В конце 90-х годов прошлого столетия военного журналиста, капитана 2 ранга Григория Пасько, работающего в газете Тихоокеанского флота "Боевая вахта", неожиданно для всех, кто его знал (да и для него самого!) обвинили в шпионаже в пользу японских СМИ. С ноября 1997 по декабрь 2001 года во Владивостоке прошли два беспрецедентных процесса по этому делу. Оно привлекло внимание во всем мире, на защиту журналиста встал Совет Европы, российские и международные СМИ.
Европейский парламент принял в защиту Г.Пасько две резолюции, а Совет Европы назначил докладчика по этому делу. Активно поддерживали право журналиста на получение и распространение информации Международный ПЕН-клуб, Уполномоченный по правам человека в РФ, многие российские и зарубежные общественные организации и десятки тысяч людей в разных уголках мира. Но все это не помогло. Позже, уже отбывая наказание в колонии строго режима, Григорий Пасько направил жалобу в Европейский суд по правам человека. Это было в 2002 году, а рассмотрел дело ЕСПЧ лишь спустя семь лет. К сожалению, он отказал в жалобе.
С чего началось это дело, как оно развивалось и что думают об этом деле адвокаты и общественные защитники? Право.Ru решило получить информацию из первых рук — встретиться с Григорием Пасько и побеседовать с ним.
"Как меня "назначили шпионом" японской телерадиокорпорации Эн эйч кей и газеты АСАХИ"
- Григорий, за несколько лет до этих событий мы встречались с тобой во Владивостоке и обсуждали возможность продолжения твоей карьеры в Центральном органе Минобороны "Красная звезда", где я в то время возглавлял российскую и зарубежную корреспондентскую сеть. И вдруг, как гром среди ясного неба…
- Думаю, что все началось еще тогда, когда в семнадцатилетнем возрасте я поступил на факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища. В самом названии будущей профессии — военный журналист, таилась, как оказалось впоследствии, правовая неопределенность. Именно она через 14 лет после окончания военного вуза стоила мне нескольких лет жизни, проведенных в СИЗО-1 г. Владивостока и в колонии строгого режима под г. Уссурийском. В общей сложности я находился за решеткой без малого три года.
- Хорошо, мы вернемся к вопросу правовой неопределенности. А сейчас расскажи все-таки, когда и с чего началось в отношении тебя судебное преследование.
- В ноябре 1997 года в качестве специального корреспондента газеты Тихоокеанского флота "Боевая вахта" я в третий раз направлялся в командировку в Японию, где собирал материал для книги о захоронениях русских военных моряков. При таможенном досмотре в аэропорту меня вдруг "тормознули" чекисты: им показалось, что имеющиеся при мне бумаги являются секретными. На этом основании они бумаги изъяли, однако меня в Японию почему-то отпустили. (Забегая наперед, скажу: в последующем все изъятые документы были признаны несекретными). Через две недели после возвращения во Владивосток, я был задержан сотрудниками УФСБ по Тихоокеанскому флоту. А через месяц мне предъявили обвинение в том, что я намеревался передать в редакцию японских СМИ сведения, составляющие государственную тайну. То есть, в совершении преступления, предусмотренного статьей 275 УК РФ ("Государственная измена").
- В первом процессе, насколько я помню, суд не поддержал предъявленное тебе обвинение в государственной измене?
- Действительно, 20 июля 1999 года Тихоокеанский флотский военный суд, переквалифицировав мои действия с государственной измены на превышение должностных полномочий, приговорил меня к трем годам лишения свободы в колонии общего режима и освободил из зала суда от отбывания наказания в связи с амнистией. Этот приговор мы с защитниками обжаловали в Военной коллегии Верховного суда РФ. Свой протест на приговор принесла и военная прокуратура. Я стремился добиться полного оправдания, обвинение — моего наказания за государственную измену.
Приговор военного суда ТОФ от 20 июля 1999 года оказался сенсационным для юристов-специалистов: в нем впервые в истории СССР и РФ указывалось о внесении частного определения в адрес УФСБ по ТОФ по фактам фальсификации материалов уголовного дела сотрудниками ФСБ. Несмотря на то, что это — уголовно наказуемое деяние (ст. 303 УК РФ), никто из чекистов наказания не понес, а Верховный суд РФ "не заметил" этого частного определения, хотя оно вступило в законную силу.
- По каким причинам кассационная инстанция отменила первый приговор?
