В феврале Каневской райсуд Краснодарского края по требованию Генпрокуратуры передал государству доли в бизнес-структурах агроконцерна «Покровский» стоимостью более 9 млрд руб.
Власти заявили, что предприниматель Андрей Коровайко построил бизнес на коррупционных доходах, которые получил, работая в полпредстве президента в Южном федеральном округе. Там он трудился еще в 2001–2004 годах. Первая инстанция отклонила доводы ответчиков об исковой давности, заявив, что эти сроки не распространяются на случаи коррупции.
Тогда бизнесмен оспорил выводы крайсуда в апелляции. Краснодарский краевой суд не стал сразу выносить решение, обратив внимание на противоположные подходы в практике: в одних случаях по антикоррупционным искам прокуроров допускается применение исковой давности, в других, при похожих обстоятельствах, — нет. Апелляционная инстанция обратилась в Конституционный суд с просьбой проверить положения Гражданского кодекса на соответствие Основному закону.
Мнения представителей двух палат российского парламента по обсуждаемому в КС вопросу разошлись. Выступая одним из первых на заседании, депутат Госдумы Юрий Петров подчеркнул, что антикоррупционные требования прокуроров считаются исками имущественного характера. Поэтому право заявителя обратиться в суд должно быть ограничено во времени, как и во всех гражданско-правовых исках.
Сенатор Андрей Клишас, наоборот, высказался против применения исковой давности в антикоррупционных исках. «Эти сроки могут применяться к искам прокуроров, например, о недействительности сделок. Но к искам об изъятии имущества коррупционеров сроки исковой давности применяться не могут, и их применение в данной категории исков станет инструментом легализации незаконно полученного преступниками имущества и доходов», — сказал он.
Соглашаясь с Клишасом, представитель президента в КС Александр Коновалов настаивал, что разбирательства о безвозмездном изъятии у собственника незаконно полученного имущества имеют другую природу и связаны с защитой публично-правовых интересов. «Такие иски отличны от гражданско-правовых отношений, но их невозможно разбирать в административном или уголовном процессе», — пояснил выступающий. Коновалов добавил, что подготовка таких материалов требует времени, поэтому прокуроры могут обратиться в суд не сразу, как узнали о нарушении, а сильно позже. Андрей Марьин, судья Верховного суда, допустил введение специальных сроков по антикоррупционным искам, чтобы эти нормы действовали с обратной силой.
Важно учитывать, что сроки исковой давности — это не средство освобождения для ответчиков, а стимул для правоохранительных органов проводить проверки и находить нарушения вовремя.
В целом же Марьин констатировал, что государство выступает на равных началах в гражданских правоотношениях, к которым применяются и положения о сроке исковой давности. Полпред правительства в КС и ВС Михаил Барщевский на заседании не присутствовал, но в суде зачитали его позицию.
Гражданско-правовое регулирование изначально не преследует цели репрессивного воздействия на правонарушителя, поэтому гражданско-правовые санкции направлены преимущественно на восстановление положения, предшествовавшего нарушению. Такие меры имеют ярко выраженный компенсаторно-восстановительный, а не пенитенциарно-карательный характер, ориентированы на полное возмещение причиненного вреда.
Он считает, что антикоррупционное законодательство не должно предусматривать неопределенного по срокам произвольного риска ограничения прав собственности людей, которые не проходят ни подозреваемыми, ни обвиняемыми, ни гражданскими ответчиками по уголовному делу, ни лицами, на которых распространяется действие антикоррупционного законодательства.
Продолжительным было выступление начальника главного гражданско-судебного управления Генпрокуратуры Сергея Бочкарева. Председательствующий Валерий Зорькин дважды просил его вернуться к конституционным аргументам. По словам представителя прокуратуры, «коррупционер не должен наслаждаться результатами обогащения». И в целом долгое время суды общей юрисдикции «не проявляли снисхождения» к этому явлению. Но недавно Верховный суд «очевидно изменил отношение к нему». (Речь идет о решении, о котором мы писали в материале «ВС отменил национализацию уральского завода». — Прим. ред.) «Имеет место превращение отвратительного явления коррупции во вполне обыденное», — заявил Бочкарев.
