ПРАВО.ru
От первого лица
27 октября 2010, 23:30

Судья от России в ЕСПЧ Анатолий Ковлер: "Дела из России у судей нарасхват..."

Судья от России в ЕСПЧ Анатолий Ковлер: "Дела из России у судей нарасхват..."
Судья ЕСПЧ от России Анатолий Ковлер гордится российскими юристами - по делам в ЕСПЧ они работают качественно, оперативно и профессионально

Все чаще мы получаем сообщения, что гражданину России удалось отстоять свои права в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ). Нередко это фактически означает, что  позиция российских судов, ранее рассматривающих дело, была неверной. И хотя жалобы ЕСПЧ рассматривает совсем не быстро, складывается ощущение, что россияне обращаются в Европейский суд по правам человека все чаще. Право.Ru связалось с судьей от России в ЕСПЧ Анатолием Ковлером и смогло задать ему несколько вопросов.

Нас интересовало прежде всего, кто именно из наших соотечественников и на что именно жалуется в ЕСПЧ, чем объясняется некоторая нерасторопность этого суда в рассмотрении жалоб, могут ли судьи рассмотреть что-то вне очереди. Мы не могли не спросить и о деле Ольги Кудешкиной (лишенной полномочий судьи по обращению председателя Мосгорсуда Ольги Егоровой), а также о деле ЮКОСа, рассмотренных Европейским судом по правам человека ранее. Интересно было узнать мнение судьи ЕСПЧ и о том, что дает решение этого суда гражданину России, чего он может добиваться, имея такое решение на руках.

- Анатолий Иванович, кто чаще всего из россиян жалуется в ЕСПЧ?

- В последнее время из России в ЕСПЧ стали чаще приходить жалобы от военнослужащих, судей, сотрудников правоохранительных органов, госчиновников. Жалобы сложные, демонстрирующие хорошее знание проблем "изнутри". Например, бывшие сотрудники отдела по борьбе с организованной преступностью, оказавшиеся там, от чего народная мудрость рекомендует не зарекаться, довольно квалифицированно обжалуют условия пребывания в этих учреждениях.

Очень активно жалуются пенсионеры на неисполнение или отмену судебных решений в их пользу, аккуратно присылая все необходимые документы. Гораздо больше стало приходить жалоб из Сибири и Дальнего Востока.

В последние два года резко возросло число жалоб от лиц, подлежащих экстрадиции или высылке из России, на нарушения их процессуальных прав и длительность заключения под стражей.

-  Не могли бы Вы выделить основные мотивы жалоб? Что не устраивает россиян, обращающихся в ЕСПЧ?

На протяжении нескольких последних лет нарушения системные, то есть повторяющиеся, все те же:

- неисполнение судебных решений национальных судов по социальным проблемам;

- неисполнение с последующей отменой в надзоре вступивших в законную силу судебных решений;

- злоупотребление арестом и заключением под стражу как мерой пресечения по шаблонным формулировкам процессуальных решений;

- условия содержания в СИЗО (переполненность, неадекватная медицинская помощь);

- неэффективность следственных действий по насильственным и должностным преступлениям, по фактам убийств и исчезновения родственников заявителей (последние — из Чечни).

- Большая ли очередь создается из  жалоб, сколько дел сейчас ожидают рассмотрения?

На 1 сентября 2010 года ждали своего рассмотрения в Суде 138 тысяч дел (из них из России — 38100, т.е. 27,6%). Поскольку ежемесячно этот показатель возрастает на две тысячи дел, можно легко вычислить показатели сегодняшнего дня. Быстрота продвижения дела зависит, прежде всего, от его сложности, от загруженности и работоспособности ведущего дела юриста, от "пропускной способности" палат Суда и, наконец, категории дела.

Чтобы у вас и ваших читателей сложилось ясное представление о том, сколько дел поступает в ЕСПЧ из разных стран, я составил эту таблицу:

  

На остальные 37 государств приходится 29 450 дел (21,3% от общего  числа). Среди этих 37 стран такие региональные гиганты, как Германия, Франция, Великобритания, Испания.

