Better Chance: об объединении команд со схожим ДНК, глобальных амбициях и тенденциях юррынка

С моей точки зрения, Better Chance — один из самых остроумных ренеймингов на российском юридическом рынке. Но интересно, что сподвигло вас выбрать такое название, что оно для команды символизирует?

Александр Аничкин: Мне очень нравится, что оно лаконичное, но в то же время наполненное очень многими смыслами. В нем действительно есть элемент какого-то хулиганского маркетинга, который ты в старой фирме не мог себе позволить. Когда ты сам себе голова, ты сам придумываешь, как ты будешь это продвигать на рынке. Поэтому элемент легкого хулиганства присутствует, но, с другой стороны, он отражает и тот очень серьезный, солидный фундамент, на котором мы строимся.

Легкая отсылка в слове better — это к тому, что мы стали лучше для русских клиентов. Мы, находясь в международных фирмах, испытывали этот внутренний конфликт: они часто не брали работу для российских клиентов по своим соображениям. И к сожалению, мы были теми людьми, которым приходилось доносить до клиента это сообщение. Исход международных фирм во многом развязал нам руки, и мы стали гораздо ближе в первую очередь к своим ключевым клиентам, к российским клиентам. 

Как возникла идея создания Better Сhance и как она осуществлялась? Не возникло ли в момент объединения препятствий из-за разницы в корпоративных культурах?

Виктория Борткевича: Идея была, наверное, уникальна, она до сих пор остается уникальной для рынка. Когда иностранные компании покинули рынок, мы стратегически решили: тем партнерам, кто хочет объединиться, невыгодно создавать свои маленькие юридические бутики или заниматься чем-то еще. Мы все решили, что нам нужно создать большую юридическую фирму, которая могла бы обслуживать клиентов от начала до конца.

Все препятствия преодолимы. У нас собрался очень-очень уникальный, классный и дружный коллектив партнеров. И мы все понимаем, куда мы стремимся.

Как изменилось отношение государства к работе в проектах государственно-частного партнерства? Произошли ли какие-то изменения в портфеле таких проектов за последний год?

Александр Долгов: Я бы не сказал, что отношение радикально изменилось. Изменилась, наверное, экономическая ситуация, и это неизбежно накладывает отпечаток на то, как государство ищет альтернативные источники финансирования. Бюджетных средств никогда не хватало на всех, но сейчас ситуация обострилась.

Мы видим, что государство настроено идти навстречу инвесторам, что проектов становится больше. И даже те компании, которые раньше не задумывались о вхождении в проекты ГЧП, сейчас очень активно в этом направлении двигаются. Инвесторы зачастую идут в проекты ГЧП не только за госденьгами, но и прежде всего за покрытием рисков, которые иначе никак не покроешь, не застрахуешь, ни на кого не переложишь.

Продолжается движение от мегапроектов в сторону проектов среднего уровня. Больше задействуются регионы, то есть с федерального уровня ГЧП переходит на региональный уровень. Конечно, мегапроекты есть, но в количественном выражении очень много стало проектов региональных.

Оставшись без той международной сети, в которой всегда работали партнеры крупных ильфов, удалось ли вам воссоздать такую сеть самим? И какие арбитражные центры вы рекомендуете клиентам?

Элла Омельченко: Да, все ушедшие иностранные юридические фирмы, которые долго присутствовали в РФ, больше активно не сотрудничают. Соответственно, приходится выстраивать связи, искать новых партнеров. И я могу сказать, что мы достаточно успешны в этом направлении: создали большую партнерскую сеть из юридических компаний. Это основные юрисдикции, куда сейчас происходит разворот российских инвестиций и партнерств.

Продолжается и поиск, скажем так, нейтральных арбитражных центров. Мы видим тенденцию к использованию сингапурского Международного арбитражного центра, в таком же проценте случаев — Гонконгского арбитражного института. Другие валидные альтернативы — Дубай и Гонконг.

Мы видим со стороны зарубежных партнеров обращения в международные арбитражные институты с тем, чтобы в принципе ограничить право российских партнеров на перенос места разрешения споров из международных институтов в пользу российских арбитражных судов. Поэтому сейчас более осторожная стратегия в отношении возможного переноса судебных споров в Россию.

На чем основана корпоративная культура, какие ее столпы в Better Chance? Чувствуют ли клиенты изменение клиентского сервиса, бренда, ценностей?

Артем Тамаев: Во-первых, мы фокусируемся на интересах наших клиентов и оказании высококлассного сервиса. Это основа, на которую накладываются дополнительные элементы нашей культуры. Во-вторых, это позитивная питательная и экологичная атмосфера. Наш коллектив — это наша основная ценность. И я убежден, что работа, особенно та, что требует инвестирования времени, должна быть местом, куда люди хотят приходить. И третье — это адаптивность. Мы живем в изменяющемся мире, мы должны быстро реагировать на те вызовы, которые нас окружают, чтобы оставаться лучшим выбором не только для наших клиентов, но и для наших сотрудников.

Клиенты продолжают работать с тем же партнером и той же командой, с которой они привыкли работать. С другой стороны, экспертные навыки усилились, добавились специалисты, которые раньше не были представлены в исторической международной фирме. И все это дает правильный синергетический эффект и позволяет клиентам ощущать и получать тот сервис и те услуги, на которые они нацелены.

Среди клиентов Better Chance и российские, и зарубежные инвесторы. Откуда приходят последние? И какие направления развития вы видите для фирмы?

Кирилл Миллер: Мы видим растущий интерес со стороны инвесторов из дружественных юрисдикций. В первую очередь это Китай. Мы провели за последний год много встреч как с нашими китайскими коллегами, юридическими консультантами, так и с представителями китайского бизнеса, которые проявляют очень большой интерес к российскому рынку. Также расширяется взаимодействие между рынками латиноамериканского региона, ближневосточного региона, Индии и Юго-Восточной Азии. В принципе все эти направления, в которых мы видим интерес потенциальных иностранных клиентов, не прерывают нашу работу с клиентами из западных стран, ЕС и США.

Создание глобальной юридической фирмы, ильфа из России, для меня — такая мечта, которую я бы очень хотел реализовать. Создать что-то подобное тем юридическим фирмам, которые выросли из Англии и США, прошли 150-летний путь развития и стали глобальными игроками. Но мы оценили запрос рынка и пришли к выводу, что пока нам интереснее развивать отношения с новыми юрисдикциями в формате партнерства.

Спустя почти два года агрессивной активной трансформации юридического рынка какие на нем царят настроения? Юристы каких специализаций будут наиболее востребованными?

Булат Жамбалнимбуев: Кто-то чувствует себя чуть лучше, кто-то чувствует себя чуть хуже. Но объективно за этот год каких-то упаднических или пессимистических настроений я не встречал. Есть работа, ее много. Этот год мы очень быстро бежали, не было времени осмотреться. Поэтому  у нас настроение боевое и, я бы сказал, умеренно-оптимистичное.

Есть огромный запрос на качественные команды. И к моему большому сожалению, на нашем рынке осталось не так много качественных команд. В принципе их все можно пересчитать на пальцах если не одной руки, то максимум двух. Мы хотим остаться на первом месте во всех основных категориях, закрепиться в виде национального чемпиона.

Специализации востребованы те же, что и раньше: M&A — все, что связано с покупкой и продажей бизнеса, — и споры как локальные, так и международные.