Юрист сегодня — больше, чем просто юрист: что обсудили на Форуме «Право-300»

❯❯ Ольга Юкова, директор департамента по правовым вопросам Х5 Group: «В инхаусе не каждому юристу нужно быть бизнес-партнером, но каждому подразделению в компании однозначно нужен бизнес-партнер со стороны юристов. При этом каждому юристу нужно быть бизнес-ориентированным, понимать бизнес и его задачи, давать результат и ориентироваться на общий результат компании. А бизнес-партнерство — это функция, когда юрист принимает абсолютно все роли, не только юридические. Эффективный партнер дает бизнесу уверенность в своем решении, базис которой строится на доверии».

❯❯ Ирина Пескова, заместитель генерального директора по методологии закупочной деятельности и снабжению «Интер РАО — Центр управления закупками»: «Самый ценный капитал в юридической функции — это люди, их компетенции и способности. Важно быть психологом не только во взаимоотношениях с клиентом, но и внутри своего коллектива. Если сотрудники в хроническом стрессе, то ресурс команды снижается. Если не позаботиться о корпоративной атмосфере, то это станет системным риском для бизнеса, который обязательно выстрелит. При этом лидер намного мощнее влияет на команду, чем любой ее участник. Это очень поднимает ответственность руководителя, поэтому ему нужно быть эмпатичным. Это влияет на вовлеченность сотрудников, эффективность коммуникации, развивает таланты и лидерские качества».

❯❯ Леонид Эрвиц, управляющий партнер LEVEL Legal Services: «В разговоре с собственником бизнеса, который будет ощущать в юристе бизнес-партнера, а не просто нанятого работника, нужно рассказать о результате, а не о бизнес-процессе. Описание всевозможных юридических рисков тоже не имеет никакого смысла. Собственнику нужно дать конкретный вариант действий. А для этого нужна смелость принятия решений. Не нужно бояться помогать собственнику принимать решения и говорить «делать нужно так». Если юрист не может так делать, то он бесполезен в рамках бизнес-процессов. Бояться ошибок и бездействовать — это хуже, чем высказывать свое мнение. Следующая ошибка — это промедление. Если клиенту нужен ответ здесь и сейчас, то лучше дать ему ответ сразу, объяснив, что он может быть неточным. Но юридически верный ответ послезавтра уже никому не нужен: бизнесу необходимо быстро принимать решения, чтобы конкурировать на рынке. И еще одно — распределение ответственности, рисков и издержек. Особенно это важно при работе с собственником бизнеса напрямую».

❯❯ Алексей Нестеренко, управляющий партнер ФБК Lega: «В большинстве случаев мы продаем свои компетенции и экспертные знания, поэтому бизнес ожидает от юристов очень быстрого ответа как от экспертов. И не надо стесняться, если совет оказался неправильным, это можно скорректировать. После того как „потушили пожары“, начинается построение доверительных отношений. Мы советуем клиентам не то, что выгодно нам, а то, что выгодно им. Если юристы не проявили себя на первых двух этапах, то клиент не обратится дальше для определения тактических рисков, health check и due diligence. Потом юрист становится оракулом. Например, мы с клиентами обсуждаем будущее регулирование и отталкиваемся от позиции государства. Здесь тоже важно доверие. И когда клиент говорит, что он доверяет только на основании моих сомнений или потому, что последние 15 раз все, что я говорил, оказывалось правдой, то тогда юрист действительно становится бизнес-партнером и смотрит в будущее вместе с клиентом».

❯❯ Сергей Ковалев, управляющий партнер Ковалев, Тугуши и партнеры: «Последнее время сфера судебных споров меняется, и работа становится сложнее: право все больше превращается в прецедентное и юристы обязаны знать огромное количество судебных актов и практику. А чтобы понять, какое решение нужно использовать в конкретном споре, надо провести огромную работу. При этом не факт, что судья, который будет рассматривать дело, заинтересуется результатами вашего труда. Но с другой стороны, сегодня мы часто сталкиваемся с процессами, где участвует государство. И в таком случае квалификация часто неважна. Кроме этого, когда в суде появляются „недружественные“ нерезиденты, то равное отношение трансформируется и даже самая сильная позиция может превратиться в слабую».