Самые сложные жалобы, имеющие определенный правовой подтекст, из Великобритании (около 3 тыс. жалоб). Это объясняется и профессионализмом адвокатов, и правовой грамотностью населения. Не случайно эта страна — чемпион по количеству дел, рассмотренных Большой палатой, а на ней, как правило, рассматриваются дела, требующие творческого толкования Конвенции.

Россия на этом фоне выглядит довольно интересной страной: разброс тематики очень большой, нарушения нередко носят демонстративно "выпуклый" характер. Кроме того, судьи-докладчики нарасхват берут российские дела, поскольку ведущие эти дела российские юристы работают достаточно быстро, профессионально и готовят очень качественные проекты.

- Чем объясняется такое большое количество жалоб?

- Прежде всего проблемами национальных правовых систем, не справляющихся с потоком исков своих граждан. Кроме того, нельзя исключать и известного социологам "демонстративного эффекта", когда человек узнает из СМИ или от знакомых о положительном решении в Страсбурге дела, похожего, по его мнению, на его случай.

Так, после первого постановления по делу "чернобыльца" Бурдова (7 мая 2002 г.) пошли жалобы от "чернобыльцев", которым не выплачивались их пособия. Аналогичный случай с матерями из Нововоронежа, пенсионерами-"вредниками" из Электростали, военнослужащими из Новочеркасска и т.д. Такие дела мы на своем профессиональном жаргоне называем "клонами": 60% постановлений, выносимых Судом, — это постановления по таким делам.

- Существуют ли такие категории дел, которые ЕСПЧ рассматривает "вне очереди"?

С января прошлого года Суд, исходя из статьи 41 Регламента, четко определил несколько категорий дел, которым он отдает приоритет. Это дела, связанные:

 — с нарушением "абсолютных прав": право на жизнь (статья 2 Конвенции), право не подвергаться пыткам (статья 3), право на свободу (статья 5), особенно тогда, когда заключенный страдает тяжелой болезнью (СПИД, туберкулез и т.д.) и подтверждает это справками;

 — с правами несовершеннолетних;

 — с ущемлением прав престарелых (из России очень много жалоб пенсионеров);

 — с проблемами нарушения Конвенции;

 — со статьей 39 Регламента "Неотложные меры", как правило, это дела об экстрадиции, высылке, либо о необходимости срочных медицинских мер.

- В России бытует мнение, что в ЕСПЧ подается много жалоб от россиян, связанных с защитой прав на свободу собраний и митингов. Действительно ли таких жалоб из России больше, чем из других стран?

- Таких жалоб немного, но они, что называется, на виду, да и пресса о них охотнее пишет, чем о старушках-пенсионерках. Из 18 постановлений, вынесенных Судом в 2009 году по нарушению статьи 11 (Свобода собраний и объединений), 9 - против Турции, 4 против Молдовы, 3 против Армении. По одному против Азербайджана и Македонии, и ни одного против России.

В 2008 г. — дело "Кузнецов и другие против России", 23 октября  2008 г. — административная ответственность за проведение заявленного пикета в Екатеринбурге. На сегодняшний день статья 11 "засветилась" в деле "Свидетели Иеговы г. Москвы" (10 июня 2010 г.) в связи с отказом в регистрации. Возможно, скоро услышите еще об одном постановлении…

Ни по одной статье Конвенции Суд не применяет автоматического подхода: мол, раз жалуются, значит есть нарушение. В статье 11 есть важная вторая часть, предполагающая оправданные ограничения свободы собраний и объединений. Другой вопрос — насколько эти ограничения необходимы и пропорциональны преследуемой цели.

- Мы часто слышим, что по решению ЕСПЧ Россия выплатит компенсацию тому или иному гражданину России, так как его права были нарушены. Возникает вопрос: Россия должна ограничиваться выплатой материальной компенсации или все-таки обязана обеспечить гражданину восстановление его нарушенных прав?

