Два взгляда на цирк и клоунаду в уголовном судопроизводстве

Авторы: Анна Алексеева, Марина Труханова, Евгения Ефименко

Три дня отвечала на вопросы судьи и сторон первая из экспертов, выводы которых о легли в основу обвинительного заключения по делу "Оборонсервиса" о хищении 3 млрд руб. в Минобороны. Адвокаты много спрашивали об этом и том же, но судья являла собой образец терпимости, допуская, что в вопросах может скрываться потаенный смысл. А вот адвокаты и прокуроры вывели остроту своих пикировок на новый уровень.

Сегодня, 19 марта, в Пресненском суде закончился трехдневный допрос гендиректора ООО аудиторская фирма "Аудит-Профессионал" Марины Демидовой, которая по заказу следствия проводила комплексную бухгалтерскую финансово-экономическую экспертизу по вопросам, касающимся ОАО "31-й Государственный проектный институт спецстроительства". С этой организацией, подведомственной Минобороны, связаны два самых "дорогих" эпизода обвинений по делу "Оборонсервиса". По мнению следствия, его здание в центре Москвы на Смоленском бульваре было продано по заниженной, как считает следствие, на 505 млн руб. цене – за 1,6 млрд руб., а 100 % минус одна акция – всего за 142 млн руб., тогда как их реальная стоимость составляет 2,25 млрд руб.

– Вы ничего не пропустили. Сегодня опять будем правила бухгалтерского учета слушать, – сказали коллеги отсутствовавшему несколько дней из-за болезни адвокату Тимофею Гридневу перед началом заседания. А началось оно с ходатайства другого защитника – Хасана-Али Борокова.

– Вчера выяснилось, что мои доводы непонятны оппонентам, – начал он издалека, а затем зачитал главы из Конституции РФ и Кабардино-Балкарской республики в части государственных языков.

– С ужасом думаю, что будет дальше… – сказала судья Татьяна Васюченко, а Бороков продолжал:

– Я окончил экономический факультет по специальности "Бухучет и аудит", умею читать баланс… Я кабардинец, никогда этого не скрывал. Говорю на кабардинском, русском языках. На французском могу изъясняться…

– Хасан, ты меня сегодня удивляешь. Что происходит? – смеясь, спросила Евгения Васильева, бывший директор Департамента имущественных отношений Минобороны, главная фигурантка дела "Оборонсервиса". Следствие считает ее организатором и руководителем преступной группы, из-за действий которой военному ведомству был нанесен ущерб в 3 млрд руб. Она обвиняется по 12 эпизодам по ст. 159, 174.1, 285 и 286 УК РФ (мошенничество, легализация денежных средств или иного имущества, превышение и злоупотребление должностными полномочиями – до 10 лет лишения свободы). Следователи думают, что Васильева была конечным бенефициаром ряда компаний, которым по заниженной стоимости уходили активы Минобороны.

– Если мои разъяснения непонятны, то могу разъясняться на кабардинском языке, – тут Бороков перешел не него. – Прошу суд обеспечить прокуроров переводчиком. Сторона защиты меня понимает, – закончил он уже по-русски.

По залу прошли смешки.

– Необходимо, чтобы суд выяснил у данного лица, владеет ли он русским языком, – заявил прокурор Юрий Хализов.

– Я владею русским языком. Но, если меня не понимает сторона обвинения, прошу обеспечить…

– Можно я переведу, ваша честь? – вставил адвокат Дмитрий Харитонов, чем снова вызвал вспышку хохота в зале. – Мы его понимаем, и он нас понимает, а гособвинение – нет.

– Сторона обвинения ни разу не говорила о том, что не понимает Борокова. Единственное, Бороков, проявляет излишнюю эмоциональность и размахивает руками, что невозможно отразить в протоколе… – заметил Хализов.

– Полчаса потеряно на надуманное ходатайство адвоката, в котором сторона обвинения усматривает неуважение к суду. Он делает из уголовного производства цирк и клоунаду. Прошу направить в палату адвокатов сведения о его недостойном поведении в суде, – добавила прокурор Вера Пашковская.

