Интервью вице-президента Федеральной палаты адвокатов, управляющего партнера юридической фирмы "Юст" Юрия Пилипенко. Он говорит о вершине развития российской адвокатуры, которая вызывает смех сквозь слезы, о том, во что превратилась судебная власть, за что адвокаты чаще всего расплачиваются своим статусом, как нужно менять этический кодекс адвокатуры, и из чего состоит "бермудский треугольник" причин его нарушения.
– Как Вы можете охарактеризовать нынешнее состояние российской адвокатуры?
– Если попытаться коротко ответить на этот вопрос, то ответ прозвучит так: смех сквозь слезы.
Прежде всего, нужно отметить, что сегодня российская адвокатура, которой скоро исполнится 150 лет, находится в определенном смысле на вершине своего развития.
При советской власти адвокаты состояли в областных и краевых коллегиях, а во времена самодержавия — при судебных палатах, и до принятия в 2002 году закона об адвокатской деятельности адвокаты страны не были объединены в единую корпорацию. Первые шаги на этом пути начинали делать еще присяжные поверенные после судебной реформы 1864 года, но советский период прервал естественное движение адвокатуры к самоуправлению и объединению в масштабах всей страны.
Еще одна попытка была предпринята на исходе советской власти. И в настоящее время уровень независимости адвокатуры от органов исполнительной власти необыкновенно высок, административное давление – чуть больше нуля. Поэтому, если иметь в виду уровень корпоративной организации, самоуправления, независимости, то сейчас мы находимся на такой точке развития российской адвокатуры, какой еще не было в ее истории, и в этом смысле можем только радоваться нынешнему положению дел.
– Но Вы сказали про слезы…
– Да, потому что высокая степень независимости дает и обратный эффект: нас, кажется, игнорируют. Ведь что такое независимость на сегодняшний день? Ее можно определить и так: "От адвокатов почти ничего не зависит". Достаточно определенно я могу сказать это об уголовном судопроизводстве, которое состязательным назвать, в принципе, наверное, уже нельзя. Полагаю, что состязательность в уголовном судопроизводстве в Российской Федерации умерла, не приходя в сознание. Как до этого и криминалистика. Печально, что адвокатура – не по своей воле – превращается в падчерицу правосудия.
Особенно печалит то, что судебная власть – уже и не власть, а, подчас, и никакая не судебная. Суды общей юрисдикции, особенно в уголовном процессе, горизонтально интегрированы в правоохранительную систему. Оправдательных приговоров – "ноль с копеечкой", более 90% ходатайств защиты не удовлетворяются, адвокатам подчас грозят уголовным преследованием за выступление в процессе. И все делают вид, что так и надо, так и должно быть. Словно и университетов не кончали.
Но нынешнее положение дел в судебной системе – это не проблема адвокатуры, это проблема общества, страны, оно неприемлемо и ведет нас к институциональной катастрофе. Для сравнения: ну никак не может человек, например, с циррозом печени или с гангреной на правой ноге лететь в космос.
Еще одно проявление игнорирования – оплата участия адвокатов в уголовной защите по назначению. 298 руб. за один судодень – это нищенская ставка, абсолютно не соответствующая ни уровню образования, ни профессионализму, которыми должен обладать защитник. Мы с вами догадываемся, что при такой оплате помощь вряд ли будет оказана с большой отдачей.
[При этом] надо понимать, что более 70% адвокатов вовлечены ежедневно в процессы по назначению. Адвокатура находится не только в Москве и Санкт-Петербурге, по большей части она обитает в регионах, где, в принципе, нет активной экономической жизни и почти отсутствует спрос на услуги адвокатов, что, кстати, красноречиво говорит о численности среднего класса в стране. Чаще всего защитникам там приходится работать по уголовным делам по назначению, поскольку у людей нет денег для того, чтобы пригласить адвоката на договорной основе.
