Советское правительство в годы Гражданской войны и иностранной интервенции 1917–1921 годов было вынуждено прибегать к профессиональным знаниям и боевому опыту бывших царских офицеров и генералов. Прагматизм вождей революции, закрывавших глаза на принадлежность офицерской касты к чуждому рабочим и крестьянам сословному и социальному статусу, объяснялся сложной обстановкой на фронтах и отсутствием в Красной армии собственных командных и штабных кадров. Однако терпимость по отношению к военспецам, которые добровольно согласились сотрудничать с новой властью, проявлялась до поры до времени. Одним из самых ярких примеров тому стала трагическая судьба представителя военной элиты Российской империи генерала Андрея Снесарева.
"Я всегда работал с полным напряжением и не щадя своих сил для той власти, которую добровольно выбрал…"
65-летний Снесарев был арестован ОГПУ в январе 1930 года. 12 лет назад он добровольно вступил в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию (РККА), возглавлял Северо-Кавказский военный округ, Западный район обороны и командовал войсками Западной армии. Осенью 1919 года Снесарева поставили во главе Академии Генерального штаба РККА (в дальнейшем – Военная академия РККА). За несколько лет он превратил ее в элитное военно-учебное заведение, его стараниями в вузе появился Восточный факультет, на котором изучались турецкий, персидский, хиндустани, арабский, китайский, японский, корейский и монгольский языки, а также курс мусульманского права, страноведения, военной географии, торгового права, истории и практики дипломатических отношений. Перу Снесарева принадлежал курс лекций "Огневая тактика" и "Современная стратегия". С 1921 года он сосредоточился на научной и преподавательской работе, стал одним из создателей Института востоковедения и был назначен его ректором, а позже – военным руководителем. Одновременно преподавал в Военно-воздушной и Военно-политической академиях РККА.
В 1928 году Снесареву было в числе первых присвоено учрежденное в СССР звание Героя Труда. В приказе Реввоенсовета СССР от 21 марта 1928 года говорилось, что военному руководителю Института востоковедения им. Нариманова Снесареву Андрею Евгеньевичу присваивается звание "Героя Труда" на основании Постановления ЦИК СССР от 22 февраля 1928 года за многолетнюю полезную деятельность по строительству Вооруженных сил страны (Надзорное производство ГВП №3383 – 37 по делу Снесарева А.Е. и др., с. 40; ЦА ФСБ РФ, д. 554 672, т. 78, л. 247–248 (позже переучтено – ф. Р–40164, д. 4-б, дело Снесарева А.Е.). Незадолго до ареста кандидатура профессора Снесарева была выдвинута для избрания в Академию наук СССР.
Обвинительное заключение, составленное по делу № 546 836, инкриминировало Снесареву принадлежность к московскому монархическому союзу РНС ("Русский национальный союз"). В следственно-судебных документах число "монархистов" варьируется от 45 до 51 человека, в том числе 13 "организаторов", 26 "активных участников" и около 10 "пособников и укрывателей", среди них представители научной и технической интеллигенции, бывшие офицеры и генералы дореволюционой России, преподававшие в Военной академии РККА. Согласно обвинению, Снесарев "с 1920 по 1926 год являлся одним из организаторов и активных участников контрреволюционной монархической организации "Русский национальный центр", ставившей своей целью свержение Советской власти и установление в СССР монархического строя", а в 1926 году после смерти генерала Алексея Брусилова, руководившего одноименным кружком офицеров, возглавил идеологический центр этой организации.
На допросе 13 марта 1930 года Снесарев в очередной раз отверг обвинения ОГПУ и заявил: "Я всегда работал с полным напряжением и не щадя своих сил для той власти, которую добровольно выбрал 12 лет назад и я никогда не мог быть и не буду перед ней преступником" (Надзорное производство ГВП №3384-37 по делу СнесареваА.Е. и др., с.45; ЦА ФСБ РФ, ф. Р–40164, д. 4-б, с. 86).
