Президент РФ Дмитрий Медведев в ходе встречи с журналистами "Российской газеты" прокомментировал возможность повышения пенсионного возраста, смену ряда региональных руководителей, проблемы Вооруженных сил и образования, борьбу с коррупцией и многие другие злободневные темы.
- Вы неоднократно говорили, что сегодня нет оснований для повышения пенсионного возраста. Но в то же время, когда верстался бюджет, снова встал вопрос о нехватке средств в Пенсионном фонде. Министр финансов Алексей Кудрин довольно категорично заявил о том, что возможности бюджета по вливанию средств в Пенсионный фонд ограничены. Как же тогда будет обеспечиваться стабильность пенсионной системы?
- Любая пенсионная система должна быть стабильной. Но это совсем не означает, что мы должны жить по пенсионным законам пятидесятилетней давности: мир развивается, мы развиваемся. У нас эта стабильность на ближайшие годы обеспечена. Денег для выплат пенсий достаточно. Но если смотреть в перспективу, нужно думать и о том, выдержит ли экономика такие затраты. Многие считают, что решение проблемы состоит в повышении пенсионного возраста. В пользу этого решения приводятся многочисленные расчеты. Но решение о том, каков будет возраст выхода на пенсию, принимает не министр финансов. Такие решения, как повышение пенсионного возраста, должны приниматься только на политическом, а не на ведомственном уровне. Это первое.
Второе. Мы в ближайшие годы не планируем повышать возраст выхода на пенсию. Но не потому, что у нас для этого нет объективных оснований, а потому, что такие решения обязательно требуют очень серьезного обсуждения и общественного согласия. Скоропалительные решения в этой сфере могут вызывать общественное недовольство и создать социально-политические проблемы, что мы видим сейчас на примере целого ряда европейских государств.
Третье. В основе принятия таких решений, повторю еще раз, должны лежать не только финансовые соображения. Конечно, дефицит бюджета пенсионной системы — это очень серьезная проблема. Но не приговор. Наша основная задача заключается в том, чтобы создать для людей зрелого возраста возможность не только получать пенсию, но и активно трудиться. И самое сложное в решении этой задачи — это понять, когда люди уже готовы выйти на пенсию, а когда они еще могут и хотели бы продолжить свою трудовую карьеру. У нас действительно один из самых ранних уровней возраста выхода на пенсию. И этот факт заставляет задуматься о социальных процессах, проходящих в нашей стране.
Но есть и еще один момент, о котором нельзя забывать. К сожалению, у нас довольно ранняя смертность. В обществе, где живут 90 лет, выход на пенсию в 70 лет смотрится нормально. В таком обществе люди уверены, что при высоком уровне развития медицины и внимательном отношении к своему здоровью после выхода на пенсию у них есть еще много лет, чтобы отдохнуть, поездить по миру, позаниматься внуками.
У нас пока с этим все очень непросто. И поэтому мы не можем просто копировать западные пенсионные системы — стандарты жизни у нас другие. И средняя продолжительность жизни другая. Она выросла за последнее время, но не настолько, насколько бы хотелось. Мужчины живут совсем мало. Больше, конечно, чем пять лет назад, но все равно этот показатель пока не дотягивает до 65 лет. Женщины живут дольше, но тоже не так, как в Западной Европе или Японии. У нас серьезные планы как в части улучшения системы здравоохранения, так и в части создания мотивации для здорового образа жизни. Эти планы будут реализованы и, не сомневаюсь, дадут положительные результаты.
В конечном счете, решения относительно перемен в пенсионной системе будут приниматься с учетом всех этих обстоятельств.
- Вы в последнее время сменили почти треть губернаторов. Свои кресла потеряли даже те, кто, казалось бы, будет занимать эту должность пожизненно…
Медведев: Из касты неприкасаемых…
- Эти губернаторы были слабым звеном в вертикали власти, или это целенаправленная кадровая политика, которая в будущем коснется и других властных институтов?
Среди федеральных служащих — работников правительства, администрации президента — тоже есть долгожители, и они, наверное, должны уходить. Но в принципе сменяемость на федеральном уровне повыше. А наши коллеги-губернаторы много, долго и успешно работали. Но это не значит, что это должна быть пожизненная должность. И уж тем более губернаторское кресло не должно быть синекурой.