❯❯ Андрей Миронов, руководитель практики ГЧП Stonebridge Legal: «Споры из соглашений в сфере ГЧП неравномерно распределены по субъектам, и больше всего разбирательств на уровне муниципалитетов. И потом эта судебная практика отзывается в спорах с субъектами и государством в целом. При этом узнать детали дела не всегда возможно, и, например, отказы концессионерам могут быть обоснованными или договоры структурированы не самым удачным образом. Кроме этого, правоприменительная практика может меняться без изменения законодательства из-за особого прочтения положений закона госорганами. Поэтому нужно мониторить судебную практику, чтобы проработать положения договора. Во время исполнения соглашения не стоит отступать от буквы договора, а все споры лучше стараться разрешать путем переговоров и через дополнительные соглашения».

❯❯ Оксана Гринберг, глава практики по разрешению споров Marks\Sokolov: «Сегодня ВЭД становится вопросом не только права, сколько еще логистики, санкционных, валютных и финансовых рисков. Мы сейчас работаем в условиях беспрецедентной неопределенности, а юрист в сфере ВЭД — это архитектор устойчивой сделки, который должен управлять рисками, проявлять осмотрительность и внимание к деталям. При этом за последние три-четыре года уровень российских юристов очень вырос. Это относится и к консультантам, и к инхаусу, и к государственным органам. Но невнимание к деталям — это то, что подводит юристов даже с высокими компетенциями».

❯❯ Андрей Соломяный, партнер Tax Compliance: «Судебных споров с налоговой становится меньше, но результат не меняется. Ключевой тренд налоговой — это борьба с агрессивными схемами. Суды перестали разбираться в деталях, если налоговый орган уже сформировал доказательную базу. Перед любой операцией, сделкой или применением льгот нужно обязательно провести анализ, который в будущем сможет доказать деловой характер. Льготы теперь — это не право, а привилегия. Кроме этого, сейчас в налоговых спорах активно участвует прокуратура: она уже не наблюдатель, а активный участник. В итоге к суду с налоговым органом нужно готовиться с момента регистрации предприятия».

❯❯ Римма Малинская, партнер Kosenkov & Suvorov: «К корпоративной ответственности нужно готовиться с момента назначения директором. Новые владельцы часто не связаны даже моральными ограничениями и могут предъявлять претензии директору. Но Верховный суд указал, что директора нельзя привлекать к ответственности, если сделку одобрили прежние собственники или если ее совершили в их интересах. Но когда одобрение было порочным, а директор скрыл какую-то важную информацию, то такое одобрение не считается. Чтобы понять, отвечает ли директор за ошибку сотрудника, нужно узнать, сформирована ли в компании система управления. Кроме этого, на случай возникновения претензий каждому директору нужно хранить документы, подтверждающие полномочия и их объем, приказы о наделении правом подписи сотрудников, протоколы общих собраний участников или акционеров, совещаний. Нужно хранить не только бумажные носители и переписку, но и делать скриншоты, если что-то удалят. Еще важно хранить не только итоговые документы, но и черновики».

❯❯ Никита Филиппов, заведующий Де-Юре: «Общее количество корпоративных споров исчисляется десятками тысяч. Сейчас оно немного снижается из-за госпошлин. Основные категории — это взыскание убытков, превышения полномочий собрания органов управления, споры о собственности на доли и акции. При возмещении убытков наиболее часто возникает конфликт интересов. Одна из самых частых ошибок, которую допускают многие руководители, — это выплата вознаграждений самому себе в размере, не согласованном с учредителем. При этом в не особо крупных компаниях участники и директор часто договариваются о вознаграждении на словах. В таком случае важно подтверждение получение такого вознаграждения. Чтобы не было риска оспаривания сделок, генеральный директор должен доводить до всех участников компании информацию о конфликте интересов. И если он раскрыт и даже если нет официального одобрения, то возможности оспорить сделку уже не будет».

❯❯ Татьяна Каменская, управляющий партнер Каменская & Партнеры: «Если говорить о рисках, то сегодня речь идет не только о правовых изменениях — они связаны и с экономикой, и с политикой, и с управлением. На правоприменение сегодня влияют не только суды и законодательные инициативы, но и ключевые фигуры, принимающие решения: президент, премьер-министр, глава Центробанка, министр финансов. На бизнес влияет и международный контекст. Яркий пример — заявления президента США, которые могут мгновенно обрушить котировки на бирже. Любая подобная волна затрагивает компании, а значит, и юристов, которые в них работают».

