Институт банкротства в России остается ареной острых противоречий противоборствующих сторон. На конференции Право.ru эксперты рассказали, как раскрывается стандарт должной осмотрительности, почему контролирующие должника лица все чаще становятся фигурантами уголовных дел и в чем разница между преднамеренной и фиктивной несостоятельностью. Они также обратили внимание на проблемы продажи требований и вопросы кибербанкротства.
❯❯ Вячеслав Косаков, управляющий партнер, адвокат Novator Legal Group: «Инициатором субсидиарной ответственности могут быть кредиторы. При этом они не имеют возможности взыскивать больше, чем в реестре. Верховный суд сказал: если есть конфликт интересов и была заключена сделка, действует презумпция убытков и руководитель должен доказать обратное. Даже выгодная на первый взгляд сделка может быть квалифицирована как подозрительная (ст. 61.2 закона „О банкротстве“). Поэтому важно учитывать последствия таких сделок».
В банкротстве и корпоративных спорах стандарт должной осмотрительности раскрывается через критерий разумности, например по п. 3 ст. 53 ГК. Представим, что лицо начало стройку без согласования компетентного органа. Действовало ли оно добросовестно? Ведь оно никакую выгоду не преследовало. Или лицо привлекают к ответственности за то, что оно не просило об уменьшении неустойки. Я считаю, это катастрофа. В моем понимании это не нарушение должной осмотрительности. Только если у руководителя не было средств, чтобы решить проблемы компании, — это может его спасти.
❯❯ Вячеслав Голенев, управляющий партнер, адвокат Голенев и партнеры: «Если есть деловая цель операции — нет солидарной ответственности. Аффилированность председателя совета директоров с контрагентом не свидетельствует об аффилированности с контрагентом. Без анализа деятельности не работает ссылка на добросовестность. Недавно суд принял решение, еще не опубликованное в открытых источниках, где говорится: действия по исполнению доходной сделки и получению дохода еще не наказуемы. Мы приходим к ситуации, когда наказание за правомерное поведение хуже, чем за неправомерное».
❯❯ Дмитрий Николаенко, советник Пилот: «Когда есть 100%-е одобрение сделки, суды освобождают директора от ответственности, и эта практика была однородной. Если одобрение тоже было полным, но долю продавали третьему лицу, суды обычно признавали освобождающий эффект, хотя в отдельных случаях директора все же привлекали. Когда одобрение было неполным и миноритарный участник возражал, убытки, как правило, взыскивали. В новом обзоре этому посвящены четыре позиции. Одна из них прямо говорит: при отчуждении доли действует освобождающий эффект, а убытки с директора взыскать нельзя. Ключевой критерий — информированность участников общества. Подход смещается в сторону освобождения директора, но остаются исключения, например когда участники не знали о конкретной выплате».
❯❯ Антон Фомин, адвокат МКА ЮПБ: «Один из аргументов в защиту контролирующих должника лиц — отсутствие противоправной цели и умысла на противоправное обогащение. Еще довольно стандартным аргументом может стать наличие объективных кризисных факторов в отрасли, особенно в ЖКХ и дистрибуции. Если у контролирующих должника лиц есть антикризисный план и он реальный, это всегда оценивается положительно. Аргумент о защите делового решения обычно касается крупных холдингов, где топ-менеджмент не в состоянии погрузиться в каждую сделку. Чтобы контролирующему должника лицу избежать ответственности, надо быть транспарентным и доказать отсутствие умысла».
К ответственности можно привлечь лицо, которое имеет юридическое право либо реальную возможность управлять обществом. ВС считает, что мажоритарий признается таковым, поскольку он получил неправомерную выгоду, а миноритарий может определять действия общества и давать указания, если директор самоустранился. Вообще, слишком выгодные условия говорят об аффилированности. Директор отвечает всегда, когда предпочитает интересам общества интересы свои или третьих лиц.
❯❯ Ольга Савина, управляющий партнер Savina Legal: «Оснований для привлечения банков к субсидиарной ответственности действительно немало. Банки раз за разом кредитуют компании на грани банкротства, выдавая им десятки миллиардов рублей. В такой ситуации, по нашему мнению, банк должен отвечать: он обязан проводить скоринг, постоянно оценивать финансовое состояние заемщика, иначе нарушает закон. При этом банки почему-то не переоценивают залоги, не формируют резервы, но, по сути, годами управляют всей финансовой деятельностью компании — каждый шаг согласуется с кредитором. Если банк контролирует деятельность должника, то почему его нельзя привлекать к субсидиарной ответственности наравне с другими контролирующими лицами? В таких случаях банк, на мой взгляд, должен нести ответственность».