- Военная коллегия через полтора года (по закону на рассмотрение жалобы кассационной инстанцией отведен месяц) приговор флотского суда от 20 июля 1999 года отменила "в связи с неполнотой и односторонностью судебного следствия, несоответствием выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела и неправильным применением уголовного закона". Дело было направлено на новое судебное рассмотрение со стадии судебного разбирательства в тот же суд в ином составе судей.
Деталь: в ожидании нового суда в 2001 году я находился во Владивостоке. Однажды в здании военного суда ТОФ ко мне подошел один из членов следственной бригады ФСБ и сказал: "Теперь ты сядешь, потому что президент теперь наш".
25 декабря 2001 года Тихоокеанский флотский военный суд в закрытом судебном заседании признал меня виновным в государственной измене в форме шпионажа (в пользу японских журналистов) и приговорил к лишению свободы сроком на четыре года с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Кроме того, на основании статьи 48 УК РФ, мне было назначено дополнительное наказание в виде лишения воинского звания "капитан 2 ранга запаса". Правда, после многочисленных разбирательств разных инстанций выяснилось, что лишить меня вообще всех званий юридически оказалось невозможным. В настоящее время мое звание – капитан 3 ранга запаса.
Стороны вновь обжаловали приговор. Моя позиция понятна, а чего добивалось обвинение? Оно сочло приговор слишком мягким (санкции по статье 275 УК РФ предусматривают лишение свободы от 12 до 20 лет). Однако 25 июня 2002 года Военная коллегия Верховного Суда РФ оставила в силе приговор и четырехлетний срок заключения (приговор можно прочитать здесь).
Из речи адвоката Ивана Римкунаса в прениях сторон (7.07.199)
"Все документы, которые перечислены в обвинительном заключении, давным-давно никакой государственной тайны не содержат. Они ряд лет тому назад уже были опубликованы в различных открытых печатных изданиях… Публикуют их и сейчас. Как пример, можно привести статью Е. Шолоха "Честное слово, Чернобыль не повторится" ("КП" за 15 и 22.01.1999). В статье … отмечается: "Побывав на засекреченных объектах ТОФ — бухта Чажма и Павловского, где хранятся выведенные из боевого состава АПЛ и вырезанные из них трехотсечные модули с ядерными реакторами, репортеры КП убедились, что "радиационная безопасность Приморья держится сегодня на честном слове офицеров и адмиралов". Нынче АПЛ только на ТОФ списано уже более 50 единиц. Из них утилизировано меньше половины. Отжившие АПЛ стали "складировать" в так называемых пунктах временного хранения. Их на ТОФ-е три: один на Камчатке и два в Приморье — в бухтах Чажма и Павловского. Что они собой представляют? Ничего замысловатого, все просто до безобразия. Атомоходы и модули стоят у пирсов под открытым небом. Сегодня в бухте Чажма дожидаются средств для разделки 8-м АПЛ. Только из 3-х АПЛ выгружены активные зоны реакторов. Еще сложнее ситуация в бухте Павловского. На 3-х АПЛ ранее произошли ядерные аварии. Уровни излучений на них значительно превышают предельно допустимые нормы. Приморье все больше и больше превращается в атомный могильник. Солидные запасы радиоактивных отходов хранятся на заводе "Звезда" (г. Большой Камень) и на берегу бухты Сысоева (Шкотовский район) — могильнике ТОФ. Он забит под завязку, радиоактивные отходы периодически прорываются в Уссурийский залив…" Где же здесь государственная тайна? И есть здесь вопросы экологии или нет? Или еще один пример. Сообщение об отправке первого эшелона с радиоактивными отходами из Приморья было объявлено в открытых СМИ в 1996 г. В "Сообщении пресс-центра ТОФ" указывалось: "В ночь с 31 июля на 1 августа 1996 года специальный железнодорожный эшелон, загруженный первой партией отработанного ядерного топлива ТОФ, покинул пределы Приморья и направился к месту переработки… В последующем будет совершено еще несколько подобных рейсов". Какая тайна в том, что были отправлены и другие эшелоны? Поскольку эти сведения касаются радиологической безопасности, предупреждают об угрозе населению, согласно закону "О государственной тайне", они не могут быть секретными".