❯❯ Яна Кизилова, руководитель практики «Энергетика и природные ресурсы» Регионсервис: «Влияние санкций и контрсанкций на экономику колоссальное. И, что показательно, спасать бизнес в этих условиях во многом приходится не государству, а судам. При этом само по себе введение санкций не освобождает от обязательств. Суд будет смотреть, сделали ли вы все возможное, чтобы исполнить контракт, и уведомили ли контрагента о форс-мажоре вовремя. Если нет, штрафы и убытки все равно взыщут. Сейчас суды фактически ищут золотую середину: с одной стороны, защищают российский бизнес, а с другой — стараются не отпугнуть иностранных инвесторов. Юридически такие решения выглядят неоднозначно, но экономически это уже наша новая реальность».

❯❯ Алексей Некрасов, и. о. руководителя налоговой практики Легикон-Право: «Обсуждение налоговых законопроектов в России практически не работает, и бизнес узнает об изменениях уже после их принятия. В этих условиях юристам важно самим доказывать государству значимость своего бизнеса. Например, Ассоциация предприятий индустрии красоты готовит обоснование того, что это стратегическая отрасль. Они апеллируют к тому, что в 1920-х годах, когда не хватало гигиены и жилья, парикмахерские считались санитарно-важными. А фитнес-индустрия — это не только спорт, но и социальная реабилитация ветеранов, участие в нацпроектах. Каждый бизнес может найти свой аргумент».

❯❯ Андрей Лавров, партнер GRM: «Контуры будущего due diligence нужно определить уже на этапе переговоров о сделке. В перечне условий (term sheet) желательно зафиксировать хотя бы в общих чертах процедуру: в какие сроки загружается информация, в каком формате, как быстро продавец отвечает на запросы и предоставляет дополнительные документы. Это избавит от хаоса на этапе анализа».

❯❯ Михаил Кротов, советник Иванян и партнеры: «Один из обязательных элементов due diligence — сделки, связанные с исполнением обязательств перед контрагентами из недружественных стран. Согласно указам президента, операции свыше 10 млн руб. в месяц требуют согласования. И речь не только о финансовых сделках. Прецедентом стало дело „Яндекс Маркета“, где обычная купля-продажа товаров у IKEA пошла в счет погашения займа, — в итоге налоговая признала сделку недействительной, а компания заплатила бюджету 13 млрд руб. Такие же ограничения касаются и выплаты дивидендов. Минфин действительно выдает разрешения, но при условии выполнения KPI. Их несоблюдение также может привести к искам о взыскании дохода в бюджет».

❯❯ Рената Шангареева, директор по правовым вопросам МАЗ «Москвич»: «Самая большая проблема контрактов жизненного цикла (КЖЦ) — невозможность гибко менять его условия. Например, мы заключили контракты жизненного цикла в 2018–2019 годах, а в 2022 году поставщики ушли, контракты с иностранными компаниями были разорваны, логистика рухнула. Нужно было оперативно менять условия контракта, потому что условия поставок, цены, цепочки комплектующих — все это физически перестало соответствовать реальности. Но КЖЦ — это 15 лет, и формально менять существенные условия в процессе нельзя. Это абсурд, поскольку за 15 лет может дважды поменяться технологическая парадигма, не говоря уже о санкционной повестке. Поэтому жизненно важно иметь в контракте механизм пересмотра цены и ключевых параметров при наступлении заранее описанных обстоятельств (санкции, недоступность критичных компонентов)».

Во время одной из сессий форума прошло интервью с дизайнером и декоратором Евгенией Ждановой, руководителем сада-дендрария и дома-музея Н. П. Ракицкого в Тарусе, входящей в топ-100 лучших дизайнеров России. Беседу вела Галина Акчурина, партнер Kept

Жданова рассказала, как ее команда восстанавливает объекты культурного наследия и превращает их в самодостаточные проекты, объединяющие бизнес, образование и культуру. Сегодня созданный ею центр в Тарусе включает музей, ботанический сад, уличную картинную галерею и площадку для гастрономических и театральных событий. По словам эксперта, сохранение наследия — это не только творческая, но и юридическая работа, где без профессиональной поддержки невозможно защитить объекты от ошибок чиновников и давления проверяющих органов. «Нам — юристам, архитекторам, реставраторам — нужно объединяться, чтобы защищать культурные объекты от решений, которые их уничтожают», — отметила она.