❯❯ Екатерина Солдатова, директор проектов департамента проблемных активов и проблемной задолженности «Зенит банка»: «Банки все равно оказываются виноватыми: дали высокий процент — плохо, низкий — плохо; выдали кредит — претензии, не выдали — снова претензии. Получается подмена понятий и выворачивание норм против добросовестного кредитора. Банк изначально хотел заработать, потом — просто вернуть деньги. Он участвует в управлении должником, чтобы не доводить дело до банкротства. Сейчас государство лоббирует стратегию, при которой должник санируется, а не банкротится, и привлекает для этого банки. Получается столкновение идей и перекос. Изначально нормы создали, чтобы бороться с должниками, а теперь они направлены против добросовестных участников и их обычной хозяйственной деятельности. Банкротство для банка — это всегда финансовая потеря».
❯❯ Денис Данилов, старший юрист Арбитраж.ру: «Чаще всего причинами снижения вознаграждения арбитражным управляющим становится выполнение ординарных мероприятий (24%), отсутствие активной роли (19%) и ненадлежащее исполнение обязанностей (17%). При этом чем меньше заявленных требований в отношении физлиц, тем выше процент снижения».
❯❯ Екатерина Антонова, юрист МКА «Асгард»: «Мораторные проценты не включаются в состав субсидиарной ответственности в соответствии с позицией ВС. Такие проценты — это механизм компенсации имущественных потерь, связанных с невозможностью кредитора пользоваться его деньгами. Он используется для полного возмещения вреда. Мораторные проценты призваны уравнять в части ставки финансовой санкции положение всех кредиторов в условиях недостаточности имущества должника. Они имеют ту же правовую природу, что и действовавшие до них финансовые санкции».
Текущая экономика создает предпосылки для роста числа банкротств, а судебная практика становится все более сложной и многослойной. Акцент в привлечении к ответственности смещается на контролирующих должника лиц и взыскание убытков. При этом арбитражные управляющие часто не независимые фигуры. Таким образом, общие тренды в банкротстве — это рост числа банкротств из-за экономики, усложнение практики и повышение ответственности контролирующих должника лиц.
❯❯ Алексей Андреев, руководитель юридической группы ЦРПА: «Жалобы на управляющих преследуют цели стимулирования, мести или отстранения. Это стандартный инструмент давления, но добросовестный управляющий защищен законом. Практика ВС и рост госпошлин снизили количество необоснованных претензий. Вознаграждение арбитражного управляющего — это плата за риск, а не только за объем оказанных услуг. Если оно выплачивается в процентах, то не должно быть привязано к ординарности действий».
❯❯ Алексей Некрасов, и. о. руководителя налоговой практики Легикон-Право: «За шесть месяцев года ФНС инициировала 16,6% дел о банкротстве. Процедура банкротства стала новой стадией налогового спора. Налоговая реконструкция, например зачет налогов и учет расходов на серую зарплату, позволяет снижать налоговые доначисления в среднем на 75%. При этом дело о банкротстве дает возможность начать заново исчислять сроки оспаривания решения налогового органа по итогам камеральной налоговой проверки».
Банкротство недропользователей сопряжено с рисками содержания опасных объектов и утраты лицензии. Поэтому сейчас обсуждаются такие законодательные инициативы, как создание рекультивационных фондов и введение специальной процедуры банкротства для угольных предприятий с участием ВЭБ.РФ.
❯❯ Анастасия Хрулева, управляющий директор Управления принудительного взыскания и банкротства Департамента по работе с проблемными активами Сбербанка: «Основные цели трансграничного банкротства — поиск активов и сбор информации. Суды Великобритании и США в целом признают полномочия российских управляющих, но с оговорками на санкции и местное законодательство. Поэтому для обращения взыскания на недвижимость в Великобритании может потребоваться прохождение локальных процедур банкротства».
❯❯ Анна Белоцерковская, президент «Гаранта»: «После решения Конституционного суда в 2023 году налог на прибыль от реализации имущества должника включается в третью очередь реестра, что повышает риски для управляющих. Бездействие управляющего по расчету и декларированию налога может привести к взысканию с него убытков в полном объеме. В одном деле суд взыскал 150 млн руб. убытков с управляющего за неуплату налога на прибыль. Поэтому нужно проактивно взаимодействовать с налоговой и обращаться в суд при первых разногласиях».
