Попытки военных профессионалов осмыслить причины неудач первого периода Великой Отечественной войны, предостеречь от недооценки противника даже спустя восемь лет после победы по-прежнему истолковывались Военной коллегией Верховного суда как антисоветские преступления. А приговор за "пропаганду пораженческих настроений и восхваление германских войск" некоторым генералам пришлось ждать в тюрьмах в течение 10 лет.
"Пессимизм – это не пораженческие настроения"
41-летний Романов, выходец из крестьянской семьи, к началу войны принадлежал к числу наиболее образованных генералов Красной А1рмии. Он окончил два факультета Военной академии им. М.В. Фрунзе – основной и восточный, который до 1940 года готовил сотрудников стратегической военной разведки. В начальный период боевых действий Романов возглавлял штаб Южного фронта. Но в действующей армии генерал пробыл всего семь месяцев – 11 января 1942 года его арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности (ст. 58-1б УК РСФСР, максимальным наказанием по которой при отягчающих обстоятельствах является расстрел с конфискацией имущества).
Первое судебное разбирательство по уголовному делу Романова состоялось лишь 10 лет спустя после его заключения под стражу. Согласно обвинительному заключению, составленному в феврале 1952 года подполковником Главного управления военной контрразведки Министерства госбезопасности Ищенко (имя в источниках не указано) и утвержденному замминистра полковником Михаилом Рюминым, Романов в 1926 году сблизился в академии с "антисоветски настроенными однокурсниками, разделял их негативные взгляды на комиссаров и партполитаппарат Красной Армии". Также, по версии особистов, в начальный период войны начальник штаба Южного фронта "вел антисоветские разговоры среди руководящего состава [Южного] фронта, обвиняя Правительство СССР в том, что плохо занималось подготовкой страны и армии к войне".
Незадолго до суда Романову удалось направить письмо на имя председателя Совета министров СССР, секретаря ЦК КПСС Георгия Маленкова, одного из ближайших соратников Иосифа Сталина. В нем генерал сообщал, что в декабре 1942 года после завершения следственных действий ему сказали, что судить его не будут и вскоре отправят на фронт. "С тех пор, – сообщал Романов, – меня все время обманывали выпуском из заключения". Неизвестно, попало ли письмо в руки влиятельного государственного партийного функционера, но многолетняя пытка ожиданием была прервана возобновлением следствия и последующей передачей дела в Военную коллегию Верховного суда СССР, которая рассмотрела его в закрытом заседании.
Подсудимый своей вины не признал. "Когда я был арестован, то абсолютно не мог себе представить, в чем меня могут обвинить, – сказал на суде Романов. – Следователи Харьков и Лихачев встретили меня словами "вражина", "заговорщик". Под действием угроз со стороны следователей я был вынужден подписывать протоколы допросов, но все показания – это вымысел следователей. Когда я рассказал новому следователю Комарову все так, как было в действительности, он сказал, что я уже просидел 10 лет без суда и следствия и еще долго буду сидеть. Все показания следователи отбирали у меня, применяя физическое и психологическое воздействие" (архив Военной коллегии Верховного суда СССР, судебное производство № 0024/52).
После уточняющих вопросов подсудимому и оглашения показаний свидетелей суд под председательством члена Военной коллегии генерал-майора юстиции Андрея Суслина вынужден был признать, что объективных доказательств вины Романова в инкриминируемых преступлениях в материалах дела нет, и отправил их на дополнительное расследование. Оно длилось около шести месяцев. Подполковник Ищенко при составлении нового обвинительного заключение, подписанного заместителем министра МГБ генерал-полковником Сергеем Гоглидзе, учел опыт предыдущего процесса и исключил из него эпизоды, не подтвержденные объективными доказательствами и внушающими доверие свидетельскими показаниями. В качестве главного свидетеля чекисты привлекли бывшего члена Военного совета Южного фронта генерал-лейтенанта Александра Запорожца, который дал письменные показания, что Романов сеял среди подчиненных "пораженческие настроения" и вселял в них "пессимизм".