И проблема, мне кажется, состоит в том, что кто-то – осознанно или нет – отвлекает российскую адвокатуру от других, насущных задач и проблем, которые существуют и в обществе, и в юстиции, и в правосудии. Отвлекает на то, чтобы она боролась за 550 руб. вместо 298 руб. Если и бороться, то надо бороться за уровень существенно более высокий, чем 550 руб., или за что-то принципиально другое, важное.
Кстати, свежая новость: Минфин, кажется, изыскал средства для того, чтобы повысить с 1 июля минимальную ставку до 425 руб. И я искренне благодарен тем, кто помог в этом адвокатуре.
– А какие проблемы Вы считаете более важными?
– Самый очевидный ответ – отсутствие адвокатской монополии, как минимум, на судебное представительство. Сегодня в суд по доверенности ходят все кому не лень – индивидуальные предприниматели, педагоги, медработники, домохозяйки, люди без образования, студенты (хорошо, если юристы), люди с судимостью, бывшие адвокаты, изгнанные из корпорации…
Положение дел совершенно ненормальное. В Европе такая ситуация только в Эстонии и в Финляндии. Но там количество населения примерно такое же, как у нас в Иваново, и культура другая.
Был сделан разумный шаг в новом АПК, но потом Конституционный Суд – уж не знаю, по каким мотивам, – "утоптал" ростки цивилизованности. Некоторые "мыслители" боятся адвокатской монополии, но зубы почему-то не у сапожника лечат. Следует понять, что качество юридических услуг, оказываемых адвокатами, обеспечено установленными в законодательстве требованиями к претендентам на получение статуса адвоката, процедурой сдачи квалификационного экзамена, регламентацией их прав и обязанностей, правилами адвокатской этики, системой контроля, выстроенной на основе Кодекса профессиональной этики адвоката. Более естественной монополии, чем адвокатская или врачебная, не существует, и большей внутренней конкуренции, чем среди врачей и адвокатов, нет.
– А насколько Кодекс профессиональной этики адвоката соответствует сегодняшним реалиям, насколько он современен, не следует ли его переписывать?
– Сам кодекс является замечательным документом, его существование – это, может быть, одно из самых серьезных достижений российской адвокатуры последних десятилетий. Он заложил основы для формирования собственной дисциплинарной практики, собственного взгляда на этику адвокатского поведения, корпоративного правосознания. Сейчас мы имеем тот документ, который в значительной степени соответствует реалиям современных взаимоотношений как между адвокатами, так и между адвокатом и доверителями.
Кодекс интересен тем, что не содержит конкретных составов правонарушений адвокатской этики, а только описывает принципы и общие подходы к осуществлению адвокатской деятельности. Это позволяет квалификационным комиссиям на местах формировать собственную дисциплинарную практику.
Впрочем, 9-летнее существование какого-либо нормативного или квази-нормативного акта, каким является наш этический кодекс – это совсем не большой срок. Это в определенном смысле "юный" документ, что, конечно, не исключает необходимости внесения в него некоторых поправок и новаций.
– И каких?
– У меня есть свои представления о том, чем можно было бы дополнить кодекс. Одно из них родилось после скандальной ситуации с адвокатом Павлом Ивлевым и публичного заявления Адвокатской палаты города Москвы о том, что она не будет рассматривать жалобу на адвоката, если она поступит не от доверителя.
Полагаю, что следовало бы предоставить президенту ФПА право возбуждать дисциплинарное производство в отношении адвокатов в интересах защиты деловой репутации адвокатской корпорации. Объясню, кстати, сразу, почему не нужно наделять этим правом всех руководителей региональных палат: они технологически вовлечены в принятие решения по конкретной судьбе своего коллеги.
Вторая новация, на которой я бы настаивал, касается расширения санкций в отношении адвокатов за те или иные проступки. Дело в том, что между замечанием и предупреждением вряд ли кто найдет много содержательных отличий, а что касается лишения статуса, то это очень серьезное наказание, поскольку нигде не описаны механизмы восстановления в адвокатуре, и это автоматически означает пожизненное лишение права на работу в профессии.
