Разнообразие процессуальных форм
Активные призывы юридических консультантов к российским инвесторам объединиться и предъявить требования к Euroclear в групповом иске то ли остались не услышанными, то ли — непонятыми, то ли встретили равнодушие или даже скепсис. В любом случае сейчас можно сказать, что рынок и потенциальные пострадавшие лица оказались не готовы действовать сообща. Мотивы для этого были различными: от намерения некоторых лиц добраться к заблокированным деньгам Euroclear в России первыми до нежелания разделять риски и совместное управление сложным коллективным разбирательством с другими лицами.
Как итог, более полусотни дел, и их число продолжает увеличиваться. В такой ситуации можно выразить лишь некоторую радость за коллег-литигаторов, которым на ближайшую перспективу обеспечен значительный объем работы. Особенно это касается юридических консультантов Euroclear. А вот судебной системе предстоит переварить не одно, пускай и сложное, дело, а десятки. Быть может, даже сотни.
Что происходит сейчас? Общедоступные источники показывают, что различные инвесторы (и их юридические команды) пошли по разным «процессуальным дорогам» к достижению цели — взыскать задолженность с ответчика в российском суде. Можно выделить четыре типа исков.
Личные иски отдельных инвесторов
Пожалуй, самый простой, а главное автономный, путь имеет классическую формулу: один истец — один ответчик. С таким самостоятельным иском к бельгийскому депозитарию после дела-первопроходца банка Санкт-Петербург (№ А40-205635/2022) обратилась Элида Хасанова (№ А40-137855/2023) с незначительными по меркам последующих дел требованиями в $28 1000. По делу уже прошло предварительное заседание, и теперь все ожидают основного судебного заседания по существу требований. Оно состоится совсем скоро, 20 октября. Есть еще несколько десятков других дел с аналогичной процессуальной моделью личного иска.
Иски с процессуальным соучастием нескольких инвесторов на стороне истца
К этому процессуальному инструменту прибегли как раз те юридические консультанты, которые выступили с наиболее активной позицией в информационном пространстве по теме взыскания убытков с Euroclear. Подробнее об этом я уже писал в своей колонке. В одном случае при подаче иска объединили требования восемь частных инвесторов — физических лиц (№ А40-163290/2023*), в другом — семь (№ А40-181854/2023).
Смысл этого механизма в том, что каждый из соистцов по отношению к ответчику выступает в процессе самостоятельно, то есть имеет все предусмотренные законом процессуальные права и несет все процессуальные обязанности. При этом для удобства ведения такого дела процессуальные соучастники могут поручить ведение дела, скажем, одному из них. Это, однако, не изменяет их правовой статус в деле в качестве полноценного истца. Видимо, так и поступили во втором из названных дел, коль скоро суд в определении о принятии иска сразу указал истцам представить «соглашение между истцами о представлении интересов Михайловой Н. В. или другой аналогичный документ».
Иск доверительного управляющего в отношении переданных ему в управление ценных бумаг
Здесь внимание приковано к пока самому крупному по сумме иску к Euroclear: размер требований «Управляющей компании «Первая» (№ А40-154579/2023) составляет 184,8 млрд руб.
Одна из крупнейших и старейших российских управляющих компаний, ведущая деятельность по доверительному управлению ценными бумагами сотен тысяч частных инвесторов (физических и юридических лиц), выступила истцом в этом деле. Основой для этого стало законодательство о рынке ценных бумаг и инвестиционных фондах, позволяющее управляющему самостоятельно обращаться в суд с исками в связи с осуществлением им деятельности по управлению ценными бумагами (паевыми инвестиционными фондами).
Представительский характер доверительного управления ставит дискуссионный вопрос о том, в пользу кого должно заявляться такое требование о взыскании денежных средств — учредителей управления или самого управляющего. Он впоследствии должен будет самостоятельно перераспределить взысканные с ответчика средства между инвесторами. Первый концепт, очевидно, неудобен по утилитарным соображениям: потребовалось бы участие тысяч учредителей управления, права которых потенциально могли оказаться нарушенными. Второй устраняет эту сложность. Расходится ли такой подход с характером договора доверительного управления как формы управления чужим имуществом? Мне видится, что нет. Кажется оправданным считать здесь полноценным истцом именно управляющего. Действия по подаче иска, то есть защите нарушенных прав, вытекающих из управления, — это форма реализации его полномочий по доверительному управлению. Однако иным, возможно лучшим, решением могло бы стать прямое указание закона на право подачи управляющим группового иска от имени группы учредителей управления.
Групповой иск (в подлинном процессуальном смысле)
Наконец, по правилам главы 28.2 АПК был инициирован иск к Euroclear в защиту прав и законных интересов группы лиц, что, несомненно, радует любителей процессуальных изысков.
Г-н Муслимов обратился с групповым иском в интересах более чем двух десятков лиц о взыскании с европейского депозитария денежных средств в счет убытков (реальный ущерб) в размере невыплаченных доходов по ценным бумагам и процентов за пользование чужими денежными средствами (№ А40-170455/2023). В конце сентября состоялось первое предварительное заседание, которое было отложено на два месяца.
Значимой особенностью российского механизма группового иска считается то, что все другие члены той же группы лиц по однородным требованиям и в связи со сходными основаниями к тому же ответчику должны заявить о присоединении к групповому иску. В противном случае такие самостоятельные дела подлежат приостановлению до разрешения судом группового иска. Важно и то, что названное последствие наступает независимо от того, когда — до или после группового иска — инициированы самостоятельные иски членов той же группы.