Именно поэтому мое основное внимание в кадровой политике было обращено на губернаторский корпус. Я предложил значительное число новых губернаторов и считаю это абсолютно правильным. Это новая возможность для регионов. Хочу заметить, что в большинстве случаев уход прежнего губернатора и приход нового был вполне согласованным процессом. А в тех случаях, когда это было невозможно, приходилось принимать жесткие решения. Вплоть до отрешения от должности. Мера, безусловно, экстраординарная, но не сверхъестественная.
В стране должна быть дисциплина. Дисциплина идет сверху. Верхним "этажом" в принятии решений является президент: так устроено любое государство, и наше в том числе. Если у кого-то появляется собственное представление о государственной дисциплине, то с таким чиновником приходится расставаться, даже если он сделал много полезного. И здесь не должно быть никаких иллюзий: никакой брони ни у кого нет. И президент тоже уйдет когда-нибудь. Любой.
Так и должно быть, если только мы не собираемся идти иным путем. Но мы строим демократию. У нас есть вполне определенные положения Конституции, которые говорят о том, что президент, например, может занимать свой пост максимум два срока подряд. Когда я предложил поменять в Конституции некоторые статьи, регламентирующие президентский и депутатский сроки, я исходил из того, что для эффективной работы власти необходим определенный период, чтобы проявить себя. Двенадцать лет — вполне достаточно президенту, чтобы реализовать свою программу. У нас пока довольно инертное общество, и восьми лет нам мало. Относительно губернаторов такого положения нет, но логика здесь должна быть такая же. Два срока, максимум — три. Больше и не нужно, чтобы доказать свою состоятельность, реализовать свои планы.
Конечно же, важную роль играет возраст. Мне кажется, любой человек должен понимать, что в какой-то момент нужно дать дорогу молодым, даже если он вполне здоров и дееспособен. Не буду скрывать, ко мне приходили мои коллеги, губернаторы, и говорили: "У меня еще силы есть, я готов". Я к ним очень уважительно отношусь. Но должно идти обновление. Иначе начнется то, что нам хорошо известно по периоду 70-80-х годов прошлого века — застой.
- Дмитрий Анатольевич, два вопроса про нашу армию. Все мы знаем, насколько эффективно и достаточно жестко работает сейчас министр обороны. В то же время остаются достаточно серьезные вопросы, связанные с расселением всех очередников. И хотелось бы еще узнать, какие у вас планы в отношении повышения денежного довольствия военнослужащим?
- Планы эти известны, они утверждены Верховным главнокомандующим.
О жилье. К концу этого года мы должны обеспечить всех военнослужащих, кто в момент принятия решения в 2005 году встал на очередь. И у меня нет оснований сомневаться — пока, во всяком случае, — в том, что этот план будет исполнен. За последние годы было построено такое количество жилья для военнослужащих, которого не строили никогда.
Конечно, очередь росла, и поэтому часть людей, которые выходили на пенсию позже, но которые подпадают под действие соответствующих правил, в ближайшие два года тоже будут обеспечены жильем. До 2012 года должны быть решены вопросы с предоставлением служебного жилья.
Что же касается денежного довольствия, то здесь тоже все известно. Эксперимент по выплатам, который проходил на основании 400-го приказа, должен стать общим правилом для тех, кто остается служить и переведен в части постоянной готовности. Конечно, будет дифференциация в зависимости от сложности службы, должностных обязанностей и звания. Тем не менее все эти решения будут выполнены. Они существенным образом увеличат объем денежных выплат для наших военнослужащих, которые по доходам приблизятся к своим коллегам из развитых экономик.
- На Ярославском форуме вы сказали, что демократия начинается только в том случае, когда гражданин сможет сам себе сказать: "Я свободен". Как вы полагаете, в России много таких людей, которые могут о себе сказать именно так? И еще вопрос, почему в России любые реформы, не только политические, продвигаются крайне низкими темпами?
- По поводу числа людей, которые могут о себе сказать: "Я свободен"… Это вопрос самоощущения.
Нам всем многое не нравится, и мне в том числе, как президенту. Но мы должны помнить, что было раньше. А тем, кто не помнит, мы должны рассказывать об этом. Вопрос в точке отсчета. Конституционные свободы, их содержание — в понимании этих терминов мы ушли далеко вперед. Если, конечно, не понимать демократию примитивно — как возможность совершать все что угодно, без ответственности за свои действия. Сейчас все разумные люди понимают, что демократия — это не только набор свобод, но это и набор обязанностей.
