В своем сегодняшнем послании Федеральному собранию президент Владимир Путин часто говорил о патриотизме во множестве его проявлений и гораздо реже о коррупции. "На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались…" — "Коммерсантъ" даже счел уместным вспомнить эти слова Михаила Салтыкова-Щедрина.
Поэтому когда речь главы государства дошла до слов "наших предпринимателей часто обвиняют в непатриотичности", то вполне можно было ожидать требования к бизнесу поставить государственные интересы впереди классических предпринимательских, то есть прибыли (в самом начале речи это было предложено сделать гражданам), а также поручения правительству подготовить соответствующий комплекс мер. Но последовавшие затем слова оказались вполне дружелюбными, и если не сделать поправку на то, что нечто похожее раньше уже произносилось и нынешним президентом, и его предшественником Дмитрием Медведевым, то следовало бы написать, что в сфере правового регулирования бизнес ожидает режим наибольшего благоприятствования.
Начался этот фрагмент президетского послания Федеральному собранию с того, что Путин, не назвав источник, процитировал исследование юркомпании "Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры", одним из владельцев которой является его хороший знакомый Николой Егоров. "90% сделок с участием крупных российских компаний, в том числе государственных, не регулируется отечественными законами, — констатировал Путин и назвал причины: "Если при выборе юрисдикции вопрос решается в пользу чужого законодательства, то нужно признать, что следует исправлять свои собственные недоработки в судебной системе, в нормотворчестве, в практике применения законов".
Затем правительство получило поручение подготовить "систему мер по деофшоризации отечественной экономики", чтобы "кардинально изменить ситуацию". Но запретительные меры не показаны. "Лучший способ сделать бизнес патриотичным – это обеспечить эффективные гарантии защиты собственности и исполнения договоров, сделать привлекательной российскую юрисдикцию", — считает Путин.
Если бы премьер Медведев мог бы в этот момент конспектировать, то он должен был записать следующее: нужно добиваться прозрачности офшоров, раскрытия налоговой информации, так как это делают многие страны в ходе переговорного процесса, надо раз и навсегда отказаться от презумпции виновности бизнеса, от обвинительного уклона в правоохранительной и судебной практике, нужно исключить из системы права все зацепки, которые позволяют превращать хозяйственный спор в сведение счетов при помощи заказных уголовных дел (здесь пришлось бы отложить ручку, чтобы присоединиться к аплодирующему залу). Попутно Путин похвалил "запрет на заведение уголовных дел без заявления потерпевшего по целому ряду экономических составов". Этот закон, предложенный Верховным судом, уже вступил в силу, но поощрение досталось парламентариям.
Зато вновь поддержаны были идеи ВС относительно административного судопроизводства, хотя и частично. "Мы с председателем Верховного суда на этот счет несколько раз говорили", — вспомнил Путин. Впрочем, отдельных административных судов, подчиняющихся ВС (их создание предполагает находящийся под спудом в Госдуме законопроект этого суда), скорее всего, все-таки не будет. Президент сказал лишь, что "нужно создать законодательную базу для административного судопроизводства" и "сформировать в судах судебные составы, разрешающие споры граждан с органами власти всех уровней".
Про государственные арбитражные суды не было сказано ничего, зато чуть ли не впервые Путин вспомнил про независимые коммерческие арбитражи и призвал их развивать. Во-первых, предложил ускорить процесс создания Третейского суда таможенного союза, который, по мнению президента, "мог бы стать ведущей независимой инстанцией для разрешения финансовых и других споров". Во-вторых, по мнению Путина, вообще "необходимо подготовить комплекс мер по развитию третейского судопроизводства в России, причем на качественно новом уровне". Случайно или нет, но инициаторы создания Российской арбитражной ассоциации выбрали удачное время для запуска этого проекта.