"Нашему доблестному, бесстрашному орлу-командиру с ангельским сердцем…"
Биографы Снесарева единодушны в том, что сын священника одного из приходов Воронежской губернии был удивительно талантливым и разносторонним человеком, подчинившим все свои силы служению России. Он с серебрянной медалью и благодарностью за успехи в изучении древних языков окончил Новочеркасскую гимназию им. М.И. Платова и поступил на физико-математический факультет Московского университета. В 1888 году 23-летний Снесарев, выпущенный из университета с золотой медалью, защитил степень кандидата "чистой математики". Диссертационная работа по теме "Исследование о бесконечно малых величинах" сулила ему будущее ученого. Однако Снесарев, неожиданно для многих знакомых, поступил в Московское пехотное юнкерское училище. И снова отличился успехами в учебе: его имя было занесено на мраморную доску в здании училища. А через 10 лет после этого Снесарев с отличием окончил Николаевскую академию Генерального штаба.
После получения высшего военного образования он служил старшим офицером для поручений в Туркестане. Поручения, которые выполнял штаб-капитан Снесарев, носили разведывательный характер: он занимался изучением и военно-географическим описанием Среднего Востока, совершил поездки по Индии, Афганистану, Тибету и Кашгарии (ныне Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая). Известен его агентурный псевдоним – "Мусафир" (Путник). В конце 1900 года Снесарев совершил поездку в Англию, где четыре месяца работал в библиотеке Британского музея, изучая литературу по вопросам востоковедения. В 1902–1903 годах он командовал Памирским отрядом Отдельного корпуса пограничной стражи (с этим периодом службы связана его женитьба на дочери начальника Хорогского поста погранстражи Евгении Зайцевой). А в 1904 году Снесарев стал офицером Управления генерал-квартирмейстера Генштаба, в ведении которого кроме военных перевозок и расквартирования войск находилась разведывательная служба. Одновременно он преподавал военную географию в нескольких петербургских военных училищах. В августе 1908 года Снесарев сделал два доклада на XV Международном конгрессе ориенталистов в Копенгагене: "Религии и обычаи горцев Западного Памира"; "Пробуждение национального самосознания в Азии" (оба на немецком языке, всего же Снесарев в той или иной степени владел четырнадцатью языками).
В годы Первой мировой войны Снесарев был начальником штаба различных частей, командовал последовательно – полком, бригадой, дивизией и корпусом и отличился, согласно боевым аттестациям его начальников, редкой добросовестностью к службе, мужеством, самообладанием "во всякой обстановке". А во время проводов Снесарева к новому месту службы офицеры дивизии подарили ему гергиевскую шашку с надписью: "Нашему доблестному, бесстрашному орлу-командиру с ангельским сердцем генерал-майору Снесареву в память славных боев 64-й дивизии в Лесистых Карпатах 1916 г.". В генерал-лейтенанты Снесарев был произведен уже Временным правительством в октябре 1917 года.
"Трудно сразу понять все происшедшее…"
На сторону советской власти весной 1918 года Снесарев перешел не без колебаний. "Трудно сразу понять все происшедшее… Но если русский народ пошел за большевиками, то я с ним. Ведь народ не ошибается", – вспоминал впоследствии слова Снесарева один из его сослуживцев по Военной академии РККА. На Лубянке в искренность арестованного Снесарева не поверили. К тому времени в его секретном досье уже давно ждали своего часа несколько доносов. Один из них поступил в ОГПУ еще 21 февраля 1927 года. В нем сообщалось, что Снесарев вкупе с бывшим генерал-майором Владимиром Гатовским, старшим руководителем кафедры тактики Военной академии РККА, и бывшим контр-адмиралом Борисом Доливо-Добровольским, заведующим кафедрой иностранных языков Военно-морской академии РККА (оба позже были репрессированы), собирались на квартире Брусилова под предлогом оказания ему помощи в написании воспоминаний (Военные архивы России. М., 1993. Вып. 1. С. 382). Еще более ранней датой помечены оперативные материалы агентов ОГПУ о том, что в 1924 году Брусилов и Снесарев устроили на квартире последнего собрание Георгиевских кавалеров, затем еще одна такая встреча состоялась на квартире начальника Военной академии РККА Александра Верховского, бывшего генерал-майора и военного министра во Временном правительстве. В утверждения Снесарева, что на этих собраниях кавалеры вспоминали фронтовые будни, выпивали и пели песни, чекисты также не поверили, в материалах дела встречи фигурировали как "конспиративные собрания заговорщиков".