"Следственная бригада не смогла представить суду ни одного фактического доказательства нанесения мною ущерба внешней безопасности России, о чем и было записано в приговоре"
- Григорий, тебя защищали мэтры адвокатуры из Москвы, Петербурга, Владивостока. Один Генри Резник чего стоит. Почему же им не удалось убедить суд в том, что дело явно сфабриковано?
Сегодня с точки зрения дипломированного юриста могу со всей ответственностью утверждать, что события конца 2001 года не являются проявлением законной воли суда, и даже не судебной ошибкой, а сговором ФСБ, военной прокуратуры и военного суда. Цель — спасти честь мундира спецслужбы и прокуратуры, которые за четыре года не смогли доказать мою виновность ни по одному вменяемому эпизоду. Следственная бригада российской спецслужбы активно осуществляла в отношении меня различные оперативно-розыскные мероприятия, контролировала почту, прослушивала телефон и квартиру, вела круглосуточное наблюдение, но так и не смогла представить суду ни одного фактического доказательства нанесения ущерба внешней безопасности России.
Примечателен такой факт: через несколько лет после освобождения из колонии, когда я уже жил в Москве, я приехал во Владивосток. Зашел в свою квартиру (она пустовала долгое время). Вдруг прозвучал телефонный звонок на домашний телефон. Оказалось, звонили из УФСБ по ТОФ и приглашали … в гости. Предлог: вернуть "изъятые" при обыске деньги. Журналистское любопытство взяло верх, и я пошел в управление. В беседе с новым руководством я услышал фразу: "Вы же понимаете, что нужно было пресечь вашу журналистскую деятельность в целях профилактики — чтобы на тему утилизации атомоходов больше никто не писал". И, действительно, с тех пор во флотской газете больше никто об этом не пишет.
Из комментария адвоката Ивана Павлова
"Григорий Пасько вплоть до ареста 20 ноября 1997 года работал журналистом в редакции газеты ТОФ "Боевая вахта". Его статьи носили острый и принципиальный характер, направленный на разоблачение имеющихся недостатков в боевой подготовке, воровства, бесхозяйственности, а также критики виновников этого, включая высших должностных лиц командного состава флота. Многие его статьи касались экологических и социальных проблем флота. Согласно приговору, Пасько признан виновным в том, что он, будучи журналистом флотской газеты, ответственным за освещение в прессе темы боевой подготовки, 11 сентября 1997 года присутствовал на разборе учений ТОФ. Со слов выступающих на этом заседании Пасько сделал некоторые записи на одном листе бумаги. Как пояснил Пасько суду, эти записи он намеревался использовать для подготовки своей статьи об итогах боевой подготовки флота за 1997 год. Суд посчитал, что эти записи были сделаны Пасько для их передачи журналисту японской газеты "Асахи Симбун" Тадаши Окано. Такой вывод сделан судом, несмотря на то, что Пасько не предпринимал никаких попыток передать эти записи кому-либо в период с момента их получения до их изъятия в ходе обыска по месту жительства. В материалах дела нет ни одного доказательства, подтверждающего эти намерения. В приговоре суда также отмечено, что Пасько не имел никаких связей с иностранными спецслужбами и своими действиями не нанес никакого ущерба государству. Это обстоятельство добавляет противоречивости выводам суда о виновности журналиста. Обвинение и приговор основаны на применении нелегитимного нормативного правового акта — Приказа министра обороны РФ № 055 от 10.08.1998 года, который в сентябре 2001 года был признан незаконным и недействующим Верховным Судом России. Суд применил противоречащие Конституции РФ положения старой редакции Закона РФ "О государственной тайне". Суд положил в основу обвинительного приговора доказательства, полученные с нарушением закона…"
"Государство, в отличие от Родины, ассоциируется в моем представлении с произволом спецслужб и зависимостью судебной власти"
- Понятие "государственная измена" введено в статью 275 УК РФ с 1.01.1997 года. Раньше законодательство говорило об "измене Родине". Изменение в кодекс внесено за несколько месяцев до моего ареста. И я не раз думал о том, что носить незаслуженное клеймо "изменника Родины" мне было бы во стократ тяжелее, чем "государственного изменника". Потому что я всем сердцем люблю нашу Родину, до глубины души болею за ее нелегкую судьбу. Но я не могу сказать, что столь же трогательно люблю государство, поскольку именно оно ассоциируется в моем представлении с произволом чиновников и спецслужб, всепроникающей коррупцией, социальной пропастью между бедными и богатыми, ангажированной прессой, сохраняющейся зависимостью судебной власти от власти исполнительной и т.д. И как журналист, использовал главный инструмент нашей профессии — гласность, чтобы бороться подобными проявлениями на флоте и в вооруженных силах.
