Оперуполномоченного отдела борьбы с хищениями социалистической собственности и спекуляцией отдела милиции на Центральном рынке Краснодара Геннадия Степанюка в 1974 году уволили со службы с формулировкой: "За поступок, порочащий звание сотрудника милиции, проявившийся в интимной связи с комсомолкой-дружинницей в служебном кабинете на вещественных доказательствах – коврах" (они были признаны вещдоками по одному из возбужденных ранее уголовных дел). Но он был уверен, что истинная причина его изгнания из органов охраны общественного порядка кроется в другом.
Незадолго до этого Степанюк уличил нескольких коллег во взяточничестве, чем снискал нелюбовь начальства и сослуживцев, которые, как считал экс-милиционер, только и ждали предлога избавиться от него. Он обжаловал приказ об увольнении в управлении кадров Министерства охраны общественного порядка РСФСР (с октября 1989 г. – МВД РСФСР), но в Москве сочли, что руководство краевой милиции в лице начальника УООП и его заместителя по кадрам действовали по закону.
"Что же мне их обоих убить?!"
Не смирившийся с ответом Степанюк продолжал взывать к министерству: с ним расправились за принципиальную позицию в отношении мздоимства, которое покрывается в краевых органах правопорядка на самом верху. Однако в Краснодар возвращались стандартные отписки о том, что заявитель понес справедливое наказание за аморальный и служебный проступки (следовало напоминание о коврах). Что касается случаев взяточничества, якобы замалчиваемых руководителями милиции Кубани, то такими данными в министерстве не располагают.
В очередном письме Степанюк в запале написал: "Что же мне их обоих (начальника краевого управления и его заместителя по кадрам) убить, что ли, а потом на суде рассказать всю правду?!". Реакция центра последовала незамедлительно: письмо с неосторожными словами Степанюка было направлено в краевую прокуратуру с просьбой возбудить в его отношении уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ст. 193 УК РСФСР (Угроза или насилие в отношении должностного лица или гражданина, выполняющего общественный долг), что и было сделано.
Судебные психиатры признали экс-милиционера душевно здоровым
За угрозу убийством по отношению к должностному лицу "в целях прекращения служебной или общественной деятельности или изменения ее характера в интересах угрожающего", статья предусматривала лишение свободы на срок до трех лет или исправительными работами на срок до двух лет. Правда, в ходе следствия была предпринята попытка представить Степанюка человеком, страдающим психическим расстройством, и отправить его на принудительное лечение: это позволило бы избежать судебного рассмотрения дела по существу, в ходе которого тот мог выступить с разоблачительными заявлениями о взяточничестве в рядах милиции. Но краснодарские судебные психиатры не пошли на поводу у правоохранителей и подготовили объективное заключение, в котором признали экс-милиционера по результатам психолого-психиатрической экспертизы душевно здоровым.
Обвинительное заключение прокуратуры было передано в Краснодарский краевой суд, но по существу крайсуд его так и не рассмотрел. Степанюк несколько раз заявлял отводы краснодарским судьям, эти ходатайства удовлетворялись. В конечном итоге подсудимый и его адвокат добились, чтобы оно было направлено в суд другого региона в связи с тем, что один из потерпевших – начальник краевой милиции – являлся членом бюро краевого комитета КПСС, а также депутатом Верховного Совета от Краснодарского края, что, по их мнению, могло повлиять на беспристрастность краевого суда. Решением Председателя Верховного Суда РСФСР дело Степанюка передали в Ростовский областной суд с рассмотрением на выездной сесии в Краснодаре. Обеспечить участие в деле государственного обвинителя было поручено прокуратуре Ростовской области, выбор пал на прокурора Юрия Костанова (ныне известный московский адвокат).
Однако и выездное заседание облсуда не поставило в деле Степанюка точки.
Подсудимый судье не товарищ
Подготовительная часть процесса в краевом центре началась с перепалки между подсудимым и судом.
– Товарищи судьи… – начал было Степанюк, но его не дослушали.
– Мы вам не товарищи! – Резко оборвал подсудимого председательствующий.
– А как я должен обращаться к суду?
– Надо говорить "Граждане судьи".
– Я привык так обращаться к задержанным и требовать такого обращения к себе от задержанных. Я не преступник и не хочу обращаться к суду так, как к в власти должны обращаться преступники.
По воспоминаниям Костанова (Костанов Ю.А. Речи судебные… и не только. М.:Р. Валент, 2003г. – 280 с.), Степанюк обращение к суду в дальнейшем начинал словами "Достопочтенный суд", а к нему – "Многоуважаемый прокурор", что вызывало оживление в зале.
Затем Степанюк, находившийся под подпиской о невыезде, потребовал, чтобы в зале судебных заседаний ему предоставили стол, где он мог бы разложить свои записи и несколько кодексов, принесенных с собой. После взаимных препирательств председательствующий распорядился внести в зал заседаний пиьсменный стол и стул. От строптивого подсудимого ждали новых претензий и в дальнейшем, но главный сюрприз суду преподнес не он, а государственный обвинитель.