- За исполнением постановлений Суда, согласно статье 46 Конвенции, надзирает Комитет Министров Совета Европы. Он ведет так называемый мониторинг исполнения. Комитет может с удовлетворением отметить выполнение постановления Суда и ограничиться "индивидуальными мерами": выплата компенсации, пересмотр дела национальным Судом и так далее, а затем снять дело с мониторинга.

Но Комитет Министров может также потребовать от государства - ответчика принять меры "общего характера", например, изменить законодательство во избежание подобных нарушений в будущем.

- Бывшая судья Ольга Кудешкина обратилась в ЕСПЧ и доказала, что российские власти, лишившие ее судейских полномочий, нарушили статью 10 Конвенции по правам человека о свободе выражения мнения, а санкции в отношении нее были несоразмерны. ЕСПЧ обязал Россию выплатить ей 10 тысяч евро. После этого Кудешкина пыталась через суд восстановить свой судейский статус. Но ей это не удалось.

- Насколько я помню, в деле Кудешкиной Суд констатировал нарушение статьи 10 (Свобода выражения мнения), сочтя, что лишение статуса судьи было непропорциональной мерой ответственности за критику.

Но Суд не сделал вывода о необходимости восстановления заявительницы на прежней работе. В противном случае это означало бы вмешательство в дискреционные полномочия судебной власти страны, нарушало бы принцип субсидиарности.

- Насколько известно, по делу Кудешкиной Вы выражали особое мнение, на какие моменты вы обращали внимание в нем?

- Если резюмировать, то главным моментом нарушения судейской этики было для меня разглашение подробностей рассмотрения конкретного уголовного дела (фактически разглашение тайны совещательной комнаты) до принятия окончательного решения кассационной инстанцией.

На мой взгляд, это злонамеренное нарушение профессиональной этики. Представьте себе врача, публично разглашающего диагноз пациента… В таких случаях профессиональная корпорация вправе исключить его из своего состава.

Все остальное - критика начальства и всей системы в целом - это уже второстепенное нарушение. Хотя и здесь в отношении госслужащих должен действовать принцип: хочется критиковать ("не могу молчать!") — подай в отставку и критикуй.

Судья не журналист, и даже не адвокат. На судью наложены тяжелые вериги лояльности судебной системе, в которой он служит. Не случайно, статья 10 среди изъятий права на свободу выражения мнения упоминает "обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия".

- Как часто Вы выражаете особое мнение по делам, рассматриваемым ЕСПЧ? И если часто, то с чем это связано?

- Довольно часто. Это связано прежде всего с тем, что я бываю недоволен, с одной стороны, излишним формализмом при толковании коллегами Конвенции или прецедентов по ней. С другой стороны, проявлениями "судейского активизма", когда судьи выступают с радикальными позициями по вопросам, по которым в юридическом сообществе еще не сложилось четкой позиции.

Например, мне не нравится, когда в понятия "семьи" или "семейной жизни" не включаются совершеннолетние дети, бабушки и дедушки (дело "Сливенко против Латвии"). Не нравится, когда Суд выносит суждение о неевропейских ценностях как "реакционных" (дело "Рефах против Турции") или когда военнослужащим ранее отказывалось в праве обжаловать в судах невыплату денежных пособий (дело "Канаев против России").

Судьи-диссиденты исходят из принципа "и вода камень точит", полагая, что их мнение будет понято в будущем. У меня уже есть несколько таких интеллектуальных побед на счету.

Во всяком случае практически ни одно постановление Суда по серьезной, сложной проблеме не выносится без выражения особых позиций. У судей есть право на публичное выражение особого (несогласие), отдельного (частичное согласие/несогласие) или совпадающего (согласие, но по иным мотивам) мнения, которое становится составной частью текста постановления.

- Анатолий Иванович, можете пояснить, почему Вы взяли самоотвод в корпоративном деле ЮКОСа, где рассматривалась жалоба ЮКОСа на разрушение компании и отчуждение ее активов?