❯❯ Тадзио Шиллинг, генеральный директор Ассоциации европейского бизнеса: «Раньше GR часто понимали буквально: человек, который имеет определенные связи, „адресную книжку“ с нужными контактами. Простая модель: есть вопрос — человек пошел, поговорил, через два дня вопрос решили. Что при этом происходило „в черном ящике“ — никто не знал. Но сегодня эта модель уже не соответствует реальности. Вопросы, с которыми сталкивается бизнес, стали сложнее, многослойнее, требуют системного подхода, знания отраслевого регулирования и принципов комплаенса. Поэтому сейчас происходит трансформация профессии GR-специалиста».

❯❯ Артем Подшибякин, директор по правовым вопросам, взаимодействию с государственными органами и комплаенс Lime: «Только юридических знаний в GR мало. Нужно обладать навыками сторителлинга. Когда вы рассказываете свой кейс, свою позицию, и человек, который видит вас впервые, должен поверить вам буквально за одну минуту. Он должен понять, что вы не манипулируете, а говорите о том, что он может воспринять и принять. Надо понимать и то, что перед вами может быть не юрист — очень часто это люди из экономических ведомств, регуляторных органов, у которых совсем другая логика. Поэтому юридические слова и термины часто просто не работают. Нужно адаптировать свои высказывания под того, кто вас слушает».

❯❯ Александр Журавлев, управляющий партнер ЭБР: «Если вы юрист и хотите идти в GR, то, во-первых, попробуйте выбрать отрасль, где вы реально компетентны. Там будет меньше конкуренции и больше пользы. Во-вторых, мыслите нестандартно. В-третьих, умейте говорить просто о сложном, потому что если вы не можете объяснить простыми словами, то вы не донесете суть. И наконец, умейте балансировать интересы и государства, и бизнеса».

❯❯ Дмитрий Чиркин, управляющий партнер White Stone: «Многие клиенты бездумно создают юридические лица. Причем после введения санкций и контрсанкционного регулирования пришлось использовать более творческий подход. Но в процессе сделок в дружественных юрисдикциях люди оказались не готовы брать на себя дополнительные риски и издержки, чтобы сделать структуру, которая с этим риском справится. При этом важно понимать, зачем что-то делается. Тогда становится ясно, в какой юрисдикции лучше зарегистрировать компанию или холдинг и открыть счет. Во всех юрисдикциях есть различные инструменты, с помощью которых можно структурировать личные и корпоративные активы, и есть много поставщиков профессиональных услуг, способных помочь, если вы им поможете соблюдать комплаенс-процедуры».

❯❯ Олеся Хитяник, директор, руководитель практики ГЧП и Инфраструктуры Kept: «Если раньше китайские контрагенты воспринимали Россию как площадку сбыта, то теперь они воспринимают ее как место базирования производства и юрисдикцию для локализации. Для иностранных партнеров доступны специальные инвестиционные контракты, соглашения о защите и поощрении капиталовложений, соглашения о ГЧП и концессионные соглашения. Мы сейчас видим интерес бизнеса к специнвестконтрактам и СЗПК. Но везде есть ограничения по участию для офшорных компаний».

❯❯ Наталья Караиван, старший юрист Ingvarr: «Юридический китайский рынок очень большой, но он не глобализован. Например, может быть непросто найти юриста, который будет свободно говорить на английском языке. Китайские юристы — это продукт своей среды. Законов мало, они устанавливают в основном принципы, акты противоречат друг другу и оставляют большое пространство для толкования. Кроме этого, китайский бизнес государство не судит: это бесполезно и может быть даже небезопасно и опрометчиво в рамках экспансии на этот рынок. Еще в каждой провинции Китая свои правила, и, например, где-то нужно нотариальное удостоверение документа, а где-то можно обойтись и без него. А сами китайцы исключительно про бизнес и очень хорошо понимают распределение сил и язык денег».

В конце мероприятия юристы отвечали на самые острые вопросы о профессии от студентов юридических вузов.

Востребован ли у ваших юристов сейчас навык работать с искусственным интеллектом? Когда вы берете молодежь, обращаете ли внимание на то, насколько они технологически подкованы с этой точки зрения?

