Вряд ли я соглашусь, что юристом можно родиться. Ум и четкость мышления, качества, на мой взгляд, необходимые юристу, можно до определенной степени рассматривать как данные природой. А аналитические, исследовательские способности формируются только в ходе обучения. И я имею в виду не изучение дисциплины, а каждодневную работу вместе с другими специалистами, практическое применение знаний.
Клиент обращается к юристу за конкретным советом, решением проблемы, что, конечно, делает юриста прагматиком. Одна из главных черт, появляющихся у юристов, — четкое осознание временных рамок, способность управлять своим временем. Можно много спорить о том, меняет юридическая профессия к лучшему или к худшему, но факт остается фактом — перемены отрицать нельзя.
Юристам в России приходится быть намного изобретательнее и практичнее, чем нашим коллегам на Западе. В Канаде, например, намного проще дать четкие рекомендации по конкретному делу — есть не только закон, но и огромная судебная практика, масса решений, проанализировав которые можно получить однозначный ответ на поставленный вопрос. В России же коммерческое право существует только около 20 лет, а законодательная система по-прежнему отличается некоторой непредсказуемостью, поэтому российским юристам чаще, чем американским, приходится находить нестандартные решения проблем.
Я не вижу особых различий между английскими и американскими клиентами нашей фирмы — все они привыкли иметь дело с внешними юристами. Но многие российские компании пока не готовы полагаться на совет внешнего консультанта. С другой стороны, с развитием соответствующих областей права российские клиенты становятся все более требовательными, и с ними все интереснее работать.
Мой идеальный клиент — тот, кто доверяет моему профессионализму и полагается на мои рекомендации. Очень важно, чтобы клиент не сомневался, что юрист на его стороне. С клиентами, которые сомневаются в совете юриста, не понимая, что правовая ситуация в разных странах может существенно различаться, работать значительно сложнее.
За последние 20 лет темпы развития права в России были поразительными. В начале 90х годов, консультируя клиентов, намеревающихся вести бизнес в России, можно было опираться всего на 1-2 закона. Регулирование отдельных отраслей права, например, налогового, имущественного, практически отсутствовало. Сейчас же появилась хорошая законодательная база для регулирования каждой из этих областей, есть и квалифицированные специалисты по каждой из них. Законы стали четче и прозрачнее. Можно сколько угодно критиковать российские законы, — этим часто занимаются и в России, и за рубежом, но огромный прогресс в этой области, отрицать нельзя.
В России по-прежнему нередки проявления коррупции. Я много лет работаю с российскими юристами — и все они хотят жить в рамках системы, в которой законы соблюдаются, у всех есть четкое представление о том, как все должно быть, чтобы система работала. Поэтому достижение приоритетов, выдвинутых властью, — прозрачность работы госорганов, борьба с коррупцией — представляется вполне реальным.
Если говорить о российской судебной системе, то она функционирует на хорошем уровне. Тем не менее, есть область, которая нуждается в доработке — это регулирование процедуры банкротства. В России в условиях кризиса, когда число банкротств возросло в разы, пробелы в законодательстве заметны особенно остро. Мы активно занимаемся проектами по реструктуризации дефолтных облигаций, задолженности по кредитам, торговой задолженности и ощущаем все недостатки регулирования этой сферы.
Я курирую работу офисов фирмы не только в России, но и в других странах СНГ: представительства Baker & McKenzie много лет работают в Азербайджане, в Казахстане, на Украине. Я вижу, что из всех стран СНГ именно Казахстан, наряду с Россией, выходит из кризиса самыми быстрыми темпами. Это происходит, в том числе, благодаря работе руководства Казахстана по привлечению иностранных инвестиций.
У меня нет русских корней, но Россия всегда притягивала меня, я изучала русскую историю, литературу, язык в университете и особенно увлекалась эпохой революции. Мне хотелось узнать, кто были эти талантливые люди с такими радикальными взглядами, которые они искренне пытались воплотить в жизнь. Когда я попала в Россию в 1990 году, мне показалось, что я словно перенеслась в революционную эпоху — у меня было ощущение, что перед моими глазами творится история.
Так, я часто вспоминаю одно из наиболее ярких в моей практике дел, связанное с компанией British American Tobacco в России, когда в 1993-1994 годах при нашем непосредственном участии была проведена одна из первых в России сделок по выкупу акций сотрудников предприятий иностранным инвестором: BAT приобрела акции табачной фабрики в Саратове. Тогда директор предприятия лично разговаривала с рабочими, объясняя, почему необходимо продать акции BAT, и никто из нас до последнего момента не знал, состоится ли сделка, ведь до этого подобной практики в стране не было.
Я очень люблю Пушкина, Чехова, недавно перечитывала Толстого. Жизнь в Москве дает мне возможность часто бывать в опере, и я особенно люблю слушать оперы на тему истории России: "Бориса Годунова" и "Хованщину". Это, наверное, типично для многих меломанов в России, но мало иностранцев разделяют мои оперные пристрастия.
Одна из трудностей юридической профессии заключается в том, что работа отнимает слишком много времени, вы не можете сказать клиенту, что у вас выходной — он просто найдет себе другого юриста. Я выполняю 80% того, что я планирую по работе, и 80% того, что я должна делать для своей семьи, но утешаю себя тем, что выкладываюсь на 160% — неплохой результат.
Записала Ирина Кондратьева
