Покушение на правовую культуру

Хотя впервые идеи ограничения воздействия решений Европейского суда по правам человека на российскую правовую систему были высказаны председателем Конституционного Суда РФ Валерием Зорькиным в статье "Предел уступчивости", опубликованной в РГ в октябре 2010 года, а позднее именно он заявил, что "Россия, если захочет, может выйти из-под юрисдикции ЕСПЧ", главным символом противодействия суду по правам человека станет не Зорькин, а сенатор Александр Торшин, претендующий на пост главы Совета Федерации. В июне 2011 года он внес на рассмотрение нижней палаты Федерального собрания два законопроекта, по сути, призванные обесценить решения ЕСПЧ, которые требуют исправления законов РФ, нарушающих права человека. Предлагается создать механизм легального неисполнения решения Страсбургского суда.

В пояснительной записке к законопроектам Торшин ссылается на постановление ЕСПЧ по делу военнослужащего Константина Маркина (отец-одиночка, воспитывающий 3 детей, который попросил у руководства отпуск по уходу за ребенком). Страсбургский суд не согласился с позицией КС РФ по этому вопросу и признал нарушение ст. 14 (запрет на дискриминацию) во взаимосвязи ст.8 (право на уважение частной и семейной жизни) Европейской конвенции по правам человека. Дело дошло до Большой палаты, которая слушала дело по ходатайству российской стороны 8 июня 2011 года (решение пока не опубликовано).

Позиция российского КС заключалась в том, что на военнослужащего права человека не распространяются. Из слов судьи-докладчика по этому вопросу Сергея Маврина, следует, во-первых, что обороноспособность страны может пострадать от одиноких военнослужащих, пытающихся брать отпуск по уходу за ребенком, во-вторых, защита обороноспособности страны (мнимая или реальная) выше, чем защита прав человека. Но эту аргументацию нельзя счесть сколько-нибудь серьезной. Во-первых, сколько наберется в армии таких Маркиных – человека два-три? Во-вторых, речь идет о мирном времени, а не о военном, когда, по понятным причинам, могут существовать ограничения в правах.

Торшин повторяет те же аргументы, усиливая их ссылкой на то, что ЕСПЧ укажет России изменить законодательство в связи с легализацией легких наркотиков и однополых браков.

Его аргументы не содержат в себе правовых элементов, только политическую риторику, и он не может этого не понимать. Поэтому, когда план форсированного пропуска его инициативы через Госдуму сорвался, Торшин пообещал к осени подготовить некую "весомую аргументацию". Впрочем, то, что она будет именно такой, "юридически весомой" очень сомнительно, так как один из схематически обозначенных тезисов звучит в том смысле, что Россия может себе позволить ограничение полномочий ЕСПЧ вопреки принятым международным обязательствам, так как и другие страны так же поступают.

Дело в том, что в качестве стран, решивших ограничить полномочия ЕСПЧ внутри своих границ, Торшин назвал Германию, Великобританию и Швейцарию. Однако ничего подобного там нет.

В Германии, действительно, предпринимались попытки противодействовать  решениям ЕСПЧ, но сейчас германская правовая и судебная системы безусловно признают приоритет за решениями ЕСПЧ.

В Великобритании заговорили о несогласии с Европейской конвенцией по правам человека на волне шока после июльских террористических атак 2005 года, а в феврале 2011 года неправительственная организация консервативного толка Policy Exchange опубликовала доклад о необходимости создания функциональной системы защиты прав человека, реформирования ЕСПЧ и диалога по этому вопросу с Советом Европы. Но, во-первых, этот доклад исходит не от представителей власти, как в России, а, во-вторых, в нем предлагается не столько отказаться от решений Страсбургского суда, сколько реформировать саму эту организацию для улучшения достижения конечной цели – защиты прав человека.

Швейцария исторически критична к европейским институтам, но даже там после того, как ЕСПЧ совсем недавно поддержал запрет на строительство минаретов (суд отказал мусульманам, требовавшим отменить результаты соответствующего референдума), вряд ли кто-то будет призывать отменить приоритет решений ЕСПЧ над внутренним законодательством.

Впрочем, слабость аргументов, конечно же, не остановит Торшина. Он уже сказал, что откажется от своей инициативы только в том случае, если главой ЕСПЧ станет Иисус Христос, что сводит всю дискуссию к какому-то абсурду.

Но в отсрочке рассмотрения инициативы главного сенатора, несомненно, есть положительная сторона. Во властных структурах есть и противники конфронтации с ЕСПЧ и другими европейскими структурами, и у них есть более серьезные аргументы, которые надо активнее доводить до ключевых центров принятия решений. Очевидно же, что попытка противостоять решениям Страсбургского суда бьет не по европейцам, а по российским гражданам. В отсутствии хороших законов, суд – социальный регулятор и если он уходит от своей функции, то российским гражданам приходиться искать в ЕСПЧ справедливости, от которой ушли российские правоприменители. А если российская судебная практика и правоприменение будут лишены внешнего референта, что это лишь обеднит нашу правовую культуру и вернет ее на пару десятилетий назад.