Второе судебное разбирательство состоялось 22 августа 1952 года в Лефортовской тюрьме, где содержался Романов. Подсудимый снова отверг обвинения в свой адрес, назвав заочные свидетельские показания Запорожца клеветническими. Он подчеркнул: "Пессимизм у меня был не по поводу поражения в войне в целом, а по поводу <…> конкретной сложившейся обстановки на нашем фронте". И объяснил суду, что в конце лета 1941 года над 18-й и 9-й армиями Южного фронта нависла угроза окружения наступающим противником (каждая из них дважды попадала в окружение. – "Право.Ru").
По словам Романова, он, как начальник штаба, не раз высказывался, что нужны резервы для того, чтобы поставить противнику заслон и дать войскам возможность закрепиться на новом оборонительном рубеже. Но их, как подчеркнул подсудимый, у фронта не было, более того, Верховное главнокомандование часть сил перебросило с этого участка боевых действий на соседние. "Отсюда и пессимизм, радоваться было нечему. Но пессимизм – это не пораженческие настроения", – закончил свое выступление подсудимый.
Однако судей Военной коллегии не убедили объяснения генерала с академическим военным образованием, а показания партполитработника Запорожца они признали достаточными, чтобы приговорить Романова за "пропаганду пораженческих настроений в начальный период войны" к лишению свободы сроком на 12 лет с поражением в правах и конфискацией имущества. Решением Совмина Союза ССР осужденного лишили также воинского звания генерал-майора и правительственных наград.
Он отрицательно оценивал деятельность "старых людей" – маршалов Ворошилова, Тимошенко и Буденного
В марте 1952 года по аналогичному обвинению в "пропаганде пораженческих настроений" Военной коллегией ВС СССР был также осужден генерал-майор авиации Александр Туржанский. Приговора он дожидался в одиночной камере тюрьмы 10 лет.
Туржанский был широко известен в Военно-воздушных силах как один из разработчиков оперативного применения и тактики действий штурмовой авиации, в частности бомбометания на бреющем полете с использованием парашютных бомб. Части и соединения, которыми он командовал до войны, успешно отрабатывали эти приемы на полигонах и считались в ВВС передовыми. Тем не менее это не оградило одного из лучших авиационных начальников от уголовного преследования в период поголовных репрессий в отношении командного состава Красной Армии в конце 1930-х годов.
В 1938 году по обвинению в участии "в военно-фашистском заговоре в РККА" командир 2-го авиационного корпуса дальней авиации Туржанский был осужден Военной коллегией к 15 годам лагерей. Однако ему удалось добиться почти невозможного – пересмотра приговора суда в надзорном порядке. Дело было прекращено за недоказанностью обвинения, выдвинутого военными чекистами. Туржанского вернули в авиацию, а в 1940 году с введением воинских званий для высшего комсостава Красной Армии он стал генерал-майором. Но в ГУВК МГБ реабилитация генерала была воспринята как недоработка своих сотрудников, готовивших материалы в суд, которую следовало исправить. Особисты продолжили искать убедительные доказательства антисоветской деятельности генерала. Новый повод для ареста представился в феврале 1942 года.
С первых дней войны СССР с Германией 43-летний Туржанский, который был начальником Качинского военного летного училища, стремился в действующую армию, но его решили и в дальнейшем использовать для подготовки летных кадров. В августе 1941 года генерал был назначен преподавателем Военной академии командно-штурманского состава ВВС, расположенной в городе Чкалов (ныне Оренбург). Туржанский внимательно следил за ходом боевых действий на всех фронтах, болезненно переживал неудачи советских войск в начальный период войны. Своими мыслями он не раз делился с коллегами-преподавателями, в частности с начальником кафедры оперативного искусства полковником Ковалевым. Неизвестно, кто сообщил о содержании этих бесед в военную контрразведку, однако именно Ковалев проходил по делу Туржанского свидетелем.
