Сарафанное радио и удобства на улице: с чего все начиналось
90-е годы – время накопления первоначального капитала и приватизации. Не все эти вопросы решались только в высоких кабинетах и силовым путем. Самыми резонансными в судебной плоскости тогда были споры за алюминиевые комбинаты, говорит управляющий партнер Андрей Юков: «Братский, красноярский, позже новокузнецкий завод, в этих делах мы активно принимали участие». Валерий Еременко, партнер, руководитель судебно-арбитражной практики , подтверждает, что в ту эпоху по количеству дел лидировали корпоративные и банкротные разбирательства.
Чаще всего клиенты приходили в юрфирмы по «сарафанному радио». Довольные оказанными услугами бизнесмены рекомендовали юристов своим партнерам, так и формировался пул постоянных доверителей. Стандартные маркетинговые инструменты 25 лет назад работали плохо. Юков вспоминает, как одна известная юрфирма опубликовала свою рекламу в одном из глянцевых журналов: «Результатом было несколько мешков писем ежедневно. Продолжалось это почти два месяца. Писали заключенные и пенсионеры с просьбами помочь им бесплатно».
При этом конкурировали отечественные юрфирмы в то время друг с другом. «Ильфы» сразу приходили со своими зарубежными клиентами и их обслуживали, говорит Юков. Даже в российских офисах этих юркомпаний работали иностранцы, вспоминает Еременко: «Они привлекали сторонних адвокатов и юристов для судебных процессов на территории России».
После развала СССР значительные перемены пришли и в судебную сферу. Но не все за ними поспевали. Районные суды в городах тогда массово переезжали в солидные здания райкомов КПСС, но были совершенно не готовы рассматривать предпринимательские споры, вспоминает управляющий партнер Андрей Сычев, который тогда трудился юристом региональной фондовой биржи. Ему стоило больших трудов объяснить народному судье правовой статус организации, которую он представлял: «Почему-то у него засела в голове биржа труда».
Изменилась и система государственного арбитража, которая в советские годы на практике являлась административным регулятором. Она стала трансформироваться в суды, рассматривающие экономические споры между бизнесменами. Бывшие госарбитры, в отличие от своих коллег из СОЮ, смогли намного быстрее перестроиться и почувствовать себя судьями, утверждает Сычев.
Проблем с материальным фондом было достаточно. Здания большинства судов были небольшими. В бывшем здании АСГМ (Новая Басманная) были постоянные очереди и «страшная скученность» в коридорах, рассказывает управляющий партнер Максим Кульков. Регионы тоже не могли похвастаться комфортными условиями. Арбитражный суд Самарской области располагался тогда в здании 1930-х годов постройки. Когда прямо во время заседания на стол судьи упал 10-килограммовый кусок потолочной лепнины, это не воспринималось как что-то исключительное, уверяет Сычев. А Арбитражный суд Ульяновской области долгое время находился в бывшем Доме Советов, несколько судей там работали в одном большом кабинете, где иногда параллельно слушалось несколько дел. Чтобы обеспечить тайну совещательной комнаты по одному спору, всех участников других разбирательств тоже приходилось выгонять в коридор, говорит Сычев.
Здание Арбитражного суда города Москвы на Новой Басманной, 10
Правда, даже у столичных СОЮ инфраструктурные проблемы оказывались серьезнее. В старом помещении Лефортовского районного суда Москвы не было туалета для участников дел и слушателей. Когда рассмотрение дел там задерживалось на несколько часов, юристам приходилось проявлять скорость и умение хорошо ориентироваться на местности. Из-за чего туалетом для литигаторов нередко служили ближайшие кусты, примыкающие к Спасо-Андроникову монастырю, рассказывает Кульков: «Приходилось туда бежать, чтобы не опоздать на процесс».
Транспортные проблемы и жизнь без актуальных правовых баз
Судебная работа не была автоматизированной. Часто судебные заседания прерывались «непроцессуальной» просьбой судьи подождать, пока он позаимствует у кого-то из коллег необходимый кодекс или закон со вклеенными вырезками из «Российской газеты», где были последние изменения и дополнения, рассказывает Сычев. Зато процессы шли в то время гораздо быстрее. Уже после заседания (через некоторое время) сторонам удавалось получить текст решения, отпечатанного на пишущей машинке.