❯❯ Кирилл Чухалдин, руководитель проектов компании Юртехконсалт: «Верховный суд изменил парадигму — теперь для получения процентов управляющий должен доказать свой реальный вклад. В случае ненадлежащего исполнения размер вознаграждения снижается. Привлечение сторонних специалистов, например организаторов торгов, тоже может стать основанием для снижения вознаграждения. Как обосновать вознаграждение? Фиксировать хронологию, доказывать личный вклад и показывать соразмерность результату».
❯❯ Андрей Смирных, директор проектов управления принудительного взыскания и банкротства Сбербанка: «Цель банкротства — максимально полное удовлетворение требований кредиторов при ограниченности возможностей должника. Деньги имеют цену во времени, потому сегодня 1 руб. ценнее 2 руб., полученных через несколько лет. Если у должника есть в составе имущества права требования, то чем быстрее они будут реализованы, тем больше вероятность исполнения обязательства должником. Очевидно, что кредиторы определяют условия продажи и они выберут максимально приемлемые. Если вероятность исполнения невелика, а издержки лягут на конкурсную массу, то оптимальнее продать требования с торгов с дисконтом».
❯❯ Владислав Монахов, старший юрист Alimirzoev & Trofimov: «Чтобы уступка права требования была позитивной и приносила всем пользу, она должна быть интегрирована в процессы банкротства. Основной вопрос при уступке касается пропорций. Например, если реституция на 10 млн руб., а субсидиарная ответственность на 20 млн руб., значит, эту пропорцию и нужно оценить. Это тот вопрос, который способен увеличить процессуальную нагрузку. Если его решить, и в других вещах появится больше ясности».
Реституционные требования — это токсичные долги. Если они и продаются с торгов, то у них есть один существенный минус — дисконт. В среднем дисконт дебиторской задолженности составляет 90%. Да, реализация такой задолженности происходит быстро, но почти всегда приводит к множеству параллельных требований. В итоге если и реализуется реституционное требование, то через много лет. Таким образом, эффективность этого механизма стремится к нулю.
❯❯ Денис Мухаметгалиев, старший юрист Рустам Курмаев и партнеры: «Проблема продажи требований в том, что у арбитражного управляющего нет мотивации информировать покупателя, а без надлежащей информации нарушаются его права. Покупатели не знают, будет ли исполнение по реституционной сделке или нет. На практике иногда покупатели платят за воздух. Если бы покупатель изначально знал о реституционном требовании, он бы не захотел эти активы. Поэтому разумно ввести правило, что продажа активов возможна, только когда все процедуры банкротства уже окончены».
❯❯ Юрий Самолетников, адвокат VERBA LEGAL: «Преднамеренное банкротство — это ситуация, когда должник и контролирующие его лица совершают действия, при которых компания больше не может исполнять свои обязательства. Это активные действия. Фиктивное банкротство — это видимость финансового кризиса. Обычно оно инициируется, чтобы списать долги нелояльных кредиторов или для использования эксклюзивных оснований (например, для оспаривания сделок). Запуск уголовного направления при банкротстве позволяет эффективнее провести основную процедуру».
❯❯ Юлия Иванова, специалист департамента финансово-экономических экспертиз Veta: «Наш клиент оспаривал в суде продажу оборудования, и мы решили проверить, какой финансовый результат могла дать эта сделка. Мы изучили рынок и вручную отобрали сопоставимые компании по масштабу. Выяснилось, что с 2019 года — момента продажи — у всех игроков резко упала валовая прибыль, а часть компаний и вовсе прекратила деятельность. Это показало, что клиент в той ситуации мог работать в убыток: отрасль была высокорисковой, а коэффициент финансового риска играл ключевую роль. Еще мы провели индикаторный анализ входа новых игроков и установили, что в тот период выход на рынок был экономически нецелесообразен. В итоге мы доказали, что продажа оборудования на тот момент была наиболее выгодным решением, и наше заключение переломило ход дела — сделку удалось отстоять».
В банкротствах всегда есть конфликт интересов. Когда к этому добавляется внутренний корпоративный конфликт, клубок становится еще более запутанным. Ситуация с возмещаемостью долгов год от года не улучшается — в 2024 году она составляла 7%. Если стороны зашли в корпоративный конфликт, потеряют от этого все. Поэтому я всегда советую попробовать избежать банкротных процедур.
❯❯ Иван Бабин, адвокат, руководитель проектов АБ Вертикаль: «ВС сказал, что вхождение в группу лиц — это аффилированность, а вот займы о ней не свидетельствуют. При этом контролирующее должника лицо — частный случай аффилированности. АС МО уточнил, что такое лицо не значит контролирующее и суд должен разобраться в степени его вовлеченности. ВС с этим согласился, дополнив, что если аффилированное лицо участвует и помогает контролирующему должника лицу, то речь идет о совместном действии и они оба должны нести субсидиарную ответственность. Так что суды продолжают более консервативно подходить к вопросу».