Допрошенный в суде Военной коллегии 25 марта 1952 года Ковалев показал: "Туржанский говорил, что командование наше не способно справиться в этой войне и мы можем потерпеть поражение. Туржанский говорил, что поражение мы терпим потому, что наша армия ослаблена арестами командного состава в 1938 году. О командующих Северо-Западным, Западным и Юго-Западным направлениями в начальный период Великой Отечественной войны (маршалы Советского Союза Климент Ворошилов, Семен Тимошенко и Семен Буденный. – "Право.Ru") Туржанский говорил, что они люди старые и не способны руководить войсками, и тут же он говорил, что вот такие люди, как Уборевич (командарм 1-го ранга Иероним Уборевич, расстрелян по делу "военно-фашистского заговора в РККА" в 1937 году, отрицательно оценивал деятельность Ворошилова на посту наркома обороны. – "Право.Ru"), смогли бы справиться…"
Подтверждением вины Туржанского в "пропаганде пораженческих настроений" для Военной коллегии послужил еще ряд его высказываний, приведенных в обвинительном заключении со слов нескольких свидетелей – о недостаточной готовности страны к войне, недооценке противника, преуменьшении в официальных сообщениях потерь Красной Армии и преувеличении потерь противника. Туржанского, так же как Романова, приговорили к 12 годам лишения свободы с поражением в правах и конфискацией имущества. А правительство лишило его воинского звания и наград.
За непартийный анализ Сталинградской битвы – 25 лет
Для генерал-майора артиллерии Евгения Петрова пытка ожиданием также растянулась на 10 лет.
До революции он окончил Александровское военное училище в Москве, готовившее офицеров для службы в различных родах сухопутных войск, в том числе в артиллерии, воевал в годы Первой мировой войны, отмечен боевыми наградами, был ранен. В январе 1919 году добровольно вступил в Красную Армию и участвовал в Гражданской войне.
Начало Великой Отечественной войны 43-летний генерал-майор, получивший это звание год назад, встретил на посту начальника Смоленского артиллерийского училища, куда его перевели с должности начальника артиллерии стрелкового корпуса. Несмотря на все попытки попасть в действующую армию, Петров три года войны оставался во главе эвакуированного на Урал этого учебного заведения, которое ускоренно готовило младших офицеров для гаубичной артиллерии. А окончательно похоронил надежды генерала все же попасть на фронт арест в мае 1943 года по обвинению в антисоветской пропаганде.
Поводом для этого стало выступление генерала на совещании, посвященном завершению в начале февраля 1943 года Сталинградской битвы, в результате которой советские войска перешли от обороны города к контрнаступлению, окружили и уничтожили немецкую группировку в междуречье Дона и Волги. Петров подробно остановился на роли артиллерии в обеспечении успеха в этой операции (перед началом наступления советских войск была проведена почти полуторачасовая артподготовка, в которой участвовали 3500 орудий, реактивных установок "катюша" и минометов). А в завершение доклада он высказал мысль о том, что "немцы восполнят свои потери, после чего они еще будут сильными и надо с ними считаться".
Уральские гэбисты немедленно обвинили генерала Петрова в "недооценке переломного значения Сталинградской битвы и ее непартийном анализе" и на долгие годы без суда изолировали в тюремной камере. На процессе в июле 1953 года Петров, говоря о главном пункте обвинения, подчеркнул, что тезис об опасности недооценки противника содержится во всех учебниках военной истории и военного искусства, по которым в Советском Союзе обучают будущих офицеров. Однако убедить судей Военной коллегии в своей невиновности ему не удалось. Приговор был ошеломляющим – 25 лет исправительно-трудовых лагерей.
Военными округами вынуждены "командовать мальчишки"
Выпускника двух военных академий – имени М.В. Фрунзе и Генерального штаба – 46-летнего генерал-майора авиации Бориса Теплинского, возглавлявшего штаб ВВС Сибирского военного округа, арестовали в апреле 1943 года. Следователи Главного управления контрразведки НКВД вменили ему в вину "антисоветскую пропаганду", которая выразилась в оскорбительных высказываниях в адрес председателя Совета народных комиссаров до 1941 года и наркома иностранных дел Вячеслава Молотова, подписавшего 23 августа 1939 года со стороны СССР договор о ненападении между Германией и Советским Союзом (документ известен как пакт Молотова – Риббентропа, предусматривал раздел сфер влияния в Восточной Европе. – "Право.Ru"). Теплинский не раз в кругу сослуживцев заявлял о недопустимости сближения с государством, в котором установлен фашистский режим. Об этих высказываниях органам стало известно в результате безымянного доноса. Но Теплинский дал особистам и непосредственный повод для своего ареста, написав письмо в наркомат внутренних дел о том, что в результате многочисленных необоснованных арестов опытных руководящих кадров армии "военными округами вынуждены командовать мальчишки".