Из речи общественного защитника, бывшего начальника разведки ТОФ контр-адмирала Юрия Максименко в прениях сторон (2.06.1999)"
…Ветеранская организация ТОФ и Приморское отделение Всероссийского политического движения в поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки уполномочили меня участвовать в качестве общественного защитника … при рассмотрении уголовного дела, возбужденного в отношении капитана 2-го ранга Пасько… Эти организации не верят в то, что известный журналист флотской газеты, многократно поднимавший свой голос против развала Вооруженных Сил и ТОФ, против беспорядков в боевой подготовке и повседневной службе флота, в поддержку военнослужащих и гражданского персонала кораблей и частей, что этот журналист — шпион и изменник. … Показ того, как ненадежно на ТОФ хранятся опасные отходы военной деятельности, представляющие угрозу не только России, но и ее соседям, способствовал выделению правительством Японии средств для создания систем утилизации жидких радиоактивных отходов. Сотрудничество Г.Пасько с ТРК "NHK" и газетой "Асахи Симбун" в основном и касалось именно этих проблем".
- Хочу обратить внимание на такой факт: впервые в истории подобных уголовных дел на процессе, где стороной обвинения была ФСБ, сторону защиты представляла, в том числе и … разведка. Много стоит и то, что на мою защиту встала и ветеранская организация, в которую входят и фронтовики, принимавшие участие в войне с милитаристской Японией.
- Интересно, почему такая организация, как служба безопасности, ни словом не обмолвилась о враждебной деятельности по отношению к России тех японских СМИ, с которыми ты сотрудничал?
- Начальник УФСБ по ТОФ в интервью газете "Владивосток" (№ за 27.01.1999) представил мое уголовное дело следующим образом: "Журналиста Пасько не судят. Судят офицера Пасько". Далее он сказал, что я собирал различные сведения, не имевшие отношения к экологии, по заданию иностранной организации. "Есть конкретная японская телекомпания. Это телекомпания Эн эйч кей", — объяснил он.
На вопрос корреспондента о том, почему не было предъявлено обвинение представителям телекомпании в России в сборе шпионских сведений, он ответил, что "для того чтобы предъявить какие-либо обвинения работникам иностранной компании, необходимо достаточное количество доказательств, но таковых на период расследования не имелось". По этой логике следует, что "необходимого количества доказательств" для предъявления обвинений гражданам собственного государства не требуется.
В основу обвинения легло экспертное заключение 8-го управления Министерства обороны РФ (независимым экспертом в этом деле его не назовешь по той причине, что все сотрудники этого управления подчиняются в части оформления своих допусков и отчетности по ним … ФСБ). "Эксперты", естественно, заявили суду о том, что документы, изъятые у меня в аэропорту и при обыске в квартире, содержат сведения, составляющие государственную тайну. В том числе черновик моей статьи о списании российских атомных подводных лодок, отчет о списании и сохранении на плаву АПЛ. (Позже, когда была сформирована бригада экспертов из различных организаций, все эти документы были признаны несекретными).
Кроме того, согласно обвинительному заключению, я якобы устно сообщил японцам о времени и месте утилизации состава с отработанным ядерным топливом. Из этого видно, насколько лживыми были заявления целого ряда "компетентных лиц", что, мол, экологическая тематика к делу Пасько не имеет никакого отношения. Девять из вменявшихся мне документов прямо относились именно к экологическим проблемам. И только один – записи в блокноте об итогах учений – был признан секретным, но в момент вылета в Японию у меня этого блокнота не было, и быть не могло.