Поскольку групповой иск к Euroclear уже принят к производству суда, встает закономерный вопрос: должны ли к нему присоединяться другие истцы? Оставим сейчас за скобками вопросы сроков присоединения к групповому иску (приостановления дел) в соотношении с вопросом сертификации в групповом производстве. Обратимся к другому аспекту.
Из судебного определения от 27 сентября видно, что для публикации в СМИ суд определил содержание предложения о присоединении иных лиц к иску, в том числе указал сведения о признаках самой группы: «для возможности присоединения к коллективному иску лицо должно одновременно (i) быть депонентом «Банка Уралсиб», (ii) быть клиентом «Твоего брокера», (iii) нести убытки в результате противоправного приостановления ответчиком выплат по ценным бумагам (купонный доход, средства от погашения номинала и подобное)».
Получается, истец-представитель, а вслед за ним и суд, ограничил еще до завершения сертификации круг лиц, входящих в группу, конкретными признаками, а именно: наличием договорных связей с «Уралсибом» и «Твоим брокером». Нет нужды говорить, что требования к Euroclear имеют инвесторы — клиенты многих других российских кредитных организаций и брокеров.
С одной стороны, такое «сужение» группы лиц теоретически мыслимо. С другой — следует оценивать разумность такого ограничения. Последнее возможно сделать через определение общих для потенциальной группы лиц вопросов и ответов на них, а также то, насколько они преобладают над имеющимися частными различиями отдельных инвесторов.
Как видно из десятков исков к Euroclear в российских судах, они заявлены о взыскании убытков. Требования обосновываются совершением бельгийским депозитарием деликта в связи с блокировкой денежных средств по мотивам введенных европейскими странами ограничительных мер на исполнение обязательств перед российскими лицами. Проще говоря, вопросы, требующие разрешения судом, в том числе о фактах и причинах невыплат денежных средств, о подсудности и применимом праве, о правовой природе требований истцов, о возможности начисления штрафных санкций, по отношению к каждому инвестору будут общими, а ответы на эти вопросы будут релевантными ко всем таким истцам.
Имеет ли принципиальное значение для разрешения споров то, услугами какого конкретного кредитного учреждения или брокера пользуются пострадавшие российские инвесторы? Или иначе: определяют ли условия договоров с конкретными банками или брокерами принципиальную возможность присуждения в пользу инвесторов денежных средств, заявленных не из договоров, а как возмещение понесенных ими убытков? Представляется, что ответы на такие вопросы вряд ли создают разительные отличия в оценке однородности требований российских инвесторов, которые могли нивелировать возможность объединить их в одну большую группу и рассмотреть их требования в одном деле. Скорее имеет смысл ставить вопрос о подгруппах внутри одной группы лиц.
Замечу, что российский закон, в отличие от зарубежных правопорядков, прямо не называет возможность деления одной группы лиц на подгруппы с рассмотрением всех таких требований в едином групповом производстве. Однако, во-первых, это не повод не стремиться к этому, ибо запрос практики может вызвать последующее изменение закона.
Во-вторых, и в рамках существующих процессуальных норм суд, на мой взгляд, может рассмотреть такой групповой иск одной большой группы лиц с последовательным рассмотрением сначала общих для всех ее членов вопросов, а затем частных вопросов для каждой подгруппы, если таковые будут необходимы для принятия решения по существу их требований. В конце концов, разве судья не менеджер своего процесса? В любом случае именно так суду следует подходить к рассмотрению любого группового иска: сначала рассматривать вопросы для группы в целом, а затем определять, например, размер компенсации каждому отдельному члену группы с учетом его персональных фактических обстоятельств.
Закрытие группового разбирательства
В завершение нельзя пропустить важное событие для всех независимых наблюдателей и участников ситуации с Euroclear. Речь о закрытии дела по уже упомянутому групповому иску г-на Муслимова.
Этот процессуальный факт стал результатом ходатайства представителей истца. Предположу, что его обоснованием могло стать, к примеру, потенциальное массовое раскрытие персональных данных инвесторов или банковской тайны. Иным вариантом может быть риск повышенного внимания со стороны иностранных ведомств, принимающих решения о включении российских лиц в санкционные списки, к активному желанию наших состоятельных соотечественников защитить права в российском суде.
Если к закрытию этого дела привело одно из названных оснований, то профессиональному сообществу будет сложно подсчитать, в скольких еще делах с иностранными контрагентами, или из деятельности с ценными бумагами, или с участием физических лиц, можно поступиться принципом гласности судебного разбирательства.
Закрытие этого дела означает ограничение знания об оценке судом конкретных обстоятельств, имеющих практический интерес для всех подобных дел (как не думать о единообразии судебной практики?). Причем такое ограничение касается как широкой общественности, так и еще неприсоединившихся участников этой конкретной группы (с учетом ограничения признаков связью с «Уралсибом» и «Твоим брокером»).
Ну а теоретики права будут писать комментарии о групповых исках по передаваемой из уст в уста информации, поскольку вместо подробных мотивировок придется довольствоваться общей фразой: «Судебный акт принят в закрытом судебном заседании»!
* Девятым соистцом при подаче иска был «Энерготрансбанк», которому суд возвратил заявление о взыскании убытков.