Он предположил, что сроки давности будут сдерживать правоохранительные органы, и парировал другим выступающим, заявив, что коррупционер не вносит стабильность в гражданский оборот. «Сегодня решается вопрос не про чиновника, а про государство. Дадим ли мы ему возможность реабилитироваться перед обществом. <...> Сегодня в этом зале вершится суд над нами, заблудившимися правоприменителями», — так завершил свою речь представитель Генпрокуратуры.
Статс-секретарь — вице-президент РСПП по правовому регулированию и правоприменению Александр Варварин признал: «Мы слышим аргументы органов прокуратуры». Но происходящее — это основание для изменения законодательства, а «не его расширительного толкования», констатировал юрист. «На наш взгляд, любая форма ответственности, кроме оговоренных законом случаев, должна быть ограничена сроком давности», — добавил он.
Коррупция — один из самых тяжелых пороков российского общества, согласилась председатель совета Исследовательского центра частного права при президенте Лидия Михеева. Но «где были должностные лица», когда совершались эти нарушения десятки лет назад, — поинтересовалась она. И обратила внимание, что заявители не прибегают к такой мере, как конфискация, а идут только через гражданскую ответственность.
Предъявление прокурором требования от имени граждан, но без их поручения просто немыслимо.
Сергей Синицын из Института законодательства и сравнительного правоведения предложил два варианта: или развивать законодательство о противодействии коррупции, или «идти по пути расширения оснований, на которые не будут распространяться сроки исковой давности». Юристы же считают, что сроки давности в антикоррупционных делах должны сохраняться. В подобных спорах бремя доказывания лежит на ответчиках и им сложно защищаться в делах о событиях, которые имели место десятилетия назад, констатировал партнер Сергей Савельев. Ранее он направил судьям КС мнения авторитетных российских цивилистов по обсуждаемому вопросу.
Отсутствие срока приведет к неравенству и неэффективности государства в борьбе с коррупцией.
Последним выступал партнер Дмитрий Мальбин. Он отметил, что исковая давность применяется к гражданским правоотношениям. При этом, по его мнению, правоотношения, которые возникают в рамках контроля за расходами, надо считать публичными. Это исключает возможность применения исковой давности к требованиям прокуратуры.
«Однако это не значит, что срока не должно быть. Просто это не срок исковой давности. По этой причине проверке со стороны КС должны подвергаться не нормы Гражданского кодекса об исковой давности, а положения закона «О контроле за расходами», которые допускают возможность обращения прокурора с заявлением в суд независимо от времени, истекшего с момента приобретения имущества», — писал Мальбин ранее и повторил то же сегодня.
Ранняя практика: мнения экспертов
Раньше суды практически всегда поддерживали позицию прокуратуры в антикоррупционных разбирательствах, констатирует Алексей Акужинов, старший юрист Инстанции соглашались с тем, что требования истца направлены на защиту нематериальных благ, и отклоняли доводы ответчиков об истечении сроков исковой давности, руководствуясь положениями ст. 208 ГК.
Ситуация изменилась, когда Верховный суд высказал свои позиции по делам Малика Гайсина и Сергея Экзусяна, продолжил эксперт. Коллегия посчитала, что требования прокуратуры о гражданской конфискации — имущественные требования и для них актуальны сроки давности. Еще ВС обратил внимание: перечень защищаемых правом нематериальных благ предусмотрен ст. 150 ГК. И если прокуратура инициирует разбирательства о защите личных неимущественных прав, то такие иски должны быть поданы в защиту перечисленных в ст. 150 ГК нематериальных благ конкретных лиц, а не «в защиту абстрактных общественных интересов». Кроме того, ВC отметил, что антикоррупционное законодательство не содержит специальных сроков исковой давности, а неприменение общих положений ГК о сроках исковой давности нарушает конституционные принципы равенства и правовой определенности, заметил Акужинов.
