В интервью "Право.Ru" Андрей Яковлев, управляющий партнер коллегии адвокатов "Яковлев и партнеры" рассказал, как переквалифицировался из военных прокуроров в адвокаты, почему он против открытия российского рынка для иностранных адвокатов, как кризис отразился на стоимости юридических услуг и зачем юристам разбираться в типах ядерных реакторов.
- "Яковлев и партнеры" Вы основали в 1990 году. Чем занимались до этого?
- С 1982 года я работал военным следователем в московском и некоторых других гарнизонах. А в конце 80-х в стране началась эра совместных предприятий, и юристов не хватало. В тот момент приятель попросил меня написать трудовой договор. Я написал, после чего начал регулярно подрабатывать таким образом.
- Подработка – понятно, но почему Вы все-таки ушли из военной прокуратуры?
- По двум причинам. Правоохранительные органы оказались никому не нужны: все решили, что общество будет "саморегулироваться", поэтому и отношение к прокуратуре было соответствующим. С другой стороны, предпринимательское сообщество ловило каждое твое слово, поэтому когда ты рассказывал даже об элементарных, с точки зрения сегодняшних реалий, понятиях, то ощущал собственную нужность и полезность. Естественно, это меня сильно привлекало. В ноябре 1990 года я уволился из вооруженных сил, а в декабре того же года вместе с товарищем создал собственную компанию.
- Сразу сконцентрировались на юридических услугах?
- Нет, поначалу мы решили заняться консалтингом, поэтому компанию назвали "МаТИК" (по первым буквам Marketing Trade Engineering Consulting – прим. ред.), но чуть позже все свелось к правовой работе, прежде всего к регистрации новых предприятий. Тогда за регистрацию компании и разработку устава платили 25000 рублей — большие деньги. К примеру, компьютер в те времена обходился в сто тысяч.
- С клиентами проблем не было?
- Нет, не было. Юридические услуги были востребованы. Кроме того, мы были крепко связаны с крупными компаниями. Одно время я даже работал административным директором Lada-Export, где отстраивал экспортное подразделение Волжского автомобильного завода.
- Партнеры, с которыми Вы начинали работать, до сих пор соучредители фирмы?
- Нет, я давным-давно выкупил их доли.
- После прокуратуры не сложно было переключатся на бизнес-проблемы?
- Никаких сложностей не было, тем более что когда я начинал, правовой базы для ведения бизнеса в стране не существовало: были только Гражданский кодекс, два постановления о совместных предприятиях и закон о кооперации. Все работали, руководствуясь договорами о совместной деятельности, поэтому нередко приходилось слышать, как клиенты говорили: "Чувствуем, что нужен юрист, но точно не знаем, для чего".
Кроме того, думаю, хороший юрист – не тот, кто все знает, а тот, кто знает, где посмотреть. И я всегда стремился к тому, чтобы разобраться как минимум в азах бизнеса, который обслуживал в качестве юриста.
- На рынке у Вас имидж человека, работающего прежде всего с крупнейшими энергетическими компаниями. Согласны?
- Слухами земля полнится. Конечно, они не беспочвенны, так как ради чужих проектов мне дважды приходилось уходить из собственной компании: первый раз, в 1997 году, по просьбе знакомых я вышел в Агентство по ипотечному жилищному кредитованию, где руководил юрслужбой. Второй раз я оставил "Яковлев и партнеры" ради "Росэнергоатома" и "Атомэнергопрома" (дочерняя и материнская компании соответственно, из последней Яковлев ушел в августе 2010 года – прим. ред.). Но уходы в чужие компании всегда были временными.
- Пришлось разобраться в азах атомной промышленности или достаточно было имеющегося опыта?
- У производственников сложное отношение к юристам. Для многих мы просто бумагомаратели. Но я четко понял одну вещь: если ты приходишь к руководству завода, понимая технологию его работы, отношение к тебе сразу меняется. В Росэнергоатоме, например, я столкнулся со странной ситуацией: юристы, которые там работали, не понимали разницы между типами реакторов. Поэтому я собрал юридический департамент и попросил Владимира Асмолова (профессор, первый заместитель генерального директора концерна "Росэнергоатом" — прим. ред.) прочитать лекцию об атомной энергетике.
- Эффект был?
- Конечно. Юрист обязан понимать область, в которой работает, причем иногда в деталях.
- Какие услуги сегодня приносят "Яковлев и партнеры" основную выручку?
