ПРАВО.ru
Актуальные темы
3 октября 2011, 16:00

"Это загадка - почему Егорова выбрала именно мое дело?"

"Это загадка - почему Егорова выбрала именно мое дело?"
Фото Право.Ru

В мае этого года произошло крайне необычное событие. Глава Мосгорсуда Ольга Егорова официально извинилась перед 26-летнем москвичом Дмитрием Литовченко за то, что суд нижестоящей инстанции вынес в отношении него незаконный приговор (Литовченко осудили за то, что он якобы принимал участие в краже автомобильных колес, подробнее об этом деле читайте здесь). Редакция "Право.Ru" не смогла вспомнить ни одного подобного случая и взяла интервью у главного героя этой истории.

- С чего началась для Вас вся эта эпопея?

- Я находился дома. Было около 11 утра, когда в дверь позвонили. Я посмотрел в глазок и увидел несколько человек. Они назвались сотрудниками милиции и предложили проследовать с ними. В грубой форме.

- Что это значит – в грубой форме?

- Они не производили впечатления сотрудников правоохранительных органов – были в штатском, и я отказался открывать дверь. После этого было сказано следующее: "Ну, не откроешь по-хорошему – откроешь по-плохому". После таких слов я незамедлительно вызвал наряд милиции.
Милиционеры из нашего отделения приехали, и выяснилось, что ко мне действительно пришли оперативники из отделения милиции района "Чертаново-Центральное". Вскоре я там и оказался, а еще в дороге мне рассказали про какие-то украденные колеса. Потом, в отделении, меня долго допрашивали, водили из кабинета в кабинет, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали, хотя и утверждали позже, что не делали этого. Беседовали со мной, шутили.

- По поводу чего шутили?

- По поводу колес. Говорили, сними и нам колеса, и мы тебя отпустим. Такого рода шутки были.

Потом, в этот же день, было проведено опознание. Я сидел три часа в камере, пока они собрали всех участников опознания. И первый же человек, который заходит – зовут его Краснощекий Роман – говорит: "Да вот же он стоит". И пальцем на меня показывает. Я был просто в шоке.
Этот Краснощекий, как потом выяснилось, в тот момент заканчивал 5 курс юрфака МГУ, был студенческим активистом. Сведущий человек, знает, что творит.

Вторым свидетелем был его друг Станислав Захаров. Они, как я потом узнал, задержали во время кражи автомобильных колес человека, которого звали Андрей Романов. Он и назвал имена скрывшихся сообщников — Литовченко Дмитрия из района "Бирюлево-Западное" и некого Владимира. И в этом Литовченко они опознали меня.

Я до последнего не говорил о том, что они лжесвидетельствовали, давая свидетелям возможность уйти от ответственности. На вопрос, почему они меня опознали, я отвечал, что они "добросовестно заблуждаются".

На суде они, кстати, не только продолжали лжесвидетельствовать, но и путались в банальных фактах: например, говорили о том, что опознавали меня спустя семь или десять дней после того, как было совершено преступление, а на самом деле с того момента прошло почти два месяца (согласно протоколу задержания Романова, он крал колеса в ночь на 1 октября, а Литовченко привезли в милицию 23 ноября — прим. ред.). Да и расстояние, с которого они, якобы, видели меня, резко уменьшилось — с 10 метров до одного.

- Краснощекий и Захаров кем-то вроде дружинников были?

- Они сообщили, что искали воров в эту ночь – у одного из них, по их словам, обворовали машину незадолго до этого. Они говорили, что в районе вообще участились подобные кражи.

- А они богатыри что ли, чтобы самим искать воров?

- Краснощекий – это человек-гора. Он более полный, чем мощный, но производит грозное впечатление. А Захаров — нет, он обычного телосложения.
Но вообще там много непонятного было. Романов, который ими был пойман, говорил, что они стреляли, и даже представил свидетеля на этот счет. Потом, неясным остался момент, связанный с тем, как они пойманного доставили в милицию. Вроде бы, там речь шла о машине, на которой они доставили Романова в отделение. Но на суде об этом речь не шла.