В 90-х немало времени у юристов отнимали переезды, а процессуальное законодательство порой только усложняло положение. Юрий Федоров, партнер, руководитель практики «Слияния и поглощения» , рассказывает, как однажды юристу компании «Домодедовские авиалинии» пришлось потратить полмесяца, чтобы добраться до судебного заседания. Тот летел на апелляционное рассмотрение жалобы в Певек – самый северный город России, который находится на Чукотке.
Самолет из-за неблагоприятных метеоусловий приземлился в Петропавловске-Камчатском, где три дня ждали летную погоду. Когда до населенного пункта удалось добраться, там юристу пришлось еще шесть дней ждать, пока на процесс соберутся три судьи, которые не рассматривали дело в первой инстанции. Апелляция тогда формировалась из судей первой инстанции. А всего судей в Арбитражном суде Чукотского автономного округа было, кажется, шесть, вспоминает Федоров: «Уже не помню, чем закончилось рассмотрение жалобы, приближался Новый год, но самолет в Москву вылетел только через шесть дней».
Судебным юристам первой половины 90-х надо было знать, где рядом с судами есть работающие телефоны-автоматы в тихих местах, без трамвайного шума. Иначе получить срочную информацию по делу за время короткого перерыва в судебном заседании было просто невозможно.
Сложно было и без удобных правовых баз с доступом к актуальному законодательству. «Нам приходилось вырезать изменения из официальных источников опубликования и подшивать их в печатные версии нормативно-правовых актов», – вспоминает руководитель практики разрешения споров и международного арбитража Артур Зурабян. По его воспоминаниям, первые правовые системы типа «Гаранта» и «Кодекса» появились в 1990–1991 годах, но дистанционно они не обновлялись.
Единственные источники, которые публиковались, – это акты ВАС и Верховного суда, а также выборка споров в правовых журналах и книгах, констатирует Кульков. Поэтому немало дел в то время юристам удавалось выиграть именно за счет использования актуального законодательства. «Нередко наши оппоненты руководствовались нормами права, уже утратившими силу», – подчеркивает Валерий Еременко, партнер, руководитель судебно-арбитражной практики .
В суд со своим принтером и ложное минирование
Ознакомление с делом тогда тоже представляло собой отдельный ритуал. В суд приходилось идти со своим принтером, который весил как хороший спортивный снаряд, отмечает Еременко: «Часами копировали материалы дела, попутно делали копии разных документов для сотрудников суда, у которых тогда тоже были проблемы с оргтехникой». Кому-то тяжелую аппаратуру помогали таскать в суд помощники. Альтернативой подобному способу являлся конспект от руки. Кроме того, по словам Юрия Федорова, партнера , юристы в то время старались иметь при себе шило и крепкие нитки, чтобы в любой момент оперативно прошить документ.
Даже когда в судах появились компьютеры и сопутствующая аппаратура, ситуация не слишком улучшилась. Не раз для получения судебных актов приходилось приносить собственную бумагу и картридж для принтера, замечает Сычев: «Только к середине 2000-х все стало улучшаться в этом плане».
В 90-х, чтобы узнать реквизиты для уплаты госпошлины, приходилось посещать суд: только там можно было найти нужную информацию. Юристы бережно хранили эти сведения. Вдруг другу или коллеге придется когда-нибудь вновь уплачивать пошлину по другому спору для рассмотрения в этом суде. А реквизиты порой менялись.
На подготовку к процессу юристы тогда тратили огромное количество времени, собирали и анализировали необходимую информацию. С помощью сведений о прецедентных судебных решениях порой удавалось выстроить успешную стратегию и выиграть спор, уверяет партнер Артур Рохлин.