- Мы, прежде всего, литигаторы. Приблизительно 80% выручки нам дает судебное представительство. Остальное – консалтинг. Фактически же мы продвигаем 3 продукта: судебная защита в России и на территории других государств, сопровождение крупных инвестиционных проектов и уголовно-правовая защита бизнеса. При этом под продуктом мы понимаем комплекс юридических услуг, направленных на достижение экономического результата. Например, если вы строите завод, то мы не просто регистрируем предприятие в самой выгодной организационно-правовой форме, но организуем весь процесс утверждений, согласований и разрешений вплоть до запуска производства.
- Как построен Ваш бизнес с юридической точки зрения?
- Юридическая группа состоит из двух юрлиц: ООО "Яковлев и партнеры" (правопреемник компании, созданной в 1990 году — прим. ред.) и коллегия адвокатов "Яковлев и партнеры", которую мы вынуждены были создать после принятия закона об адвокатуре, так как представляем интересы клиентов в судах.
- Данные по выручке раскрываете?
- Нет, кому интересно, — найдет ("Коммерсант" оценил чистую операционную выручку "Яковлев и партнеры за первое полугодие 2010 года в 7 миллионов долларов – прим. ред.). Мы не BP и не Chevron, чтобы хвастаться заработками. Да дело даже не в хвастовстве: мы непубличная компания, поэтому закон не требует от нас раскрытия финансовых показателей.
- А как Вы распределяете заработанные деньги? В соответствии с долями учредителей?
- Нет. В этом смысле название компании не отражает реального положения дел. Каждый сотрудник получает в соответствии со своим вкладом в общее дело. Фактически каждый наш юрист – партнер. Решения по конкретным выплатам линейным сотрудникам принимают руководители практик, а их предложения утверждает комитет из шести партнеров, причем в этой цепочке партнеры скорее следят за справедливостью, чем за деталями выплат.
- Вы работаете за фиксированный гонорар или по почасовке?
- Совмещаем. Рутинную работу, когда наши затраты прогнозируемы, делаем за "фикс". Если требуется проявить смекалку, включается почасовка. Внутри одного проекта эти два подхода обычно совмещаются.
- Как ваши часовые ставки соотносятся со среднерыночными?
- Если Вас интересует, конкурируем ли мы с "ильфами", то да, конкурируем. Например, моя ставка в лучшие времена доходила до 500 евро в час.
- А в худшие?
- Примерно так же.
- Хотите сказать, что кризис вас не коснулся?
- Нет, не коснулся. Мы хорошо диверсифицированы: падение по одним категориям дел хорошо компенсировалось ростом в других областях.
- Как Вы относитесь к тому, что иностранным адвокатам разрешили получать аналогичный статус в России?
- Плохо. Я считаю, что российские юрфирмы работают более эффективно и по более приемлемым ставкам, чем иностранные. Но мы почему-то привыкли брать пример с Запада вместо того, чтобы учиться у Китая. Между тем, за последние 20 лет китайцы добились многого во всех сферах, при этом их юридический рынок закрыт для иностранных фирм.
- Боитесь слишком жесткой конкуренции?
- Я готов конкурировать в России с любой западной юрфирмой. Более того, по международным проектам мы много работаем с "ильфами": они ведут свою часть, мы – свою. И это справедливо. Но, в конце концов, если Вы, будучи российским адвокатом, решите практиковать в США или Германии, кто Вам это позволит? Почему тогда мы должны делать поблажки иностранцам?
- Но Вы согласитесь, что, например, английская правовая система конкурентнее российской?
- Согласен, но это вопрос права, а не качества подготовки юристов. И хорошие российские юристы ничем не уступают английским или американским. А наши беды происходят не от того, что мы хуже кого-то, а от отсутствия понимания того, куда должна придти не только правовая система, но и страна в целом. Как Вы, например, можете объяснить тот факт, что российское законодательство построено таким образом, что мать, самостоятельно воспитывающая ребенка, получает от государства 400 рублей в месяц, а в детском доме на содержание одного ребенка выделяется 10000 рублей в месяц. Где логика? Получается, что органам опеки выгодно отправлять детей в детдом.
- Вы предлагаете дать эти 10 тысяч матери?
- Да. И если у нее 5 детей, пусть она получит на руки пятьдесят тысяч.
- А если она потратит их на водку?
- Это другой вопрос, но на него есть ответ. Нужен контроль вместо абсолютизации риска. Российскому чиновнику просто лень ходить и проверять, как тратятся государственные деньги. Легче просто не дать.