В закрытом заседании суда Военной коллегии, которое состоялось в марте 1952 года, генерал не признал своей вины перед советской властью. Но это никак не повлияло на решение судей: Теплинского приговорили к 10-летнему лишению свободы с поражением в правах и конфискацией имущества. Он также был лишен воинского звания и правительственных наград.
В архивно-следственном деле подшито полтора десятка протоколов допросов генерала, а всего следователи допрашивали его 108 раз. В 1953 году из лагеря дошло письмо Теплинского маршалу Александру Василевскому (тогда первый замминистра обороны. – "Право.Ru"), его однокашнику по Академии Генштаба. Бывший генерал писал, что в тюрьме у него "вымогали показания бессонницей, побоями, угрозами расстрела, издевательством и унижениями". А после отказа дать компрометирующие свидетельства против ряда военачальников и последующего отказа от некоторых "признаний" следствие прекратилось. "В течение девяти лет, – писал Теплинский, – я находился в полной неизвестности о своей судьбе. Ни мои заявления, ни 11 голодовок ни к чему не привели".
Реабилитация без огласки
Судебные процессы 1952–1953 годов над арестованными НКВД в годы войны генералами по обвинению в клевете на оборонную политику, пропаганде пораженческих настроений, восхвалении германских войск следовали один за другим. Попытки военных профессионалов осмыслить причины неудач первого периода войны, подвергнуть сомнению обоснованность массовых репрессий по отношению к командным кадрам армии и флота, предостережения от недооценки противника даже спустя восемь лет после победы по-прежнему истолковывались Военной коллегией ВС СССР как антисоветские преступления.
Однако вскоре судьба военачальников, прошедших "пытку ожиданием", начала меняться к лучшему. После смерти 5 марта 1953 года Сталина между членами Политбюро ЦК КПСС Лаврентием Берией, Никитой Хрущевым и Георгием Маленковым развернулась внутрипартийная борьба за место умершего диктатора. В результате 26 июня зампреда Совмина и одновременно министра внутренних дел Берию внезапно арестовали прямо на заседании правительства по обвинению в шпионаже в пользу Великобритании, стремлении к реставрации капитализма, моральном разложении, организации незаконных репрессий и вскоре расстреляли (определением Военколлегии ВС РФ от 29 мая 2002 года Берия, как организатор политических репрессий, был признан не подлежащим реабилитации. – "Право.Ru").
А уже 13 июля 1953 года ЦК КПСС принял секретное постановление, обязывающее Военную коллегию пересмотреть дела осужденных генералов и адмиралов. Согласно совместной справке, представленной в Президиум Совмина министром обороны Николаем Булганиным, генпрокурором Романом Руденко и председателем Военной коллегии ВС Александром Чепцовым, начиная с 1941 года были незаконно арестованы 101 генерал и адмирал. Из них 76 человек осуждены Военной коллегией, пять – Особым совещанием при МГБ (внесудебный орган, уполномоченный рассматривать дела по обвинениям в общественно опасных преступлениях, а также пересматривать решения Военколлегии. – "Право.Ru"), восемь освобождены из-под стражи за отсутствием состава преступления и 12 генералов умерли, находясь под следствием.
В числе вышедших на свободу в июле 1953 года были Романов, Туржанский, Петров и Теплинский, которым вернули воинские звания и награды. Они стали одними из первых в многомиллионном списке жертв политических репрессий, дела которых прекратили за отсутствием в их действиях состава преступления. Однако реабилитация незаконно арестованных и осужденных генералов проходила без огласки.
При подготовке публикации использованы материалы книги "Досье на маршала", написанной замминистра юстиции – начальником управления военных судов генерал-полковником юстиции Анатолием Мурановым и начальником отдела судебной практики и статистики управления военных судов Минюста полковником юстиции Вячеславом Звягинцевым (Муранов А., Звягинцев В. Досье на маршала. Из истории закрытых судебных процессов. М.: Андреевский Флаг, 1996. 272 с. (серия "Тайны минувшего")).