❯❯ Леонид Гольдман, директор по юридическим операциям FESCO: «Мы пока отдаем приоритет естественному интеллекту. А искусственный — скорее как задел на будущее, потому что в нашей компании, именно в работе юридического департамента, он пока используется не очень активно. Нет какой-то централизованной модели, которая бы обязывала сотрудников им пользоваться. Использование искусственного интеллекта остается на усмотрение самих сотрудников, это их зона ответственности. То есть за результат того, что им выдал искусственный интеллект, они отвечают самостоятельно. Если считают возможным использовать это без участия своего естественного интеллекта — хорошо. Но всегда есть руководитель, который посмотрит за ним с естественным интеллектом, безусловно. И выводы, которые он сделает, могут быть не в пользу ИИ».

Что вы делаете для того, чтобы у молодых юристов не было профессионального выгорания?

❯❯ Владимир Павлычев, начальник управления ЮД МКБ: «Зумерам, как поколению лайков-дизлайков, очень важно получать моментальную обратную связь. Она может быть чувствительной, позитивной, но постоянной. В этой ситуации, особенно для руководителей среднего звена, которые становятся связующим элементом между топами и молодыми сотрудниками, есть вызов. Им нужно прямо развивать самодисциплину, повышать скилл менеджерства. Потому что молодые сотрудники могут простить невнимательность, но не отсутствие внимания. Это можно вырабатывать, совершенствоваться, улучшать эти практики, поддерживать подход. И в целом проблем с мотивацией не возникает, если все правильно выстроено. Эмпатия, эмоциональный интеллект у лидера — наше все».

Как вы считаете, как изменился подход к поиску молодых специалистов? Каких специалистов вы сейчас ищете и какие навыки им необходимы, помимо тех знаний, которые дают в университетах? На что вы обращаете внимание при поиске кадров?

❯❯ Валерия Андреева, руководитель направления правового сопровождения международного блока Ozon: «Ключевым трендом остается спрос на „горящие глаза“. Но еще мы стали гораздо больше внимания обращать на то, что юристы — особенно молодые и средние — часто не понимают бизнес. А бизнес, в свою очередь, не понимает юристов. Поэтому, исходя из этого, мы внутри компании разработали разные исключения — и для бизнеса, и для юристов, — которые обсуждаем и транслируем между командами. Очень часто на собеседовании мы даем кейс и просим просто посмотреть, как человек решит ситуацию. Иногда неважно, правильно ли он применит норму права, — важно, как он рассуждает, как анализирует задачу, как ищет выход».

Отдаете ли вы предпочтение узконаправленным специалистам или готовы взять на работу с общими знаниями?

❯❯ Дмитрий Марканов, управляющий партнер BFL|PATENTUS: «Мы однозначно отдаем приоритет кандидатам, которые имеют профильное образование. Это обязательно кандидаты, которые последние два-три года в институте посвящали себя интеллектуальной собственности, писали на эту тему работу, погружались. Без опыта мы практически не берем. У успешного кандидата даже на позицию младшего юриста должен быть опыт в консалтинге. Почему? Наверное, потому, что хочется иметь в команде людей, которые осознали свой выбор. Потому что мы хотим, чтобы они действительно специализировались».

Поделитесь своим опытом: что было самым сложным, когда вы пришли на первую работу? С чем не могли смириться, что оказалось неожиданным?

❯❯ Владислав Риков, партнер практики транспорта и финансирования активов BGP Litigation: «Моим первым местом работы был семейный офис. Честно говоря, не самое удачное место для начала карьеры юриста. Потому что ты не до конца понимаешь, чем занимаешься, куда все это ведет и зачем. Ты вроде как менеджер, вроде как юрист, но в итоге делаешь все подряд и не чувствуешь систему. И вот тогда я понял, что в юриспруденции важно найти не только применение знаниям, но и свое место в коллективе — где тебя слышат и где тебе интересно. Я проработал там два года, и, если честно, все это время мечтал стать „настоящим“ юристом — таким, чтобы чувствовать, что занимаюсь делом, которое меня развивает. Потом я ушел в корпоративный юрдепартамент, и это было уже совсем другое ощущение — ответственность, структура, динамика».

❯❯ Денис Косенков, управляющий партнер Kosenkov & Suvorov: «Все делают люди и портят тоже люди. Но нужно помнить, что работать нам вместе и достигать результатов тоже вместе. И вне зависимости от того, какого мы поколения, мы должны находить общий язык».