Если вернуться к первому дню моего участия в этом деле, то долгое время я не понимал в принципе, что происходит, почему я в отделении. Хотя ощущение, что события переходят за рамки допустимого, было. Да, что-то могло перепутаться, но когда ты не совершаешь преступления, а тебя опознают как преступника, это значит, что ты попал далеко и надолго. Ничего хорошего это не предвещает. Но, кстати, причины, по которым я оказался в этом деле, для меня открылись очень не скоро – чуть ли не через восемь или девять месяцев. А до этого мотивы привлечения меня к этому делу оставались для меня неразрешимой загадкой.

- И как открылось?

- Открылось, когда мне предъявили обвинение, и я получил доступ к материалам уголовного дела. Только из них я узнал про показания Романова, что он совершал преступление с "Литовченко Дмитрием из района Бирюлево-Западное". Из этих же показаний я узнал, что мы встречались за день до совершения преступления, чтобы обсудить детали, но никто из следователей и не думал проверять эту информацию. Им было достаточно того, что имя преступника названо и он опознан. А до предъявления обвинения я большую часть времени проходил по этому делу свидетелем и не имел возможности ознакомиться с материалами дела. Однако, следует отметить, что обращались со мной именно как с подозреваемым. У сотрудников милиции не было сомнений, что это именно я украл колеса.

- Вы с этим Романовым были знакомы?

- Нет. И этот человек меня не опознал. Так и сказал: "Здесь нет человека, с которым я совершал преступление" (в протоколе опознания записано "никого не опознал" — прим. ред). Больше никаких контактов у меня с ним не было ни до, ни после. Его, кстати, милиционеры позже спросили: "Да ты же сам сказал, что Литовченко Дима. Так вот же он!" Но Романов ответил: "Не тот, значит" (в материалах дела говорится, что Романов дал показания, согласно которым он "совершал приступление со своим знакомым Литовченко Димой, но это не тот Литовченко Дима, которого предъявили при опознании" — прим. ред.). Но следователи упорно продолжали искать между нами связь.

И вот, наконец-то следователь вынес в отношении меня постановление о прекращении уголовного преследования. Следователи вообще часто менялись, а это был тот, который больше всего работы сделал – следователь СЧ СУ при УВД по ЮАО Рауль Восканян. Но потом в следственные органы пришли бумаги из суда, разрешающие изучение звонков по мобильному Романова. После чего появился еще один фигурант — Владимир Нечушкин, который изначально значился в деле как "некий Владимир". На его номер Романов в ночь преступления совершал звонки. Это третий человек, который, по мнению сотрудников милиции, совершал преступление. Краснощекий и Захаров его также опознали.

И после этого руководитель Восканяна, начальник этой следственной части по фамилии Звездкин, несмотря на мое алиби, отменил постановление о прекращении в отношении меня уголовного преследования в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. И больше дело не закрывалось, хотя Нечушкин на опознании тоже заявил, что меня он не знает.

Интересно, кстати, что сначала я был свидетелем, потом стал подозреваемым, затем обвинение в 10-дневный срок мне предъявить не сумели, и я опять оказался свидетелем. И только после появления в деле Нечушкина, хотя доказательств моего причастия к краже не добавилось и ничего в деле в отношении меня не поменялось, я снова был признан подозреваемым, а потом стал обвиняемым. Это уже было в июне 2010 года.

- Что вы сделали после того, как ваш процессуальный статус так поменялся?

- Я стал писать жалобы в прокуратуру Москвы, прокуратуру ЮАО, в ГУВД Москвы Колокольцеву, и еще в кое-какие инстанции, даже ходил на прием к Глухову – заму Колокольцева, возглавляющему следственное управление Москвы. Набор жалоб у меня очень приличный, но на большее их количество я получал лишь формальные отписки, перенаправляющие меня в другие инстанции по замкнутому кругу. В итоге это привело только к тому, что один раз прокуратура ЮАО все же не утвердила обвинительное заключение.

Дело в том, что одна из позиций, которая у меня и у защитников была, заключалась в том, что на месте совершения преступления вообще никого нельзя было рассмотреть, и потом, уже в суде, мы представили заключение сертифицированной организации – лаборатории исследования световых технологий "Л.И.С.Т.", которая производит подобные измерения. Они зафиксировали там освещенность в 0,2 люкса. Реально место преступления – это глухая подворотня без каких-либо источников света. Когда мы там встречались с экспертами, то мой отец не узнал адвоката, а потерпевшая, у которой сняли колеса, на суде охарактеризовала степень освещенности места парковки своего автомобиля во дворе так: "Плохое. Очень темно!".