По мнению Александра Ермоленко, партнера юрфирмы , положения ст. 208 ГК, к которым обращались в разбирательствах с участием Генпрокуратуры, сформулированы «достаточно общо». Это и позволило государству трактовать нормы расширительно: «Будто бы они защищают некий государственный и общественный интерес, который сам по себе является нематериальным благом».
Краснодарский суд совершенно правильно запросил здесь помощи у КС, это его прямая обязанность истолковать и объяснить, что здесь конституционно, а что нет. Здесь действительно есть конституционный вопрос и нужна какая-то точка.
Старший юрист Ян Гончаров не видит оснований для применения ст. 208 ГК к требованиям Генпрокуратуры. «Закон не позволяет перевести требование об изъятии имущества либо о взыскании убытков в разряд требований о защите нематериальных благ только по той причине, что истец выступает не в свою защиту, а в защиту публичных интересов. Вне зависимости от заявленного интереса, подобные требования направлены на защиту материальных благ, в связи с чем положения ст. 208 ГК неприменимы»,— отметил эксперт. С этим согласен и руководитель практики разрешения споров Александр Попелюк. «Логика прокуроров ошибочна, поскольку основывается на противоестественном частному праву принципу неравенства», — заметил он.
По мнению юриста Аделя Бурганова, несмотря на благую цель Генпрокуратуры — борьбу с коррупцией, к ее требованиям нужно применить общие положения Гражданского кодекса о сроках исковой давности. Более того, старший партнер Юлий Тай замечает, что интересы государства и общества должны быть направлены на оперативную борьбу с коррупцией. Поэтому обычный трехлетний срок исковой давности даже слишком велик, особенно с учетом ежегодно подаваемых чиновниками деклараций об имеющемся имуществе, говорит он.
Если сведения из деклараций чиновников явно не совпадают с фактическим положением вещей, то компетентные органы, наделенные всеми необходимыми полномочиями и инструментарием, должны подавать соответствующие иски незамедлительно.
При этом Ермоленко обратил внимание: не любое имущество коррупционера и его семьи — результат неправомерной деятельности. Провести границы внутри имущественного комплекса бывает «совсем непросто». «Сейчас применяется скорее упрощенный подход, такая средневековая опала: проштрафился — забираем все, что видим. Несмотря на то что речь в основном идет о преступлениях и осужденных преступниках, здесь также нужна правовая процедура и должны действовать гарантии прав. Они должны действовать всегда и для всех в правовом государстве», — отметил эксперт.
Совсем недавно 2-й ААС принял еще одно важное для практики постановление по иску Генпрокуратуры — отменил решение о деприватизации Ивановского завода тяжелого станкостроения (ИЗТС). Директор правового департамента юридического бюро «Константа» Максим Никонов рассказывал: апелляция признала, что заявитель нарушил срок исковой давности. Отказ в применении этого инструмента возможен, когда удается доказать, что ответчики и третьи лица злоупотребили правом, но в деле ИЗТС этого не было. Покупка акций предприятия имела открытый и возмездный характер, признаков недобросовестного поведения в действиях приобретателей не нашлось.
Что касается «антикоррупционных исков», по мнению Никонова, ключевой момент — это вопрос добросовестности ответчиков. Если ее не было, то и покрываться исковой давностью это не должно. «А в случае, когда все-таки недобросовестность не установлена и когда лица действовали правомерно, и в условиях тех реалий, которые были продиктованы 1990-ми годами, и в условиях того законодательства, которое тогда действовало, то вполне, конечно, они могут претендовать на применение к ним норм о давности, чтобы не ворошить сейчас события, которые были 30 лет назад», — заключил эксперт.
Материал подготовлен при участии Арины Ахуба.