– Мы считаем, что цирк и клоунада – направление этого уголовного дела в суд! – заявила Васильева. – Тут нет не то что состава, а даже события преступления нет!

– Если у нас считается, что ссылки на Конституцию – цирк… Я просто просил, если непонятно… – тут адвокат вновь заговорил на кабардинском.

В конце концов Васюченко отказала в удовлетворении ходатайства. "Уважаемый адвокат Бороков, изъясняйтесь, пожалуйста, на русском языке и, если можно, потише, – сказала она, а затем обратилась к Демидовой: – Марина Юрьевна, извините, пожалуйста". Кафедру задвинули в угол, и свидетель теперь отвечала на вопросы, сидя на стуле.

"Может, там какой-то потаенный смысл скрывается…"

Демарш Борокова был связан с пикировкой, которая возникла у него с Хализовым накануне, 18 марта, из-за вывода Демидовой, согласно которому была неправомерной выплата 942,8 млн руб., полученных от продажи здания 31-го ГПИСС, "Оборонстрою" в виде дивидендов 9 декабря 2011 года. "Источником распределения дивидендов является чистая прибыль, которой фактически не было на последнюю отчетную дату перед собранием акционеров, соответственно и источника распределения дивидендов не было", – говорилось в заключении, а в суде Демидова высказалась по этому поводу так: "Это уникальный случай, когда распределяется прибыль, которая отсутствует!" Между тем именно эта операция позволила оценщикам из компании "НЭКСО" заключить, что акции института стоят 142 млн руб.

Бороков раз за разом спрашивал у Демидовой, "когда юридически возникает прибыль", уточнял, можно ли назвать распределение средств лишь "преждевременным", а она либо повторяла свои выводы, либо принималась объяснять правила бухучета. Хализов же был недоволен тем, что Бороков рассуждает, вместо того чтобы задавать вопросы. Тот был с этим не согласен. "Я спрашиваю у специалиста, правильны ли мои суждения. Без этого нельзя, потому что вся экспертиза – это, по сути, одни рассуждения", – говорил он.

Одни и те же вопросы Бороков задавал и сегодня. Свидетель несколько раз обращала внимание суда на это, а Васюченко сказала, что сознательно не снимает повторные вопросы. "Жду, может, там какой-то потаенный смысл скрывается…" – заметила судья. А когда у Борокова вопросов не осталось, их начал задавать Харитонов.

– В своем заключении вы использовали базу 1С 31-го ГПИСС? – спросил он.

– Да, с ноутбука следователя Очкуренко, – ответила Демидова.

– В вашем заключении не указано, что вы использовали компьютер Очкуренко, который мог внести туда что угодно. Там указан только некий носитель. Где базу взяли-то?

– Я не знаю, каким образом сведения попали на носитель.

– Вы не присутствовали при изъятии и опечатывании?

– Нет. Только при перекачке на компьютер, – ответила Демидова, а Харитонов обратил внимание суда, что в материалах дела отсутствует протокол осмотра накопителя. "Не обнаружили его и в физическом виде. Мы утверждаем, что никакой базы 31-го ГПИСС в уголовном деле нет", – заявил он.

– Если сторона защиты не нашла какие-либо документы либо предметы, это не говорит о том, что они в материалах уголовного дела отсутствуют, – парировал прокурор Хализов. – В качестве примера… 4 марта 2015 года адвокат Харитонов заявлял, что они не нашли два диска в материалах уголовного диска и, значит, они отсутствуют. Между тем эти диски находятся в 329-м томе.

– Чья была инициатива исследовать накопитель на ноутбуке, принадлежащем ГСУ СКР? – спросил Демидову Обухов.

– Это делалось по моей просьбе. Мне же база была нужна, чтобы я могла работать, – отозвалась она.

– Для вас имело значение, кто его вам покажет? – последовал новый вопрос прокурора.

– Главное, чтобы специалист…

– Если эксперту было все равно, кто ему покажет вещественные доказательства, то все, что в экспертизе написано, не стоит бумаги! – возмутился адвокат Харитонов.

"Вот откуда дополнительные два миллиарда взялись!"