Сложно приходилось судьям и из-за меняющегося законодательства и отсутствия необходимых разъяснений от вышестоящих инстанций. Тогда только формировался новый гражданско-правовой ландшафт. И в тот период не было большого количества Пленумов и обзоров, сформировавшейся судебной практики по спорным вопросам, подчеркивает партнер Кирилл Саськов. «Правда, не было и тенденции на «пробюджетное» рассмотрение дел с государством», – уточняет Саськов. Поэтому нередко в своих решениях суды руководствовались «революционным правосознанием», – делится Зурабян.
Начало 2000-х годов (до принятия федерального адвокатского законодательства) вспоминается как период массового увеличения количества адвокатов. Было такое выражение в обиходе «Получить статус под закон». До принятия закона можно было получить статус адвоката, если написали заявление в любую коллегию и уплатили входной взнос – в среднем $300.
А «творческий» подход сторон не знал границ. По словам юриста, немало забавных историй того времени связано с ситуациями, когда СОЮ отдаленных регионов принимали решения по корпоративным делам столичных компаний. В одном из таких дел, где Зурабян участвовал младшим юристом, оппоненты его коллег перед собранием акционеров крупной московской компании смогли получить в районном суде Северного Кавказа нужное им решение. «Речь шла про исполлист, который запрещал голосовать пакетом акций нашего клиента и учитывать регистратору такие голоса», – вспоминает эксперт. Чтобы отразить такую «судебную атаку», коллеги Зурабяна получили в соседнем суде той же республики акт о «запрете запрещать» учитывать спорные голоса и об обязании регистратора считать все бюллетени.
Еще одна популярная «фишка» тех лет от недобросовестных оппонентов – сорвать судебный процесс звонком о ложном минировании суда. Но срабатывал такой «непроцессуальный» способ не всегда, говорит Федоров: «Нередко после проверки все возвращались в зал. Заседания продолжались».
Помню дела в российском регионе по новой редакции АПК уже в 2002 году, когда судьи во время заседания просили дать им на время новый кодекс, чтобы понимать, как вести процесс.
Борьба за жизнь и очереди в канцелярию
Но самым страшным для литигаторов было другое. В 90-х годах жизнь и здоровье юристов могли оказаться под угрозой, ведь некоторые оппоненты предпочитали силовые методы «процессуальной борьбы». По словам Зурабяна, для партнеров юрфирм круглосуточная персональная охрана и бронированные автомобили считались нормой. Управляющий партнер Сергей Слагода добавляет, что именно консультантам порой приходилось убеждать своих клиентов обращаться в суд для разрешения конфликта, а не использовать «альтернативные методы». Сычев подтверждает, что в начале 90-х некоторые предприниматели для разрешения спора с налоговиками считали более эффективным написать заявление в администрацию президента, нежели подать иск в арбитражный суд.
Полагаю, что я бы смог больше без сложностей тех времен. Ностальгии у меня никакой нет. Уверен, что молодые юристы сейчас успевают больше. Они могут больше времени заниматься любимым делом, потому что не надо стоять в очередях, тратить силы на копирование материалов дела и ездить в командировки для выполнения совершенно технических задач. Очень рад, что сейчас все это в прошлом.
На рубеже 90-х и 2000-х годов реалии жизни не слишком изменились. Особенно в сфере корпоративных отношений. Из-за несовершенства законодательства и его правоприменителей судебные процессы в этой сфере порой носили рейдерский характер, поясняет управляющий партнер Сергей Ковалев.
Суды в умелых руках стали эффективным инструментом для передела собственности. Одной из первых в разговорах о рейдерстве вспоминают компанию «Росбилдинг», пишет издание «Секрет фирмы». Впервые организация заявила о себе в 1998 году, когда скупила 22 советских универмага, в том числе «Бухарест», «Белград», «Перовский», «Первомайский». Акции магазинов принадлежали трудовым коллективам, то есть были распределены между сотнями людей. «Мы накопили колоссальный опыт, как покупать магазины с «колхозным» распределением акций, где нет единого хозяина», – рассказывал о сделках учредитель «Росбилдинга» Алексей Тулупов. В 1998 году ему было 22 года, его партнёру Сергею Гордееву – 21. Они утверждают, что работали законно. Оба в дальнейшем стали известными бизнесменами в строительной сфере. Гордееву сегодня принадлежит ГК «ПИК» – крупнейшая российская компания этой отрасли.
