В 2010 году следователя по особо важным делам Главного следственного управления Следственного комитета при прокуратуре Андрея Гривцова ославили как коррупционера: якобы он вымогал у бизнесмена Владимира Палихаты крупнейшую в российской истории взятку – $15 млн – в обмен на отказ от его уголовного преследования. Но затем дважды суды признали его невиновным – сначала присяжные, а затем, после отмены оправдательного приговора Верховным судом, – профессиональный судья. О том, что отличало председательствующих в двух его процессах, почему его не удалось отправить в колонию, нанесет ли он ответный удар, какова судьба обоих следователей по его делу, и что для него теперь адвокатура, Гривцов рассказал корреспондентам "Право.Ru" Софье Окунь и Анне Алексеевой.
– Вы будете пользоваться правом на реабилитацию?
– Это сложный вопрос, на который у меня нет пока ответа. С одной стороны, мне очень хочется это сделать, скажем так, постоянно подмывает воспользоваться правом на реабилитацию. Но когда я начинаю задумываться, что это означает поучаствовать еще в одном судебном процессе, касающемся непосредственно меня… У меня накопилась усталость и аллергия на судебные процессы, связанные с моим делом. Прямо сейчас у меня есть какое-то физическое нежелание этим заниматься. Я несколько раз садился за компьютер, пытался набить это исковое заявление, но происходит отторжение как будто на физическом уровне. Поэтому я еще подумаю. Наверное, надо отойти от еще бурлящих во мне эмоций.
Все, что я сейчас хочу, – это работать и заниматься любимым делом. Я пришел в адвокатуру по призванию, чтобы заниматься любимым делом – защищать права других граждан. Поэтому сейчас хочу сконцентрироваться на этом. Но это не значит, что я никогда не буду реабилитироваться.
– А заявление за ложный донос? Или об этом речи не идет?
– Об этом речи не идет однозначно. Кого-то обвинять и с кем-то воевать не хочу. Уверен, что жизнь сама расставит все по своим местам. Оба следователя, которые осуществляли мое незаконное преследование, например, уже осуждены (23 апреля 2013 года Мещанский райсуд Москвы признал Дмитрия Губерта виновным по ч. 2. ст. 290 за получение взятки должностным лицом в значительном размере (дело № 1-272/2013. – "Право.Ru"), а 10 ноября 2014 года – Сергея Ольховникова по ч. 4 ст. 291.1 УК РФ за посредничество во взяточничестве в особо крупном размере (дело № 1-444/2014. – "Право.Ru").
Я исхожу из того, что не должен заниматься чьим-то уголовным преследованием. Тем более я адвокат, и моя задача – защита прав граждан.
– Как получилось так, что вы выбрали адвокатуру?
– Александр Забейда предложил присоединиться к уже существующему бюро ("Забейда, Касаткин, Саушкин и партнеры"; его адвокаты защищали Гривцова. – "Право.Ru"), и я с удовольствием согласился. Всех партнеров нашего бюро считаю не просто профессионалами своего дела, но своими друзьями и порядочными людьми, с которыми мне приятно общаться и иметь общее дело. Но было достаточно много других предложений по работе, что в какой-то степени было для меня неожиданным.
– От кого?
– Не вижу смысла это обсуждать, поскольку решение уже принято, но речь шла не только об адвокатуре. Но так сложилось, что именно адвокатура соответствует моим нынешним представлениям о том, чем я хочу заниматься. На нынешнем этапе развития нашего общества, с учетом нашей правоприменительной практики, считаю профессию адвоката важной, нужной, ценной и полезной для других людей.
– Как прошел экзамен?
– Комиссия в Адвокатской палате Москвы достаточно строга, отсев был серьезный: в нашей группе сдало порядка 50 % абитуриентов.
– Какой результат у вас был после первой части экзамена?
– На тестировании я ответил правильно примерно на 92–93 % вопросов. В принципе, тестирование не показалось мне сложным, поскольку вопросы касались только законодательства об адвокатуре. Обычно абитуриенты срезаются на второй части экзамена.
– На собеседовании не чувствовали какого-то особого отношения к себе?
– Не заметил, за исключением того, что председательствовавший Игорь Поляков (новый президент Адвокатской палаты Москвы. – "Право.Ru"), задавая мне вопрос по уголовно-правовой тематике, сказал, что в правильности моего ответа он заранее уверен – с учетом моего опыта и стажа работы по должности следователя.
– Недавно у вас был мастер-класс для студентов МГЮА. О чем беседовали?
– Я рассказывал о своем следовательском опыте. Моей задачей было привить студентам ту любовь к профессии следователя, а также всей уголовно-правовой специализации, которую я имел и имею до сих пор. Я в 2002 году просто мечтал стать следователем, до трясучки любил эту профессию.
Для чего я проводил этот мастер-класс? Молодые студенты-юристы как пластилин, как губка впитывают то, что им говоришь. И если они придут в эту профессию с каким-то честными, порядочными помыслами, с какими-то хорошими, правильными идеалами, то это уже будет здорово. Несмотря на то что сейчас я адвокат, мне бы хотелось, чтобы наши следователи были порядочными. Именно об этом я в первую очередь и рассказывал.