Выводы Демидовой во многом были положены в основу двух других пакетов документов – экономических экспертиз отчетов оценщиков, исходя из которых проводилась продажа активов Минобороны, и заключений о стоимости объектов, заказанных следствием. Готовила их Марина Разоренова – гендиректор консалтинговой фирмы "Экономико-правовая экспертиза", член комитета по стандартам и методологии Национального совета по оценочной деятельности. Ее допрашивали 12 марта по инициативе Васюченко. По словам Разореновой, занижение стоимости проданных акций 31-го ГПИСС примерно на 2 млрд руб. произошло из-за того, что оценщики из "НЭКСО" использовали недостоверный бухгалтерский баланс.

– Почему вы назвали бухгалтерский баланс недостоверным? – спросил Харитонов.

– Основываясь на заключении судебной бухгалтерско-финансовой экспертизы из материалов дела, – ответила эксперт, а позже, засмущавшись, уточнила, что слова о "недостоверности баланса" были использованы "не совсем корректно", и пояснила, что в документе на 1 сентября 2011 года валюта баланса составляла 1,8 млрд руб., а в предварительном балансе на 30 ноября 2011 года – 385 млн руб. "Пояснений, почему так изменилось имущественное положение предприятия, в отчете нет", – сказала она. В итоге, по ее мнению, этот отчет "невозможно признать достоверным, обоснованным и рекомендуемым для цели совершения сделки".

Затем Разоренова рассказала, что при определении рыночной стоимости акций она вносила корректировки в анализируемый баланс "в соответствии с мнением эксперта, которому доверяла" (речь тут идет как раз о Демидовой). Корректировала она его по статьям "нематериальные активы" и "запасы" и общая стоимость первых, с учетом филиалов, была оценена в 838 млн руб. Затем, не без некоторых усилий со стороны защиты, Разоренова признала, что учитывала также и цену здания 31-го ГПИСС, которое на тот момент уже было продано, а прибыль после продажи – распределена.

"Вот откуда дополнительные два миллиарда взялись!" – торжествующе прошептала Ирина Егорова. Она обвиняется по п. "а" ч. 3 ст. 174.1 УК РФ (отмывание похищенных денежных средств – до пяти лет лишения свободы) и ч. 4 ст. 159 (мошенничество – до 10 лет). Следствие называет ее "казначеем преступной группы" Васильевой.

Были у Васюченко вопросы и о других выводах Разореновой. Например, почему та считает, что цена здания "Военторга" на Арбате была занижена на 27 млн руб. (его продали за 115 млн руб.). Эксперт ответила, что, используя сравнительный метод, она брала более высокую стоимость одного квадратного метра по выбранным "аналоговым объектам", а в рамках доходного метода посчитала нужным уменьшить сумму операционных расходов.

Много вопросов в ходе разговора о здании "Военторга" вызвала так называемая "скидка на уторгование", которая в экспертизе была определена на уровне 2 %. "Мы брали [ее] по "нижнему пределу" диапазона, что было обусловлено высокой коммерческой привлекательностью объекта исследования", – пояснила Разоренова. По ее мнению, такой вывод нужно было сделать не только потому, что здание находилось в центре города, но и благодаря возможности размещения летнего кафе на прилегающей территории.

– Как быть, если существует два отчета по объекту – ваш и наш. Расхождение в 20 %. Какому из них верить? – спросил Харитонов у Разореновой. Обвинители зашумели, потребовав снять вопрос. Васюченко попросила стороны держать себя в руках.

– Вопрос считаю некорректным, поскольку отчет в рамках своей экспертизы не делала. В рамках деятельности оценщика результатом был бы отчет, а в рамках экспертизы – экспертное заключение.

– Оценка и экспертиза при определении рыночной стоимости – разные вещи? – хотела знать судья.

– Это одно и то же, но результат фиксируется в разных документах, и при этом оценщик в отчете не может использовать документы за датой оценки, а у эксперта такое право есть, – ответила Разоренова. Она так и сделала, использовав при оценке объектов, продажа которых происходила 2011 году, недвижимость, выставленую на реализацию двумя годами позже. "Позволяли ли вам полномочия эксперта использовать для проведения экспертиз данные, полученные после даты оценки?" – переспросила прокурор Пашковская.