Управляющий партнер Андрей Корельский говорит, что тогда работать в подобных компаниях считалось престижным: «Они занимались крупными интересными проектами, я сам проходил собеседование в «Росбилдинге», но в итоге выбрал ». Поэтому в те годы литигаторам приходилось конкурировать именно с рейдерами. Инструментами этой борьбы, как и сейчас, были репутация, сарафанное радио и цена, поясняет эксперт: «Тогда ещё не так играли свою роль различные рейтинги юристов, которые только зарождались».
Эпоха корпоративных войн закончилась лишь в 2009 году. Решающим фактором стали поправки в АПК, которые детализировали подведомственность корпоративных споров и установили их исключительную подсудность арбитражным судам, рассказывает председатель совета партнеров Константин Крутильников: «Это остановило манипуляции с судебными решениями».
ИНФОРМАТИЗАЦИЯ. Сплошная и быстрая публикация судебных решений (kad.arbitr и СПС) способствует их предсказуемости, что хорошо.
ЦИФРОВИЗАЦИЯ. В начале 2000-х не каждый судья мог пользоваться электронной почтой. Сейчас цифровизация резко изменила образ российского правосудия: «Как минимум внешний».
СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ. Сегодня становится все меньше «юристов широкого профиля». Уж точно такая тенденция видна в области арбитражных споров и корпоративном сегменте, поделился управляющий партнер Дмитрий Магоня: «Все, включая суды, стали заинтересованными в профессионализации судебного представительства».
Несмотря на подобные сложности, партнер ЮФ Александр Боломатов все равно считает, что отношения участников споров были доверительнее в то время: «Понимая сложности, люди ближе и спокойнее общались, старались помочь друг другу». Такому единению помогали и длинные очереди у судов, которые юристам приходилось отстаивать для подачи документов в канцелярию. Когда до закрытия «вожделенного окошка» оставались минуты, приходилось включать всё обаяние и креатив, чтобы пролезть сквозь толпу коллег или уговорить девушку, принимающую документы, «войти в твое положение», вспоминает управляющий партнер Ольга Ренова: «Для таких случаев имели при себе коробочку конфет или хотя бы шоколадку».
Но не во всех судах «девушки из окошка» соглашались пойти навстречу юристам. Символом «ручного» судопроизводства в Петербурге 90-х была Маргарита Михайловна, вспоминает Валерий Зинченко, старший партнёр коллегии адвокатов Pen & Paper: «Она отвечала за приём процессуальных документов в Арбитражном суде Санкт-Петербурга и Ленобласти». В ее маленький кабинет с первой минуты открытия суда стояла внушительная, зачастую начинающаяся с улицы очередь, а строгий и оценивающий взгляд Маргариты Михайловны не удавалось «прошибить» ни шоколадкой, ни уговорами, говорит юрист. По его словам, «лишь безупречная вежливость, покорность и соблюдение субординации могли дать стоящим в очереди слабую надежду на милость при незначительных огрехах в документах».
Сегодня все иначе. Электронный документооборот позволяет передавать документы судьям в любое время и миновать канцелярию.
Влияние технологий на работу юристов
Под влиянием цифровизации юридическая работа изменилась. Работа судебного юриста перестала быть чем-то неизвестным. Раньше клиент по факту мог видеть только конечное решение суда, из которого мало что было понятно, говорит Зурабян: «В начале 2000-х даже для АСГМ решение на двух или трех страницах считалось нормой». Если раньше клиентов обычно интересовал только результат дела, то сегодня речь часто идет о контроле всего процесса, отмечает партнер Мерген Дораев.
Изменились темпы судебной работы. Сейчас все привыкли, что могут прочитать резолютивную часть акта в день его вынесения. Снизились и сопутствующие затраты, связанные с ведением судебного дела, замечает Дораев: «Много времени тратилось на подачу процессуальных документов через канцелярию, в том числе в других регионах, звонки для уточнения дат и времени заседаний».
