Европейский суд по правам человека принял к рассмотрению обращения двух российских юристов, которые жаловались на необоснованные обыски в связи со своим родом занятий. ЕСПЧ поинтересовался у Правительства РФ, даны ли юристам гарантии, связанные с их "профессиональной тайной". В российских законах они есть только у адвокатов. Но могут ли юристы получить равные с ними процессуальные права? Эксперты нашли аргументы и за, и против.
В 2011 году к Алексею Силиванову, директору екатеринбургской юридической компании «КОНУС», пришли с обыском. Одна из его клиенток (которую он представлял по другому вопросу) оказалась связана с махинациями с недвижимостью. Следователь решил обыскать квартиру юриста, поскольку тот «является соучастником, поддерживает с подозреваемой близкие отношения и может хранить документы, имеющие отношения для дела». Жилье проверили и ничего не нашли, а сам Силиванов отправился в суд обжаловать постановление об обыске. По его словам, близкие отношения с подозреваемой ничем не доказаны, а еще следователь должен был указать, что именно он хочет найти дома у юриста. Но Свердловский облсуд в целом согласился с постановлением районного суда. Он исправил лишь указание на то, что Силиванов является соучастником, на «может являться». «Для обыска нужны вероятные данные, – объясняет кассационное определение. – Для следствия не требуется указаний на предмет поиска».
Тогда же, в 2011 году, Силиванов обратился в Европейский суд по правам человека. Он указал в жалобе, что обыск проведен безосновательно. Следователь не доказал, что юрист может быть как-то причастен к преступлению или что у него дома могут храниться предметы, важные для уголовного дела. Кроме этого, "обыск помещений юристов должен быть предметом особенно тщательного контроля, ведь запугивать их недопустимо" – жалоба напоминает ЕСПЧ его собственную позицию по делу "Элджи и другие против Турции", постановление от 13 ноября 2003 года. Поэтому, подытоживает Силиванов, российские власти безосновательно нарушили неприкосновенность его жилища (ст. 8 Конвенции прав человека) и должны выплатить компенсацию в 2000 евро.
ЕСПЧ одновременно приняла к рассмотрению жалобу другого юриста – Сергея Мезенцева из Орска. В 2011-м он представлял некую компанию П. в налоговом споре, а в следующем году ее гендиректора стали подозревать в уходе от налогов путем завышения расходов. Поэтому следователи проверили не только дом юриста (где ничего не нашли), но и офис в рамках осмотра места происшествия без разрешения суда (поскольку адвокатом Мезенцев не был). Из офиса правоохранители забрали жесткий диск. Найденную на нем информацию налоговые органы использовали в суде против как минимум трех клиентов, рассказывается в жалобе. Спустя полгода юристу вернули накопитель, а обвинения гендиректору П. так и не предъявили.
Обжалование в российских судах прошло безрезультатно, и Мезенцев пожаловался в ЕСПЧ. «Хотя я не адвокат, я оказываю юридические услуги и должен обеспечить конфиденциальность дел клиентов, – пишет заявитель. – Поэтому власти должны были предоставить мне гарантии, как у адвокатов – например, обыск должен был санкционировать суд».
ЕСПЧ не только принял жалобы юристов, но и задал Правительству несколько вопросов. Один из них звучит так:
Дали ли заявителям достаточные процессуальные гарантии против вмешательства в их профессиональную тайну?
"Адвокатская тайна" для неадвокатов: аргументы против
Суд по правам человека использовал формулировку «профессиональная тайна» по отношению к неадвокатам. За «простыми» юристами можно признать право на аналог адвокатской тайны, но это будет нелогично: юристам дадут права адвокатов, но не уравняют в обязанностях и ответственности, уверен управляющий партнер адвокатского бюро ЕМПП Сергей Егоров. По его словам, юристы с точки зрения УПК не являются спецсубъектами – наряду, например, с бухгалтерами и аудиторами. «Чем аудитор хуже юриста? – задается вопросом Егоров. – Он точно так же входит в доверительные отношения с клиентом и дает ему консультации. Кстати, аудиторы, в отличие от юристов, сдают экзамен и получают аттестат, но не претендуют на особое отношение к себе в случае обыска».