13 августа 1930 года Снесарев и другие обвиняемые по делу "РНС" предстали перед Колегией ОГПУ – органом внесудебной репрессии. Более десяти человек были приговорены к расстрелу (Надзорное производство ГВП № 3384-37, с. 45; ЦА ФСБ РФ, ф. Р–40164, д. 4-б, с. 86). "В исторической литературе можно встретить упоминания о том, Снесарева тоже осудили в этот день к расстрелу, – пишет в книге "Трибунал для академиков" известный автор исторических исследований громких судебных процессов Вячеслав Звягинцев. – Однако по материалам дела он числится присужденным к ВМН, замененной на 10 лет лагерей, на основании постановления той же коллегии ОГПУ от 13 января 1931 года". Исследователь объясняет, что "к этому времени Снесарев проходил уже в качестве центральной фигуры по новому делу, отпочковавшемуся от "РСН". Он был нужен чекистам живым, поскольку, по образному выражению историка Я. Тимченко, стал "паровозом" нового громкого советского процесса с романтическим [кодовым] названием "Весна".
"Клим! Думаю, что можно было бы заменить Снесареву высшую меру 10-ю годами…"
К прежним обвинениям Снесарева добавилось покушение на свержение советской власти с помощью иностранных интервентов. Начало новому делу послужил арест помощника начальника 3-го управления военных перевозок штаба РККА бывшего генерала Владимира Серебрянникова, который чекисты произвели за несколько дней до начала процесса по делу "РНС". В ходе допроса Серебренников "вспомнил" о контрреволюционной деятельности бывшего начальника военных сообщений Украинского военного округа и бывшего капитана Генштаба Владимира Сергеева.
После ареста 16 октября 1930 года Сергеев дал "признательные" показания на Снесарева: "Будучи знаком с 1919 г. с б. генералом генштаба Снесаревым, враждебно относящимся к Советской власти … я в 1925 г. был завербован Снесаревым во вредительскую организацию. Кто персонально входил в эту организацию, мне известно не было. При вербовке мне было предложено, поскольку организацией считалось, что существование Советской власти – временное, что власть захвачена узурпаторами, что все ее мероприятия являются утопическими экспериментами, ведущими Россию к гибели… использовать мое назначение на самостоятельную должность начальника военных сообщений УВО и провести в жизнь ряд вредительских мероприятий, последствием которых явился бы срыв мобилизации и сосредоточения, чтобы облегчить полякам и румынам их задачу по разгрому Красной Армии, действующей на территории УВО…" (Показания из дела Сергеева В.В., которое хранится в Госархиве службы безопасности Украины (ГАСБУ, фп, д. 67 093, т-175 (3133), с. 855–860) цитируются по книге Я.Ю. Тимченко "Голгофа русского офицерства в СССР 1930–1931 годы", Московский научный фонд, 2000).
Копию этого допроса предъявили Снесареву, и 21 октября у подследственного вырвали следующее признание: "После смерти Брусилова, который связывал с моим именем контрреволюционные надежды, я, как двойной Гергиевский кавалер бывшей армии, как основоположник нашей Военной Академии, как лицо, вообще пользующееся авторитетом и по своей учености, и по своим личным качествам и, наконец, как человек, имеющий европейское имя, считался одним из его преемников как по руководящей позиции, так и по тем надеждам, которые с ним связывало контрреволюционное офицерство" (ЦА ФСБ РФ, ф. Р 40 164, д. 4-б, дело Снесарева А.Е., с. 95). По этому делу Снесарев был второй раз приговорен к "высшей мере социальной защиты". Однако расстрел был заменен на 10 лет концлагерей после того, как Сталин (И. Джугашвили), единолично правивший страной, написал наркому по военным и морским делам, председателю Реввоенсовета СССР Клименту Ворошилову: "Клим! Думаю, что можно было бы заменить Снесареву высшую меру 10-ю годами. И. Сталин" (в 1989 году эта записка была продана на международном аукционе "Сотбис").