Мне хотелось бы, чтобы между этими крайне разными по своим последствиям дисциплинарными наказаниями появилась еще одна мера – запрет или принудительное приостановление статуса адвоката на определенный срок. Два или три года — вопрос для дискуссии, главное — чтобы мера наказания была соразмерна совершенным нарушениям. Для сравнения вспомним Уголовный кодекс, в котором есть такая санкция, как запрет заниматься определенным видом деятельности на определенный срок.
Однако надо иметь в виду: в условиях отсутствия адвокатской монополии на представительство в суде приостановление адвокатского статуса на время будет выглядеть не серьезно. Следовательно, нужен комплексный подход в совокупности с введением такой монополии.
– Вы упомянули Ивлева. Регулирование вопросов соблюдения адвокатской тайны тоже надо менять?
– Сегодня, на мой взгляд, есть и проблема, связанная с адвокатской тайной. Она абсолютна и бессрочна. Режим адвокатской тайны возникает с момента обращения к адвокату потенциального клиента и касается всего, начиная от его имени. Только доверитель может освободить адвоката от сохранения тайны. Отсутствие соглашения об оказании юридической помощи не освобождает адвоката от соблюдения адвокатской тайны. Адвокат обязан молчать даже в том случае, если прекращен или приостановлен его статус.
Однако есть и исключения из адвокатской тайны: самозащита в ситуации, когда доверитель, недовольный услугами или взаимоотношениями с адвокатом, обращается с просьбой возбудить в отношении него дисциплинарное производство. В этом случае адвокат, считающий претензию несправедливой, может (исключительно в рамках дисциплинарного производства, а не в прессе) сообщить сведения, составляющую адвокатскую тайну.
Но я считаю, что адвокатура должна ориентироваться на здравое самоограничение и не дожидаться, когда государственные органы и суды поставят вопрос о безбрежности и бездонности адвокатской тайны. Нам самим необходимо сформулировать концепцию, принципиальный подход к разумному ограничению адвокатской тайны. На мой взгляд, можно предоставить адвокату право самому распоряжаться ею в той части, которая касается ставших ему известными сведений о готовящихся преступлениях, направленных против здоровья либо жизни человека. Именно право, а не обязанность.
– Вернусь к одному из ваших ответов. Говоря о значении этического кодекса, вы сказали о дисциплинарной практике. Что в ней наиболее важно сейчас?
– Дисциплинарная практика, по сути, прецедентна, вырабатывается органами адвокатского самоуправления по тем или иным проблемам взаимоотношений между адвокатами и доверителями и другим вопросам, связанным с нарушениями законодательства об адвокатуре.
Существенный вклад в ее формирование, конечно же, вносит самая большая по численности в России Адвокатская палата Москвы. Мы перед ней должны снять шляпу, потому что ее руководство сумело сформировать общие подходы на годы вперед, и эти подходы в качестве образца используют многие регионы.
– На что чаще всего жалуются клиенты, какие положения этического кодекса чаще всего нарушает адвокат?
– Самое большое число жалоб касается финансовых взаимоотношений между адвокатом и доверителем. Жалуются, прежде всего, на то, что не составляется договор или на то, что адвокат взял определенную сумму денег для решения проблемы, а проблему не решил и деньги не возвратил. Реже жалуются на пассивность адвоката как во время предварительного следствия, так и в суде.
– А за что чаще всего адвокаты расплачиваются своим статусом?
– В 2011 году прекращен статус 2253 адвокатам. Это на 3% больше, чем в 2010 году.
Чуть меньше одного процента – вступление в законную силу приговора суда о признании адвоката виновным в совершении умышленного преступления. Кстати, эти данные очень отличаются от тех, которые мы встречаем в интервью руководителей Следственного комитета или Генеральной прокуратуры. В частности, было озвучено число 187, а на самом деле, по нашим данным, сверенным, кстати, с Минюстом, в прошлом году были осуждены только 24 человека.