Вопрос освещенности заинтересовал и прокуратуру, когда она отказалась утверждать обвинительное заключение. Но тогда следователи отправились снимать место преступления, чтобы доказать, что там достаточно светло, и у свидетелей была возможность разглядеть злоумышленников. Применили вспышку, и прокуратура была удовлетворена.

- На чем строилась линия защиты уже в суде первой инстанции и при рассмотрении кассационной жалобы?

- Главный аргумент — тот факт, что мы никогда с другими обвиняемыми знакомы не были, что подтверждалось исследованием распечатки телефонных звонков за несколько месяцев и свидетельскими показаниями. На суде Романов говорил, что назвал мою фамилию, просто ткнув пальцем в небо, клялся, что выдумал, и много раз извинялся.

- Второй аргумент — показания мамы и сестры, с которыми я живу и которые видели меня той ночью спящим. Еще один подтвержденный факт — мое алиби. Я общался до часа ночи сначала в "ВКонтакте", потом через ICQ, а Романов утверждал, что встретился с другими злоумышленниками раньше, точно до часа. Прокурор, кстати, писал, когда возвращал обвинительное заключение, что надо определить IP-адрес, с которого я выходил в интернет, и это сняло бы все вопросы, но это так и не было сделано.

Все знающие люди мне говорили, что нужно разрушать дело на этапе следствия, потому что суд у нас имеет обвинительный уклон. Так и получилось, хотя я надеялся получить оправдательный приговор на первом суде. Ведь моя непричастность была налицо. Я знал, что если оправдательный приговор не вынесут сейчас, то все это затянется надолго. Но с первого раза не вышло. Я получил год условно, Романов, человек, пойманный на месте преступления, получил столько же. А вот третий фигурант — Нечушкин — 3,5 года колонии. У него, как оказалось, была непогашенная судимость.

- Был ли соблазн решить дело неофициально, не предлагали ли Вам дать взятку, чтобы решить проблему?

- Изначально моя принципиальная позиция была такова, что взятку я давать ни при каких обстоятельствах не буду. И если бы кто-то завел об этом речь и перевел его в плоскость конкретики, то я сразу бы обратился в правоохранительные органы. Лучше уж адвокату лишние деньги заплатить, чем следователю, прокурору или судье.

- До Президиума Мосгорсуда было ли у вас ощущение, что что-то может быть по-другому?

- Даже никакого намека на это не было. Все предыдущие инстанции оставляли приговор без изменения, поэтому на лучшее, конечно, надеялся, но готовился к худшему. После вынесения приговора я был настроен на долгосрочную борьбу за справедливость и готов был идти по инстанциям до конца. Я даже отправил жалобу в ЕСПЧ за день до суда с Егоровой – уж слишком вопиющи были несостыковки в деле, которые наши суды "не замечали". При неудаче в наших судах я готовился судиться в Европе до конца. Но вдруг случилось чудо. И одна из двух вещей, которые меня сейчас больше всего волнуют, — это то, почему Егорова выбрала именно мое дело.

- А вы думаете, она выбирала?

- Я думаю, это именно показательный процесс. Мол, вот и у нас оправдывают. Я думаю, что логика отбора была примерно такой: с одной стороны, здесь нет интересов каких-то влиятельных людей, которые всеми путями стремятся "продавить" дело и убрать с дороги неугодных, а с другой – прощения пришлось просить не у пьяницы какого-то, а у выпускника МГИМО.

А другая загадка – это то, откуда взялась моя фамилия. Невозможно, я считаю, вот так просто сказать: "Со мной был Литовченко Дмитрий из Бирюлево". Все-таки Литовченко – это не Иванов, не Петров и не Сидоров, а я оказался единственным Дмитрием Литовченко, который был прописан в районе "Бирюлево-Западное".

Сначала я думал, что от меня денег хотят. Потом — о врагах каких-то, но не нашел, кто это мог бы быть. Я человек по природе своей неконфликтный, родители — тоже. Поэтому все до сих пор не ясно. Но я не верю, что моя фамилия возникла в деле случайно. Может быть, это еще когда-нибудь всплывет.

Иван Слепцов, Дмитрий Романов