❯❯ Дмитрий Якушев, адвокат, советник практики «Банкротство» Андрей Городисский и партнеры: «Исходя из анализа практики, суды к должной осмотрительности могут отнести мониторинг судебных споров с должником, совершение сделки на рыночных условиях и проверку приостановления расчетов с кредиторами. Их также интересует обычно финансовое состояние контрагента и доказательства понимания продавцом своих действий. Ключевым аргументом конечного приобретателя недвижимости должно быть утверждение о том, что на дату совершения сделки он не обладал и не был обязан обладать сведениями о банкротстве предыдущего собственника имущества».
Банкротство — зона повышенных рисков. Сейчас государство во время процедуры банкротства ищет умысел там, где была просто финансовая ошибка. Думаю, оно устало видеть, что банкротство стало способом освобождения от обязательств. Поэтому вместо хозяйственной ошибки находит состав преступления. За два последних года было вынесено порядка 170 приговоров, что очень много для России. Следствие сильно расширило список контролирующих должника лиц. По моей практике, следствие к таким лицам может отнести даже адвоката, выявив его переписку с должником. Наказания за такие преступления варьируются от штрафа до лишения свободы.
❯❯ Юлия Ефишова, руководитель направления по работе с проблемными активами «Роснано»: «Мы используем аресты имущества и счетов в качестве обеспечительных мер. Аресты вызывают кризис ликвидности и кризис управляемости, а также простой бизнеса. При необходимости мы выделяем лимит средств на зарплаты и налоги, хотя тут возникает риск перераспределения активов. Все эти меры не препятствуют хозяйственной деятельности юрлица, потому что арест накладывается на имущество, которое не участвует в хозяйственном цикле. Мы также рассматриваем в качестве обеспечительной меры запрет регистрационных действий. Кроме того, они не ограничивают право владения и пользования, но это эффективные средства давления на должника».
❯❯ Дмитрий Милушев, руководитель практики судебной защиты МГКА «Ягофаров и партнеры»: «В обзоре судебной практики по делам о банкротстве граждан, утвержденном ВС 18 июня 2025 года, появилась возможность освободиться от субсидиарной ответственности. Мы возлагаем большие надежды на этот обзор. Практики по таким делам немного, но она есть, даже положительная. В одном из дел суд освободил номинала от субсидиарной ответственности, указав, что он не извлекал выгоды. В другом деле суд указал: поскольку лицо вело себя добросовестно, оснований для привлечения его к субсидиарной ответственности нет. Еще суд посчитал, что бывшего руководителя надо освободить от ответственности, поскольку он не проявил грубую неосторожность и в его действиях не было умысла. Если суд не устанавливает форму вины, это одна из лазеек для последующего освобождения от ответственности».
❯❯ Виктория Царевская, советник практики реструктуризации и банкротства МКА «Авангард Права»: «В 2024 году Верховный суд допустил признание уголовных арестов отсутствующими в рамках дела о банкротстве. Суды общей юрисдикции придерживаются позиции сохранения уголовного ареста. Позиция, которую занял ВС, приводит к невозможности снятия уголовного ареста. Обжалование постановления о наложении ареста в рамках уголовного дела также не приводит к положительному результату. До рассмотрения уголовных дел по существу суды отказывают в снятии уголовных арестов. То есть сейчас у судов довольно формальный подход к исследованию этого вопроса. Единственный вариант преодоления формализма — выработка судебной практики через доведение споров до ВС».
❯❯ Алена Нелидина, начальник отдела процедур банкротства «Ульяновскэнерго»: «Незарегистрированный бренд может быть признан судом ценным активом, если доказана его репутация. Доменные имена успешно продаются на торгах, и их лучше реализовывать единым лотом с товарными знаками. Страницы в соцсетях тоже являются идентификатором, но с 1 сентября КоАП запрещает передачу логинов и паролей. При этом, например, „ВКонтакте“ позволяет передавать права администрирования сообществ без обмена паролями, что открывает возможность для их реализации».
Цифровое рейдерство — это получение контроля над активами через хищение цифровой идентичности, например доступов к «Госуслугам», ЭДО. Основные инструменты — фишинг, DDoS-атаки, социальная инженерия. Мошенники становятся все изощреннее, используя дипфейки, которые могут идеально имитировать голос и внешность человека. Целью становятся как физлица, так и бизнес. Чтобы защитить себя, предприятиям необходимо строго соблюдать все меры безопасности.