Требования указывать конкретные предметы, которые надо найти во время обыска, во-первых, невыполнимы, а во-вторых, выхолащивают саму суть обыска, считает Егоров. С этим спорит Сергей Токарев, бывший следователь по особо важным делам ГСУ СК при прокуратуре РФ, адвокат, партнер АБ "Торн". По его словам, следователи, как правило, толком не объясняют, зачем нужно провести обыск, а вместо этого используют шаблонные фразы и голословные утверждения. Суды так же дежурно удовлетворяют ходатайства и не просят обоснований, рассказывает Токарев. Он уверен, что от следствия надо требовать достаточных доказательств и конкретности, что планируется обнаружить и изъять. Например, «предметы и документы, имеющие отношение к гражданскому делу №…, в том числе процессуальные документы, приложения к ним, их копии, электронные носители, содержащие файлы…» Тогда и жалоб на необоснованные обыски станет в разы меньше, уверен Токарев. С другой стороны, он тоже не видит причин наделять юристов особыми гарантиями: преступления совершают представители всех профессий, включая и адвокатов, у которых тоже проводят обыски.
Пока в УПК не будет закреплен особый статус юристов, им нечего рассчитывать на дополнительные гарантии, уверяет советник председателя коллегии адвокатов "Яковлев и Партнеры" Александр Баряев.
Хотя Европейский суд вполне может признать вторжение в личную жизнь Силиванова и Мезенцева (из-за неопределенности предмета обыска, отсутствия оснований и т. п.), он отвергнет идею о том, что им надо предоставить адвокатские гарантии при обыске, считает советник Федеральной палаты адвокатов Сергей Насонов. Он рассказывает о постановлении от 31 января 2017 г. по делу «Рожков (Rozhkov) против Российской Федерации» (жалоба 38898/04), в котором Европейский суд уже рассмотрел аналогичную проблему обыска в офисе юриста, не являющегося адвокатом (в контексте ст. 8 Конвенции о неприкосновенности частной жизни). Как отметил в том деле ЕСПЧ, заявитель не обосновал, что российские законы гарантируют сохранение профессиональной тайны простому юристу. Как рассказывает Насонов, Европейский суд отверг все ссылки Рожкова на конфиденциальность отношений с клиентом, ведь любая профессиональная деятельность и бизнес включают в себя вопросы конфиденциальности.
В то же время ЕСПЧ занимает другую позицию, если заявители являются адвокатами. Он учитывает особую значимость гарантий адвокатской тайны, подчеркивает Насонов. В пример он приводит, в частности, постановление от 9 апреля 2009 г. по делу «Колесниченко (Kolesnichenko) против Российской Федерации». Как рассказывает советник ФПА, в нем сформулированы дополнительные критерии, которые помогают оценить обоснованность обыска у адвоката:
«…тяжесть преступления, в связи с которым проводятся обыск и изъятие, была ли получена санкция судьи или лица, наделенного судебными полномочиями, или проводилась ли впоследствии судебная проверка, было ли постановление основано на разумном подозрении, и были ли пределы вмешательства разумно ограничены. Европейский Суд должен также проверить способ проведения обыска и – если речь идет об адвокатской конторе – проводится ли он в присутствии независимого наблюдателя, обеспечивающего неприкосновенность предметов, относящихся к профессиональной тайне. Наконец, Европейский Суд должен принять во внимание масштабы последствий для работы и репутации лиц, затронутых обыском» (п. 31 постановления по делу "Колесниченко против Российской Федерации").
"Адвокатская тайна" для неадвокатов: аргументы за
Партнер Legal Stratagency Александр Хвощинский связывает адвокатскую тайну не с обязанностями адвоката, а с правом человека на доступную и эффективную судебную защиту. Заявителей он горячо поддерживает. Юрист должен иметь возможность пообещать своему клиенту уважение к тайне, которое учитывают закон и суд, полагает Хвощинский. Но в российском обществе (в том числе среди носителей профессии и их клиентов) нет консенсуса, что без такой привилегии вообще невозможна качественная юридическая услуга, отмечает эксперт.
В развитых правовых юрисдикциях «профессиональную» привилегию определяют «характером отношений сторон и услуг, а не какими-то лицензиями и членством в сообществах», пишет в своем "фейсбуке" Дмитрий Гололобов, приглашенный профессор университета Вестминстера, экс-глава правового управления «Юкоса». По его словам, основа гарантии – «передача конфиденциальной информации лицу, воспринимаемому, как профессиональный юридический советник», что сформулировал английский суд еще в деле Wheeler v Le Marchant (1881) L.R. 17 Ch.D. 675 и подтвердил в деле Three Rivers District Council and Others v The Governor and Company of the Bank of England [2004] UKHL 48. Кроме того, отмечает Гололобов, в последнем кейсе суд включил в понятие «совет» не только изложение законов, но и рекомендации, как вести себя клиенту в определенной ситуации. Гололобов уверен, что российские юристы должны активно защищать свои права, «чтобы не пришлось всем поголовно записываться в адвокаты».