Стала глубже проработка правовых проблем при менее ощутимых затратах. Огромное количество информации теперь доступно юристу на его рабочем месте, обращает внимание Саськов. По его словам, теперь клиенты ждут, что юристы будут использовать в своей работе цифровые инструменты, которые помогают экономить бюджет на юруслуги.
Теперь консультантам удается обращать больше внимания на детали дела, соглашается с коллегой партнер Юрий Воробьев: «Сегодня зачитывание норм закона и правовых позиций судов уже не позволят победить. Важнее стало выделение тех обстоятельств и доказательств, которые позволяют продемонстрировать позицию стороны в конкретном деле и выиграть процесс». Так что настоящими «бенефициарами» технологизации правосудия являются именно доверители, уверен Боломатов.
Изменившийся подход в работе литигаторов
В полной мере сравнивать судебную работу в 90-х и сегодня сложно, считают опрошенные эксперты. Много чего изменилось не столько в области информационных технологий, сколько в самой сути правовой системы государства, говорит Рохлин. Для литигатора ушедшей эпохи главной задачей было выжить физически, считает Зурабян: тогда «право творили» именно суды, поэтому ставки в этой сфере часто оказывались слишком высокими.
Сейчас уже сформировалась практика. У консультанта нашего времени одна из основных задач – постоянно держать руку на пульсе актуальных изменений, говорит эксперт. Сегодня уже практически невозможно выиграть сложное дело, если основываться только на нормы права, подчеркивает Еременко: «Современный юрист должен прекрасно разбираться в бизнесе клиента и уметь доступным языком обосновывать свою позицию и презентовать ее суду». А в 90-х перед юристом зачастую стояла совсем другая задача – запутать суд с помощью общей правовой неразберихи, поясняет Зурабян. Тогда еще были важны напор, «связи», добавляет Кульков: «Теперь требуется уровень подготовки к делу».
Из-за поменявшихся к литигаторам требований «представителям» старой школы приходится перестраиваться и осваивать новые технологичные инструменты в своей сфере. Иначе цифровизация судебных споров может очень быстро оставить за бортом поколение учителей, предупреждает Саськов. Конкуренция с каждым годом в литигационной сфере становится все сильнее. Появляются небольшие юрфирмы, которые специализируются исключительно на разрешении сложно структурированных споров. Такие организации навязывают «ветеранам» совсем другие условия игры.
Расцвет бутиков
Мнения о том, какие годы считать временем зарождения литигационных бутиков, разнятся. Партнер Сергей Савельев полагает, что таким периодом можно считать еще 90-е годы: «Основной объем работы у первых юрфирм приходился именно на судебную работу, другого делать не умели. Так что те компании, сами того не осознавая, были литигационными бутиками».
Лишь в конце 2000-х фирмы стали осознанно задумываться о своём маркетинге. Катализатором в этом процессе стал усложняющийся спрос клиентов. Игроков становится всё больше, юрдепартаменты заказчиков становятся всё компетентнее и компетентнее. По сути, юрфирмы конкурируют не между собой, а с инхаусом заказчика.
Новым толчком к развитию рынка юрбутиков в судебной сфере стали санкции. Развернувшийся после них кризис обвалил доходность традиционно доминирующих практик (M&A, банковская и другие), поясняет Кульков: «На первое место вышли литигаторы, так как сложившаяся ситуация породила больше споров». Специалисты не захотели делиться прибылью с менее успешными коллегами и стали отделяться, признается Кульков.
А в 2015–2016 годах стали образовываться литигационные бутики с более узкими специализациями. Кто-то из них делал ставку на строительные споры, другие на трансграничные процессы или банкротство. Это произошло вслед за постепенным восстановлением экономики после кризиса 2014 года, говорит партнер Вадим Цветков. Он объясняет такую тенденцию тем, что увеличился объем сложной судебной работы, а амбициозные партнеры из нового поколения юристов захотели делать «что-то свое» в рамках востребованной рынком специализации.