Что же касается темпов проведения реформ, они никогда в полной мере никого не удовлетворяют. Я не помню, чтобы в какой-то исторический период кто-то сказал: "Как здорово мы провели все это, быстрее, чем рассчитывали". Практически любая реформа наталкивается на сопротивление, поэтому это и реформа.
Но у нас есть своя специфика, я спорить не буду. У нас есть исторические причины, которые делают многие реформы более трудными, чем, например, в других странах. Мы сегодня уже говорили об уровне коррупции. Но ведь так было и 100, и 150 лет назад. И надо признаться, уровень коррупции в нашей стране всегда был очень высокий. Достаточно почитать классиков, чтобы понять, что все это родилось не 20 лет назад.
Социальная модель поведения, как это ни печально, она во многом передается из поколения в поколение. То есть то, что не являлось предосудительным тогда, не является зазорным и сегодня. И тогда взятку брать было незазорно, и сейчас нормально. Мы, к сожалению, считаем, что это в порядке вещей. Это присутствует на всех уровнях. Это модель поведения, это стереотип, и его очень сложно изжить.
У нас есть свои неприятные привычки, о которых я писал в статье "Россия, вперед!" год назад и которые нам вовсе не обязательно тащить в будущее. Мы все время, как и любая другая страна, как любая другая нация, говорим об особенностях нашего менталитета, собственной самоидентификации. Мы действительно обязаны ее сохранить. Но в той части, которая касается языка, классической литературы, музыки, живописи, всего нашего культурного богатства.
Одновременно у нас есть огромное количество сомнительных традиций, которые не надо сохранять. Тут нечем гордиться. Абсолютно.
- … Какое общество мы строим, какие его основные социальные формулы, как в нем утвердить социальную справедливость, какие возможны в нем социальные идеалы?
- В этом вопросе, как в капле воды, отражаемся мы сами. Какая разница, какого цвета кошка? Лишь бы она ловила мышей.
Мы обязательно должны дать себе ответ на вопрос, что мы строим. Конечно, у нас есть набор принципов, согласно которым развивается наша страна. Все эти принципы в полной мере отражены в Конституции. Там все написано! И про социальное государство, и про правовое государство, и про защиту частной собственности. Мне хотелось бы, чтобы мы строили справедливое, современное и сильное государство, эффективную, социально ориентированную экономику.
- По статистике, у нас сейчас около 80% выпускников школ поступают в вузы. Вузов много — 3,5 тысячи вместе с филиалами, государственные и негосударственные. Но, по оценкам экспертов, только 100-150 отвечают современным требованиям. Многие считают, что происходит девальвация высшего образования, и настаивают на том, что нужно резко сократить число вузов. Другие же говорят, что для экономики знаний нужно, чтобы у всех было высшее образование. Какая у вас точка зрения?
- Безусловно, высшее образование подверглось девальвации. Мы получили огромное количество высших учебных заведений, часть из которых никуда не годится. Это не значит, что их нужно завтра закрыть, но нужно их или укреплять, или сливать с другими. Но делать это спокойно, чтобы люди, туда поступившие, получили образование.
В то же время общее количество людей с высшим образованием в нашем обществе не так велико, как нам кажется. Если взять молодежь, то почти 80-85 процентов молодых после окончания школы идут в университеты. Раньше такого не было. Когда я заканчивал школу, поступало процентов 25-30, ну 40, может быть, но не более того. Сейчас почти все поступают в высшие учебные заведения. И тем не менее общий процент специалистов с университетским образованием у нас все равно ниже, чем, допустим, в большинстве стран Европы и в Соединенных Штатах Америки.
Вопрос в том, что это за специалисты. Я неоднократно приводил пример с юристами. Когда я учился в университете, у нас было, по-моему, два учебных заведения в Ленинграде, которые готовили юристов. А когда я уезжал из Петербурга в 99-м году, их было уже 50. Кому нужно такое количество юристов? Но самое страшное — кто их готовит? Все: инженерные университеты, медицинские вузы. Понятно, какие оттуда специалисты выходят. То же самое, если бы, допустим, юридический институт стал медиков готовить.
Оптимальное количество университетов? Существенно меньше, чем сейчас.