Из речи общественного защитника, Генерального директора Русского ПЕН-центра Александра Ткаченко в прениях сторон (2.07.1999)
"Из 150 работ Пасько 120 посвящены экологическим проблемам. Однако комплексный подход тех, кто решил избавиться от Пасько, обвинив его в шпионаже, заключался и в том, что они увидели, что Пасько полез в те проблемы, которые опасны для их благополучия. Стоит напомнить статьи Пасько о распродаже флота, опубликованные в "Литературной газете", а также о проблемах взрыва подводной лодки в бухте Чажма, а также исчезнувшие миллионы, выделенные японской стороной на строительство заводов по очистке жидких радиоактивных отходов. …Во всем деле Пасько нет никаких доказательств факта передачи секретных сведений, что особенно существенно в таких делах. Даже контр-адмирал Лысенко, отвечавший за этот эшелон (Состав с отработанным ядерным топливом.- прим. ред.), не знал времени отправки. Для обвинительного фона судом задается вопрос контр-адмиралу: "Могли ли взорвать японцы эшелон в Приморском крае?" — "Да вы понимаете, что если все это хлынет в море, то мало не покажется не только нам, но и Японским островам…" — "Ну, хорошо, а на территории Сибири, куда последует эшелон, могут ли японцы его взорвать?" — "Да зачем же им взрывать то, во что они вложили 45 миллионов долларов?!"… Следует здесь отметить, что именно после показа в Японии фильма Пасько "Зона повышенной опасности", японское правительство выделяет миллионы долларов на строительство заводов в России. Два или три из них, по-моему, уже работают. Так что это — ущерб безопасности России или наоборот, благо для граждан России, живущих в Приморском крае?"
"ПАСЕ признала во мне журналиста, подвергшегося судебному преследованию, а ЕСПЧ — только кадрового военного"
- В настоящее время с военных журналистов начинают снимать офицерские погоны. Точно так же, как их уже сняли с военных судей. Как ты это прокомментируешь с точки зрения твоего дела?- Достаточно обратиться к решению Европейского суда по правам человека, который через 7 лет, наконец, рассмотрело мою жалобу. Как известно, 22 октября 2009 года, ЕСПЧ шестью голосами против одного отказал в удовлетворении моего иска к Российской Федерации. Суд отметил, что в деле не усматривается нарушений моей свободы в получении и распространении информации и идей без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. В постановлении Евросуда отмечается, что наказание не было непропорциональным, "как кадровый офицер, заявитель нес обязательства в связи со своей службой", а "раскрытие информации о военных учениях, которую заявитель собирал и хранил, могло нанести значительный ущерб национальной безопасности". И что "в материалах, представленных заявителем, нет ничего, что говорило бы о политическом характере преследований в отношении него или указывало, что они произошли из-за его публикаций".
- Собственно, мы как раз и подошли к главному: к правовому статусу офицера-журналиста в России. Ты ожидал, что в Страсбурге будет внесена ясность в этот вопрос?
- Признаться, несмотря на надежду положительного решения, для меня эти выводы не стали такой уж большой неожиданностью. У Страсбургского суда нет прецедентов для того, чтобы разобраться в тонкостях моего дела как-то иначе. Для этого нужно, чтобы еще где-либо в мире существовали военные журналисты, и они же — одновременно кадровые офицеры. Хотя по логике вещей, само наличие в России кадровых офицеров (комбатантов) и журналистов (некомбатантов) в одном лице нарушает Женевские конвенции о защите жертв войны 1949 г. и Дополнительный протокол I- 1977 г. к этим конвенциям, согласно которым к некомбатантам относятся медицинский, интендантский персонал, военные юристы, корреспонденты, репортеры, духовные лица.
В соответствии с частью 1 статьи 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, каждый имеет право свободно выражать свое мнение, свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Но в отношении военных статья 10 во всех странах действует ограничительно. То, что можно журналистам, военным нельзя. Парламентская Ассамблея Совета Европы приняла в связи с моим делом резолюцию, в которой назвала уголовное преследование журналиста "нарушением стандартов, установленных в Европейской конвенции по правам человека". А другая общеевропейская организация — ЕСПЧ — признал меня военным, но не журналистом.- Григорий, процесс упразднения офицерского корпуса в военных СМИ, и тем самым устранения правовой неопределенности, сыгравшей в твоей судьбе роковую роль, для тебя уже не имеет практического значения. Что ты намерен делать дальше для восстановления справедливости?
- Один из кругов, по которому я двинулся после окончания факультета журналистики ЛВВПУ, замкнулся. После решения ЕСПЧ есть гипотетический вариант обращения с апелляцией в Большую Палату суда из 17 судей. И серьезное основание обратиться туда тоже есть. Решение ЕСПЧ по моей жалобе было принято не единогласно — есть особое мнение одного судьи, который полностью не согласен с решением коллег. Вопрос в том, стану ли я дальше продолжать борьбу? Те, кто знает меня, уверены: стану. Потому что я продолжаю путь по основному кругу своей жизни — я все еще работаю журналистом.
Беседовал Александр ПИЛИПЧУК