– Ни одним законодательным актом это не запрещено, – сказала Разоренова.

– Это правовой нигилизм! – прокомментировала защита, – Нет, даже правовой вандализм!

"Давно не общался с приятным судьей!"

Позже, 17 марта, вопрос о допустимости использования для экспертиз более поздних данных, нежели для оценки, судья Васюченко задала свидетелю Сергею Дмитриеву, который был отрекомендован как один из учредителей Российского общества оценщиков. Он еще до возбуждения уголовного дела проводил экспертизу отчета об оценке здания 31-го ГПИСС.

– Говорят, что экспертиза, назначенная решением суда, регулируется исключительно законом о государственной экспертной деятельности, – начал свидетель. – Как в оценке, так и в экспертизе оценок запрещается использовать данные о событиях, которые произошли после момента оценки. В законе о госэкспертной деятельности прямого ответа на этот вопрос нет, а во всем, что касается оценочной деятельности и экспертизы оценок, есть прямые указания. Хочу отметить, что и оценщик, и эксперт обязаны учитывать прогнозы, которые делались до даты оценки.

Дмитриев рассказал и о том, что противопоставление одного отчета об оценке другому не является надлежащим опровержением. "Наличие нескольких отчетов с разными результатами на один и тот же объект не свидетельствует о том, что один из отчетов неправильный. Для того чтобы опровергнуть результаты представленного отчета, надо указать на ошибки именно в нем", – сказал он.

– В вашем заключении указана итоговая стоимость объектов [31-го ГПИСС на Смоленском бульвара в] 1,2 млрд руб. Вы подтверждаете этот вывод? – спросил адвокат Харитонов.

– Подтверждаю именно тот вывод, который был сделан мною – не само число – я его не определял. Я согласен, что оценщик ["Кэпитал Консалтинг"] надлежащим образом получил данный результат.

Обвинение попыталось поймать Дмитриева. В приложении к договору аренды земельного участка под зданием 31-го ГПИСС, по словам прокурора Обухова, указано, что его площадь составляет 2215 кв. м, а в отчете оценщика о стоимости прав на него – другая величина – 1459 кв. м. Гособвинителя интересовало почему.

Адвокат Бороков потребовал снять вопрос. "Разные документы же! – возмутился он. В одном идет речь о том, сколько земли берется в аренду, а в другом – за сколько надо платить. Началась перепалка. Прокуроры заявили, что свидетелю подсказывают, адвокаты это опровергали, а судья ругалась, что секретарь не может вести протокол заседания, потому что все говорят одновременно.

А когда все успокоились, Дмитриев обвинил прокуроров в том, что они недобросовестно пользуются разницей в положениях. По его словам, он видит отчет, о котором идет речь, в первый раз с 2011 года, а участники процесса работают с делом уже несколько месяцев. "Так что мне сейчас по сути подсказали правильно, и спасибо за это!" – сказал он.

– Это сторона защиты пользуется, когда подсказывает ответы! – возмутилась прокурор Пашковская.

– Подсказка, что дважды два – четыре, не является криминальной. Один из документов – расчет арендной платы. Например, у меня прокуратура в здании сидит, безвозмездно пользуется, почему я за них должен платить? Это вопрос об обременениях этого здания нерыночными договорами аренды? – парировал свидетель.

– Оценка оценщиков и определение [экспертом] рыночной стоимости – это одно и тоже? – спросила Васюченко.

– Рыночная стоимость – это то, что насчитал оценщик, – ответил Дмитриев. – При этом один насчитает одну стоимость, второй – другую. И как только я, как эксперт, вижу, что при повторной экспертизе, назначенной решением суда, второй эксперт получает то же значение, что и первый, я понимаю, что это сговор. Они не могут совпадать, если это не двухкомнатная квартира в панельном доме.

Улыбаясь, судья поблагодарила свидетеля: "Получили огромное удовольствие от общения с вами!"

– И я тоже получил огромное удовольствие от общения именно с вами, – отозвался Дмитриев. – Давно не общался с приятным судьей!