Неисполнение или ненадлежащее исполнение адвокатом своих профессиональных обязанностей перед доверителем — 3%. 75 человек лишили за это статуса. Нарушение адвокатом норм профессиональной этики адвоката – 4%, 83 человека.
Неисполнение или ненадлежащее исполнение адвокатом решений органов адвокатской палаты — еще 200 человек, 9%. Это, скорее всего, означает, что адвокат по каким-либо причинам перестал выплачивать взносы.
Ну, а большая часть случаев, когда человек перестает быть адвокатом, связана с тем, что он сам подал заявление о прекращении своего статуса. Это 67%. И 15% – смерть адвоката или вступление в законную силу решения суда об объявлении его умершим.
Но я бы добавил, что среди действующих адвокатов немало тех, кто недостоин этого статуса. И не столько по моральным основаниям, сколько по профессиональным. Но при этом мы не хуже, чем сотрудники судейского и следственного корпуса — там примерно такие же люди, обучавшиеся в тех же примерно институтах, живущие в той же самой стране, в тех же городах и селах.
Вместе с тем в пользу адвокатуры свидетельствует следующее. Сейчас без малого 70000 адвокатов состоит в корпорации, и за 9 лет, пока действует Кодекс, почти 5000 адвокатов были лишены статуса за нарушение профессиональных обязанностей. Это говорит о том, что адвокатская корпорация за десятилетие существенно очистилась. Если мы посмотрим на общедоступную статистику о том, что происходит с судьями, следователями и прокурорами, то мы поймем, что такого масштаба самоочищения, как у нас, нет нигде.
Кроме того, у нас существует институт постоянного периодического повышения квалификации, и адвокаты обязаны отчитываться, где и когда они обучались, куда ездили на конференции, где выступали с докладами. Все это работает на общее повышение профессионального уровня адвокатов и, соответственно, укрепляет престиж адвокатуры.
– В чем, на ваш взгляд, причины того, что адвокаты нарушают нормы профессиональной этики?
– Три основные причины нарушений – своеобразный "бермудский треугольник": стяжательство – общее падение нравов – дефектное состояние судебной и правоохранительной системы.
Страсть к стяжательству – общечеловеческий порок. У адвокатов для этого имеются свои причины. Широко распространенное мнение, что адвокаты – сверхобеспеченные люди, всего лишь миф. Высокого заработка добивается лишь сравнительно небольшая группа, преимущественно в крупных городах. Что касается основной массы адвокатов, особенно в регионах, то им приходится туго затягивать пояса. Не говоря уже о нищенской оплате труда, уровень социального обеспечения практически нулевой. Отсюда – и желание заработать сегодня и сейчас.
Особые случаи нарушений, которые я связываю в первую очередь с общим падением нравов, касаются недостойного поведения адвокатов в процессе. Я имею в виду тех, кто позволяет себе грубые, оскорбительные высказывания в адрес суда или коллег, представляющих интересы процессуальных оппонентов.
Состояние судебной и правоохранительной системы – очень серьезная тема, которая требует отдельной, детальной беседы. В рамках этого интервью могу сказать следующее. Адвокаты как участники процесса, на практике достаточно часто сталкиваются с допускаемыми следствием и судом нарушениями закона. Среди моих коллег много высокопринципиальных людей, которые не устают бороться с произволом сотрудников правоохранительных органов, формальным отношением суда к жалобам и т.д. Но, к сожалению, есть и такие, которые используют эти нарушения в своих интересах. Наиболее показателен отрицательный пример – "карманные адвокаты", существование которых было бы невозможно без следователей, которые нуждаются в адвокатах, не пытающихся найти изъяны в позиции обвинения и подписывающих любые процессуальные документы.
Тем не менее, это – жизнь. И чрезвычайных, специальных для адвокатуры оснований для пессимизма я не вижу. Будет страна – будет и адвокатура, будут доверители и гонорары, будут профессиональные победы. Будет весна, а за нею лето. Все будет хорошо! Или очень хорошо!