– Почему в вашем случае не сработал обвинительный уклон?
– В первую очередь, потому что я был прав. Это основное и самое главное. Второе – то, что я не сдался. Третье – потому что меня очень здорово поддерживали близкие и друзья. Никто не отвернулся. И эта моральная поддержка была колоссальной.
А еще надеюсь, что мне хотя бы чуть-чуть помогла определенная репутация в следовательском, прокурорском мире. Юридический мир, он небольшой, и, в принципе, все в любом случае друг друга знают, всем известно, кто и чего стоит. Я не могу сказать за всех, но надеюсь, что некоторые все-таки знали, что Андрей Гривцов был честным следователем. Мне кажется, что какая-то толика в том, почему все так успешно закончилось, в репутации тоже есть. Потому что она очень важна в нашем профессиональном мире. Во всяком случае, мне хочется в это верить. Но это не значит, что мне кто-то помогал в оправдании в плане влияния на кого-либо.
– Из вашего ответа следует, что в деле оказалась очень слабая доказательственная база? А как получилось, что оно вообще попало в суд?
– Мне трудно рассуждать, кто и чем руководствовался. Даже не могу предполагать. И потом, мне всегда было все равно, чем и кто руководствовался, осуществляя мое незаконное преследование. Мне, моей семье, моему сыну, всем моим близким было совершенно без разницы, кто-то меня заказал, кто-то ошибся или кто-то недоработал. Я видел факт – меня преследуют незаконно и неправильно. А почему они это делают? Вначале я еще занимался проведением неких собственных расследований в уме, пытался искать какие-то конспирологические версии, но потом я это все оставил. Мне необходимо было сконцентрироваться на своей защите. Мне нет дела, почему они это делали. Могу сказать только, что они это делали неправильно и нечестно.
Конечно, было много таких моментов, когда я считал, что ситуация носит безвыходный характер, и вся государственная машина ополчилась против меня. Это еще раз подтвердило мне, что если ты прав, чувствуешь за собой правду, то ни в коем случае нельзя сдаваться и отступать.
Я с самого начала сказал своим следователям, что в любом случае это будет мое лучшее уголовное дело. Своей защите я отдавался до конца. Пять лет это было фактически моей работой. Я каждый день просыпался с этим уголовным делом, каждый день с ним засыпал.
– Сначала вас судили присяжные, потом профессиональная судья. Какие впечатления остались?
– В [Хамовническом] райсуде судья (Марина Фильченко. – "Право.Ru") реально выполняла функцию беспристрастного арбитра, как оно должно быть в уголовном процессе. Все доказательства, которые мы, сторона защиты, хотели представить, – они были представлены. Там было намного меньше эмоций, и процесс носил длительный характер. Где-то год мы слушали это дело.
Процесс в суде присяжных в Мосгорсуде был очень сконцентрирован по времени: длился он не больше двух месяцев, а заседания проводились практически каждый день. К сожалению, у меня создалось впечатление, что председательствующий по делу (Николай Ткачук. – "Право.Ru") видел своей основной задачей не дать стороне защиты представить заседателям определенные доказательства. Был удален мой защитник в самом начале процесса. Я был лишен права на проведение прений, хотя считаю, что вел себя абсолютно корректно.
У меня не было ни дня передышки, была колоссальная эмоциональная нагрузка, огромные переживания. Ты сидишь, смотришь на присяжных, это совершенно незнакомые тебе люди, они не задают никаких вопросов, ты не понимаешь, о чем эти люди думают, понимают ли они что-то в происходящем или нет… Слава Богу, что присяжные объективно во всем разобрались.
– Президент Путин разрешил обсудить проблему расширения полномочий суда присяжных и даже сказал, что поддерживает эту идею. Что думаете по этому поводу?
– Я могу только приветствовать эту инициативу. Конечно, суды присяжных нужны. У нас пытаются иногда сказать, что присяжные – это некие люмпены, не имеющие образования, ни во что не вникающие, руководствующиеся эмоциями. Могу сказать по своему опыту – присяжные очень умные люди, которые вникают в существо дела, а не руководствуются какими-то эмоциями. Это судьи факта, и если представленные доказательства свидетельствуют о виновности, они примут решение об осуждении. Если же доказательств представлено не будет, то присяжные однозначно будут руководствоваться принципом презумпции невиновности, как то и должен делать судья. Если мы расширим суд присяжных, то это будет верный шаг на пути к честному и справедливому правосудию.
Будет ли такое решение принято? Я не знаю. В последнее время мы с вами видим последовательную политику сужения подсудности дел, которые рассматриваются с участием присяжных. Мне кажется, это в первую очередь связано с тем, что наши правоохранительные органы недовольны тем количеством оправдательных приговоров, по их мнению большим, которые выносят присяжные заседатели.