Этим решением Сталин и Ворошилов поставили точку в конфликте со Снесаревым, который произошел между ними 13 лет назад в Царицыне (ныне г. Волгоград).
"Военрук Снесарев, по-моему, очень умело саботирует дело…"
Весной 1918 Снесарев, вступивший в РККА, был назначен "военруком окружного комиссариата по военным делам" в Северо-Кавказский военный округ, созданный на юге России декретом Совета Народных комиссаров 4 мая 1918 года. "Царицын был наводнен, – пишет Звягинцев, – разрозненными вооруженными отрядами – от первой советской дивизии Киквидзе и украинской полуанархистской "армии" Ворошилова до казацких частей Миронова и Булаткина, а также эсеровских революционных полков. Кроме того, прикрываясь революционными знаменами, действовали многочисленные банды, одной из которых командовала небезызвестная Мария Никифорова (Черная Маруся)". Бывшему генерал-лейтенанту Генштаба российской армии мандатом, подписанным Владимиром Ульяновым (Лениным), были даны широкие полномочия по их объединению для отпора Донской белой армии генерала Петра Краснова, которая наступала на Царицын. Однако сам Снесарев себя бывшим генералом не считал и был единственным человеком в Красной армии, кто не снял погоны. Принимать "красный округ" под свое начало он приехал в полной генеральской форме.
Один из полководцев Гражданской войны Семен Буденный, вышедший из унтер-офицерской среды, писал в своих воспоминаниях о Снесареве так: "Когда нас, группу командиров представили А.Е. Снесареву, я увидел высокого пожилого человека с безукоризненной военной выправкой, в полной форме генерал-лейтенанта старой русской армии. Меня, как и других, прежде всего удивило, почему Снесарев в генеральских погонах, ведь красноармейцы относились к "золотопогонникам" с неприкрытой враждой и носить погоны было небезопасно. Кто-то даже сказал ему об этом. Андрей Евгеньевич ответил: "Погоны – знак военных заслуг перед Отечеством. К тому же меня никто не разжаловал" (Буденный С.М. Слово о старшем друге // Андрей Евгеньевич Снесарев. Жизнь и научная деятельность. М., Наука, 1973. С. 5–9).
Народный комиссар (министр) по делам национальностей, член ВЦИК Иосиф Сталин прибыл в Царицын месяц спустя после Снесарева в качестве руководителя продовольственной комиссии, наделенного чрезвычайными полномочиями по закупке на Юге России зерна и его транспортировке в центральные промышленные районы. Сталин не доверял военспецам, к тому же назначенным приказом наркома по военным делам и его политическим соперником в подковерной кремлевской борьбе за власть Львом Троцким. Вмешательство Сталина в военные дела привели к конфликту. "Вопрос продовольственный естественно переплетается с вопросом военным. Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал [Троцкому] об этом, но ответа не получил. Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей свергать тех командармов и комиссаров, которые губят дело. Так мне подсказывают интересы дела, и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого меня не остановит" – телеграфировал нарком Ленину. В другом сообщении он назвал имя человека, который "губит дело": "Военрук Снесарев, по-моему, очень умело саботирует дело" и потребовал "убрать Снесарева, который не в силах, не может или не хочет вести войну с контрреволюцией". Ленин согласился с напористым наркомом.
