Советские идеологи действительно не собирались сдаваться и делали все возможное, чтобы запретить показ фильма в других странах. 

Кадр из фильма The Iron Curtain. LIFE, 17 мая 1948 года 

В 1949 году после многочисленных протестов французского народа и вмешательства фирмы грамзаписи Le chant du monde, пропагандирующей в Европе музыку советских композиторов, суд департамента Сены принял решение конфисковать фильм из кинотеатров. Но через год советские газеты с негодованием сообщили, что суд отменил прежнее постановление, так как общество Le chant du monde, представляющее интересы советских композиторов, не имело доверенности от истцов. Суд обязал французскую музыкальную фирму выплатить миллионные убытки американским кинопроизводителям и директорам кинотеатров, в которых демонстрировался фильм, за время конфискации. 

В начале 1953 года судебный процесс во Франции об изъятии фильма из проката все же увенчался успехом. Это стало возможным благодаря французской концепции авторского права, предусматривающей защиту личных неимущественных прав зарубежных авторов несмотря на нахождение произведений в общественном достоянии. По иску общества Le chant du monde к кинокомпании Twentieth Century — Fox Film Corp. суд признал права советских композиторов нарушенными, постановил выплатить им компенсацию и запретил показ фильма. 

К Всемирной конвенции об авторском праве, предусматривающей взаимные обязательства стран-участников, СССР присоединился только спустя 20 лет. 

Автор: Ольга Арсентьева