- Во-первых, право судьи не участвовать в рассмотрении конкретного дела — священное право. Оно предусмотрено статьей 28 Регламента Суда. Спрашивать судью публично о мотивах самоотвода так же неприлично, как, скажем, спрашивать о мотивах развода.

Мотивы могут быть разные: от прежней работы в национальном суде, вынесшем решение (даже если вы не выносили его лично) до знакомства с адвокатом, либо нежелание участвовать в слишком политизированном деле (во избежание возможного давления) или недостаточная компетентность в сложном вопросе, являющемся основным в деле.

Во-вторых, при пересмотре дела в Большой палате Суда и национальный судья, и председатель палаты, решение которой обжалуется, как правило, выходят из дела, хотя Конвенция, напротив, дает им право входить в состав Большой палаты.

Так вот, никто и никогда не давил на меня с целью побудить выйти из дела ЮКОСа или остаться в нем. Решение выйти из него я принял давно, кажется, в 2005 году по простой причине: в деле поднимаются очень сложные вопросы арбитражного производства, а я плохо знаю практику применения нового АПК.

Конечно, можно сделать усилия по повышению профессионального уровня в теоретическом плане, но при колоссальной нагрузке российского судьи как "национального судьи" (есть такой термин в Суде) это крайне сложно. Никаких других причин у меня не было, разве что кроме той, что мой сын-адвокат ("Ковлер и партнеры") когда-то представлял одного из сотрудников ЮКОСа в банальном гражданском деле. Но здесь нет никакого "конфликта интересов", как на это намекала одна газета.

Кстати, я вышел из другого "арбитражного дела", которое будет повторно слушаться Большой палатой 15 декабря — "Котов против России". Речь идет об ответственности государства за действия назначенного арбитражным судом конкурсного управляющего в ходе процедуры банкротства и ликвидации частного банка. Вместе со мной из дела вышел председатель палаты, вынесшей обжалуемое постановление.

- Каковы главные отличия работы судей в ЕСПЧ и российских судах? Есть ли давление извне?

- Главное отличие - руководствоваться не только текстом Конвенции, но и морем прецедентов по ее применению. Знать не только "свою" правовую систему, но и понимать логику других правовых систем, соизмеряя это знание и понимание со стандартами Конвенции.

  Что касается "давления", "уровня защиты" и прочих сопутствующих явлений судейской деятельности, я бы повесил на фронтоне любого суда слова Данте:

  "Здесь надо, чтобы душа была тверда,

   Здесь страх не должен подавать совета".

- Как, по-вашему, относятся российские судьи к решениям ЕСПЧ, особенно те из них, чьи решения в Страсбурге были признанны незаконными?

- Мое общение с судьями, как приезжающими в Страсбург (ежемесячно одна-две группы), так и на местах (от Петербурга до Якутска) вселяет в меня оптимизм - все чаще срабатывает профессионализм и довольно хорошее знание прецедентов, понимание логики правовых позиций Суда.

Конечно, бывает и так, что Суду в Страсбурге не были известны какие-то важные, с точки зрения российских судей, детали дела или нормативные акты, что могло исказить позиции национальных судов в оценке Страсбурга. Значит, при ответах на запросы ("коммуникации") Суда надо давать более полную картину.

Сейчас уже нет того информационного голода по практике Суда, который был еще 10 лет назад. Ведь мы долго жили в информационной блокаде, не зная того, что в Европе было обычным знанием для юристов. Языковая проблема частично решается тем, что многие постановления Суда переводятся на русский язык разными изданиями.

-  В России нередко пишут и говорят о том, что доверие к российскому правосудию падает. Что, на ваш взгляд, нужно сделать, чтобы повысить  доверие?

- Прежде всего, побороть правовой нигилизм как со стороны "властей", так и со стороны "народа". Этот нигилизм передавался из поколения в поколение из-за попирания элементарных принципов справедливости и беспристрастности суда как института общества.

Повсюду в мире происходит "десакрализация" суда (в России — тревожно быстро). Хотя издревле общества могли обходиться без царей, парламентов, армии, без судов — никогда…

Подготовила Татьяна Берсенева