Снесарев, который в душе был против братоубийственной граданской войны, оказался в сложном положении. Одним из мотивов вступления в Красную Армию для него, как и для многих офицеров старой армии, стала оккупация немецкими войсками многих районов России, однако воевать ему предстояло с вчерашними товарищами по германскому фронту, однокашниками по училищу, Академии Генштаба, друзьями семьи. Эти нравственные колебания, очевидно, и уловил будущий вождь. И хотя Снесарев выполнил поставленную задачу по объединению разрозненных военных сил и разработал план обороны Царицына, Сталин назвал его "вредительским", несущим на себе "печать оборончества", отстранил военрука от должности и взял его под арест. Троцкий направил в Царицын гневную телеграмму, на которой Сталин начертал: "Не принимать во внимание".
От расстрела Снесарева и некоторых военспецов штаба округа из бывших офицеров спасла инспекция Высшего Военного Совета (орган стратегического руководства РККА под председательством Троцкого), направленная в Царицын Всеросийским центральным исполнительным комитетом. Снесарев был отозван в Москву для нового назначения. Получив свободу действий, Сталин создал Военный совет СК ВО, который сам и возглавил, а командовать объединенными войсками поручил Ворошилову. Разработанный Сталиным и Ворошиловым "наступательный" план операции, в которой расчет делался на численное преимущество красных, оказался дилетантским. Защитники Царицына хотя и отстояли город, но потеряли 60 тысяч убитыми, ранеными и попавшими в плен. Однако Сталин умудрился обвинить и в этом уже отставленного Снесарева. 4 августа 1918 года телеграфировал Ленину: "Положение на Юге не из легких. Военсовет получил совершенно расстроенное наследство, расстроенное отчасти инертностью бывшего военрука [Снесарева]" (Документы по истории Гражданской войны в СССР. Т. 1, М., 1940. С. 240). Троцкий не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы подставить подножку Сталину, и потребовал отозвать его с южного фронта. 19 октября будущий Генералиссимус Советского Союза, заложивший под Царицыном главный принцип своей военной стратегии: не обращать внимания на потери, человеческих рессурсов в СССР достаточно – был отозван.
Недоверие к военспецам Сталин питал всю жизнь. В 1920–1930 годах через спецколлегии ОГПУ и военные трибуналы прошло более 10 000 военспецов. "Например, по делу "О контреволюционной вредительской деятельности в военной промышленности СССР", расследование которого возглавлял лично Г. Ягода, – пишет Звягинцев, – было арестовано 18 военных инженеров – бывших генералов и полковников, окончивших в свое время Михайловскую артиллерийскую академию. Руководителем несуществующего заговора был признан крупный военный деятель бывший генерал царской армии В.С. Михайлов, приговоренный коллегий ОГПУ к расстрелу. В 1931 году перед "судьями" в чекистских мундирах предстала группа "военных топографов во главе с бывшими генералами И.И. Селиверстовым и Г.Н. Лейциховичем. Все эти ученые были учениками выдающегося русского геодезиста и топографа профессора Академии Генерального штаба генерал-лейтенанта В.В. Витковского. Они обвинялись в создании названного его именем научного кружка, который в материалах дела почему-то фигурировал как контрреволюционная групировка…" В те же годы под расстрел ушли 8 начальников военных академий, 40 профессоров и несколько сотен преподавателей…
Реабилитация
В конце сентября 1931 года Снесарева этапировали в лагерный пункт в Ленинградской области, а через год отправили на Соловки. Затем по состоянию здоровья его вывезли на материк – в лагерь под Кемью. Здесь Снесарев перенес инсульт. Его жена, получив разрешение, приехала выхаживать мужа. Летом 1934 года медицинская комиссия составила заключение, что Снесарев нуждается в условно-досрочном освобождении. По дороге из лагеря домой его настиг второй удар, а третий случился уже в Москве. 4 декабря 1937 года человека, которого за рубежом считали ученым мирового уровня, великим геополитиком и называли "русским Сунь-Цзы", не стало.
Полная реабилитация Снесарева состоялась 28 января 1958 года благодаря усилиям его дочери Евгении Андреевны.
При подготовке материала использована книга полковника юстиции в запасе, военного судьи в отставке Вячеслава Звягинцева (Звягинцев В.Е. Трибунал для академиков. ТЕРРА – Книжный клуб, 2009. С. 17–38).