"Несмотря на тщательность исследования материалов в судебном заседании, мы этого не установили"
После оглашения судом обвинительного заключения (ст. 278 УПК РСФСР не устанавливала, кем оно должно оглашаться) Степанюк виновным себя не признал, свою фразу, которую в министерстве и прокуратуреквалифицировали как угрозу жизни двум высокопоставленным милицейским начальникам, он объяснил запальчивостью, вызванной бесчисленными отказами министерства рассмотреть его жалобу, и желанием привлечь, наконец, внимание, ведомства к "краснодарским безобразием". Намерения таким путем добиться восстановления на службе в милиции у него не было, утверждал подсудимый.
До начала прений сторон судебное разбирательство шло привычным чередом, но первые же фразы государственного обвинителя, которому было представлено слово для выступления, повергли судей в недоумение: прокурор от обвинения полностью отказался, что для советского правосудия было редким случаем, и попросил суд оправдать Степанюка за отсутствием состава преступления.
"Как же на самом деле следует расценивать фразу Степанюка "Убить их обоих, что ли?", содержащуюся в знаменитом письме в Министерство охраны общественного порядка РСФС, в том самом письме, которое лежит сейчас перед вами на судейском столе? Можно ли квалифицировать эти слова как уголовно наказуемую угрозу убийством?", – вопрошал прокурор. По его словам, в результате предварительного расследования, доказан лишь тот факт, что письмо написал Степанюк – это подтвердила почерковедческая экспертиза, не отрицает этого и подсудимый. Также он подтвердил, что имел ввиду начальника краевого УООП М-ва и его заместителя по кадрам К-на. Но в данном случае надо еще убедиться в реальности этой угрозы и в том, насколько реально воспринимали М-ков и К-ин, считал ли подсудимый, что они воспримут эту угрозу как реальную, и что сделал Степанюк, чтобы они восприняли ее именно таким образом. "Думается, что как раз этого, несмотря на тщательность, я бы даже сказал дотошность исследования материалов в судебном заседании, мы этого не установили", – подчеркнул гособвинитель.
Из исследованных в судебном заседании материалов не вытекает вывод, что Степанюк вкладывал в упомянутую фразу реальную угрозу, в ней не утверждается, что если начальник УООП и его заместитель не выполнят каких-то условий автора письма, то они буду убиты, продолжал Костанов. Между тем обязательным признаком состава преступления, предусмотренного ст. 193 УК РСФСР, является направленность угрозы на прекращение либо изменение служебной деятельности потерпевшего в интересах того, кто угрожает. А этой взаимосвязи между угрозой и деятельностью М-ова и К-на письмо как раз не содержит, констатировал прокурор, фраза носит отвлеченно-предположительный характер.
Костанов обратил внимание суда и на то, что письмо адресовано министерству, оно не предназначалось для глаз начальника управления и его заместителя, на которых Степанюк жаловался. Более того, руководители краснодарской милиции ознакомились с содержанием жалобы уже после поспешного возбуждения прокуратурой уголовного дела в отношении уволенного ими милиционера. В этой ситуации, если бы даже угроза в письме носила реальный характер, Степанюка можно было обвинить лишь в покушении на это преступление. Но фактически не было и покушения.
Итак, закончил Костанов, реальной угрозы потерпевшим, направленной на изменение их деятельности в интересах Степанюка, письмо не содержит. Из этого следует, что подсудимый должен быть оправдан за отсутствием в его деянии состава преступления.
"Угроза убийством должностным лицам через третьих лиц предположительно"
Отказ ростовского прокурора поддерживать обвинение застал врасплох и адвоката обвиняемого, впервые столкнувшегося с подобным фактом. Заготовленная им защитительная речь в условиях, когда он оказался без процессуального "противника" в лице гособвинителя, требовала внесения корректив, которые бы дополняли или развивали аргументы Костанова в пользу невиновности подсудимого. Однако защитник после прокурорской речи счел, что их позиции полностью совпадают, и избрал другой вариант – присоединился к прозвучавшим доводам неожиданного союзника и "просительному пункту" к суду – Степанюка оправдать. Но Ростовский облсуд не стал брать на себя несвойственные ему фунции обвинения и защиты, и не вынес никакого решения по существу дела, отправив его на доследование (к слову, предварительное следствие по делу Степанюка длилось почти год).
Костанов решил не останавливаться на полпути и принес в Судебную коллегию по уголовным делам ВС РСФСР частный протест, в котором предлагал определение о доследовании отменить и дело производством прекратить. Однако его протест был отозван заместителем прокурора республики, о чем податель был извещен письмом. Оно вызвало в облпрокуратуре недоумение и усмешки. В нем сообщалось, что Степанюку было предъявлено обвинение "в угрозе убийством должностным лицам через третьих лиц предположительно" и если он, Костанов, считает, что дело следует прекратить, то может это сделать, получив его на доследование. "Мое недоумение было вызвано тем, что к расследованию я никакого отношения не имел, дело возвратили краевому прокурору, и прекратить его я, соответственно, никак не мог, – вспоминал Костанов. – Усмешки же были вызваны квазиюридической конструкцией фразы об "угрозе убийством через третьих лиц предположительно".
Через некоторое время Степанюк написал Костанову, что краевая прокуратура дело прекратила, но по нереабилитрующим основаниям, а за утратой обвиняемым общественной опасности ввиду изменения обставновки (с. 6 УПК РСФСР), и спрашивал совета. Надо обратиться в Прокуратуру СССР, порекомендоал ему прокурорский работник, в свою очередь он также написал в высший надзорный орган. Дело было истребовано с союзную прокуратуру и прекращено за отсутствием в действиях Степанюка состава преступления.