Более того, та же самая трансформация юррынка происходит во многих странах, уверяет партнер Егор Чиликов. Общемировым фактором для этого он называет «бегство от конфликтов»: литигаторам тяжело оперировать внутри больших компаний, так как интересы одних клиентов фирмы часто конфликтуют с другими. И часто такие противоречия решаются не в пользу литигационных подразделений, поясняет эксперт. Другой фактор – получить коммерческое преимущество. Сильной судебной практике со стабильным пулом клиентов необязательно нужен крупный бренд, с которым нужно делиться прибылью и свободой, говорит Чиликов.
С более крупными игроками бутикам конкурировать непросто, но они с этим успешно справляются. Одно из главных преимуществ в этой борьбе – предложить чуть меньшую цену, но сохранить все то же качество. В условиях кризиса это становится решающим, отмечает Кульков. Помогает и то, что на начальном этапе у литигационных юрфирм уже есть клиенты, которые переходят вслед за партнерами. Именно эти доверители в первое время обеспечивают бутики работой и запасом прочности, утверждает Цветков.
Еще один плюс – глубина экспертной специализации в сочетании со скоростью и мобильностью юристов. Клиент всегда понимает, кто конкретно будет заниматься его поручением, а партнеры погружены в детали проекта до самых мелочей, объясняет Цветков.
А партнер Михаил Кюрджев и вовсе считает, что подобные отраслевые юрфирмы не конкурируют за клиентов с крупными игроками: «Те сами часто передают бутикам отдельные проекты. Например, из-за конфликта интересов».
Что станет важным в будущем
Через 10 лет технологии с возможностями будут совершеннее и разнообразнее, доступный инструментарий станет шире, а юристы эффективнее, уверен Саськов: «Возможно, они овладеют более широкими знаниями в смежных областях». Но базовые принципы не изменятся, уверен он:
- глубочайшие профессиональные знания;
- логичность и последовательность;
- умение структурировать и упрощать проблему, доносить свою позицию;
- иметь взгляд со стороны на ситуацию и возможность нестандартно мыслить;
- использовать весь доступный инструментарий для максимальной эффективности;
- быть честным перед собой и клиентом.
Сычев уверен, что для судебного юриста будущего главная задача превратится в необходимость обеспечить победу еще до «начала сражения» с «помощью ориентации на инструменты, повышающие эффективность разрешения спора». В профессии останутся литигаторы, которые станут «вешать на щит» мировые соглашения, а не «головы врагов», полагает эксперт. Из-за чего повысится ценность коммуникативных навыков, добавляет Боломатов. Креативные судебные юристы будут востребованными всегда, не сомневается Рохлин: «Речь о тех, кто может предлагать нестандартные решения для нестандартных ситуаций». У Корельского прогноз менее оптимистичный: «Все будет примерно так, как сейчас, когда есть белый рынок литигации и чёрный рынок «решал». Пока есть спрос, будет и предложение, тем более в кризисные времена, когда многим не до репутации и комплаенса». Кардинально рынок российской литигации может поменять лишь адвокатская монополия на суды, полагает эксперт.
Кто-то из экспертов хочет увидеть общий рост профессионализма всех действующих фигур в процессе. Эдуард Олевинский, руководитель , надеется, что через 10 лет наши судьи усилиями лучших судебных юристов страны будут избалованы хорошим стилем написания процессуальных обращений: «Они сами последуют этому примеру, будут структурировать судебный акт более чем на две части. Правилом для судебного юриста и судебного акта станет формулирование правовых вопросов, вынесенных на разрешение суда, и оценка юристом (да и судом) каждого аргумента, любезно пронумерованного в заявлении (ходатайстве) оппонента».
Свою роль через 10 лет сыграет и развитие онлайн-правосудия. У литигаторов на задний план будут уходить харизматичность, ораторское мастерство, искусность в полемике и умение наладить эмоциональный контакт с судьей, предполагает Дораев: «Более важным становится умение презентовать и четко разъяснять свою позицию». А Ренова призывает коллег в погоне за прогрессом не забывать, что одной из самых главных ценностей в судебной работе всегда являлось живое общение: «Не хочется, чтобы технический прогресс «нажал» здесь delete. Так что важно остаться человеком и не превратиться в бота».