"Право.Ru" продолжает рассказывать о судьях с неординарной судьбой. Очередная история — об Александре Блинове, одном из немногих, судей, написавших книгу воспоминаний о жизни, работе в следственных органах и в Челябинском облсуде, где под его председательством составом суда вынесено восемь приговоров к высшей мере наказания, после одного из которых врачи чудом вернули его "с того света", а также о том, почему он запрещал своим детям получить юридическое образование.
Судья, твоя совесть – святыня! // На ней не должно быть вовеки пятна, // верши справедливость, она как твердыня: //коль трещина в кладке, то шатка стена…
Эти строки написаны судьей в отставке с 28-летним стажем работы в Челябинском облсуде Александром Блиновым. Образно сформулировать суть своей профессии, ее моральные и этические особенности пробуют в стихотворной форме многие судьи (в начале 2000-х в журнале судейского сообщества РФ "Судья" даже существовала хорошо заполняемая рубрика "А судьи кто? Поэты"). Однако почти неизвестны факты, когда современные служители Фемиды, отойдя от дел, решаются обратиться к эпическому жанру — мемуарам.
Между тем, биографии многих судей старшего поколения насыщены событиями, которые могут представлять большой общественный интерес. Они вместили в себя как советский период правосудия с его народными заседателями, "свадебными" адвокатами, сценическими постановками показательных процессов в Домах культуры и расстрельными приговорами, так и "перезагрузку" судебной системы СССР, трансформацию смертной казни в пожизненное заключение, реанимацию судов присяжных, гуманизацию УК и многое другое.
Особенно драматичной для отечественной Фемиды выдалась вторая половина 90-х годов прошлого века. Она характеризовалась массовым исходом из профессии судей судов общей юрисдикции, ультиматумами региональных судейских сообществ в адрес новых властей с предупреждениями о прекращении рассмотрения дел до решения финансовых проблем судов. (Доходило до того, что судьи писали новые приговоры на оборотной стороне старых, просили обращающихся в суд приносить свою писчую бумагу и конверты для рассылки повесток). Вчерашние народные судьи психологически словно пребывали тогда в двух параллельных мирах — социалистической законности и декларируемых новых демократических ценностей, а по углам залов судебных заседаний таились призраки советского правосудия.
По словам Александра Блинова, "у каждого судьи воспоминаний хватит на целую книгу". Когда он решил взяться за перо, ему было уже за восемьдесят. После трех лет работы книга "Мои воспоминания" вышла в свет в местном издательстве. В настоящее время 89-летний автор продолжает работать над вторым изданием.
На фронт — по собственному желанию
Александр Блинов родился в 1923 году в станице Мариинской Челябинской области. Через четыре года семья Блиновых тайком покинула станицу: многие зажиточные казаки отказались вступать в коллективное хозяйство и решили покинуть насиженные места, не дожидаясь репрессий со стороны местных властей.
"Фамилия Блиновых была известна всем и, в первую очередь, чекистам, — повествует об этом времени автор, составивший "по рассказам отца и матери, а также ныне здравствующих Блиновых" свою родословную [в цитатах из книги сохранена орфография и пунктуация автора. – А.П.]. — Родственники купца Блинова Василия Ильича (брата моего деда Константина Ильича) имели в то время в станице магазин, паровую мельницу и двухэтажный дом <…>. Эти родственники немедленно и неведомо куда скрылись из станицы".
Вслед за родственниками под покровом ночи выбралась из станицы и семья Александра, которую сначала приняли родственники в г. Карталы Челябинской области. Но, пишет автор, "… отцом заинтересовалось НКВД, и мы немедленно покинули Карталы. На сей раз мы уехали на подсобное хозяйство "Красный огородник" в шестидесяти километрах от райцентра Адамовка Оренбургской области. Там прожили год и, чтобы не "засветиться", уехали всей семьей на глухой железнодорожный разъезд под названием Жуламансай".
В конечном счете, семья Блиновых все же выжила в неравном поединке с всесильным государством. Накануне Великой Отечественной войны Александр окончил 10 классов (и намеревался поступать в летное училище). Призыву в армию юноша не подлежал по возрасту. Тогда он, не раздумывая, записался добровольцем, но родным об этом не сообщил. Когда в августе 1941-го пришла повестка, отец удивился: что, уже 17-летних берут? Но когда узнал, что сын будет учиться в авиационной школе, смирился и сказал жене: "Мать, собирай родню на проводы".
В 1942 году Александр закончил авиашколу в Марксштадте (Автономная область немцев Поволжья). Новоиспеченный воздушный стрелок-радист был направлен в 719-й полк ночных бомбардировщиков. В составе летных экипажей участвовал в Сталинградской и Курской битвах, Корсунь-Шевченческой и Ясско-Кишиневской операциях, в освобождении Румынии, Болгарии и Польши. Блинов награжден орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, медалями "За оборону Сталинграда", "За победу над Германией", а также польским орденом "Бронзовый крест за Заслуги".
Род деятельности — разгадка "преступных ребусов"
После ранения, полученного на фронте, Блинов получил инвалидность 2 группы, которая закрыла ему дорогу в авиацию. В 1949 году Блинов окончил Свердловский юридический институт (с 1992 г. – Уральская государственная юридическая академия). Начинал следователем в транспортной прокуратуре Южно-Уральской железной дороги, куда его направили по распределению. "Искать, разгадывать преступные ребусы виновных лиц, восстанавливать фактические события — увлекательное занятие", — признался Блинов в своих воспоминаниях. Через два года после окончания вуза он уже участвовал в работе конференции лучших следователей прокуратуры СССР. Блинову стали поручать наиболее сложные дела. К их числу относилось крайне запутанное дело супругов Белобородовых.
Двухлетний сын Белобородовых поступил в железнодорожную больницу Челябинска с острыми болями в желудке, причиной которых, как выяснилось позже, были осколки лезвия для бритья (ребенка пришлось оперировать). Родители на допросах в прокуратуре утверждали, что ребенок сам разгрыз лезвие, однако эта версия следствием была отброшена – у пострадавшего было только два верхних зуба. Кроме того, при опросе соседей выяснилось, что у Белобородовых после их поездки в Латвию исчез недавно родившийся мальчик. Родители на допросе показали, что отдали сына родственнице в Латвии, а та увезла его в Польшу. Позднее они сменили показания: мальчик, якобы, умер на обратном пути, и они незаметно вынесли тело "на какой-то станции в погребную яму".
"Супруги Белобородовы были арестованы, и ко дню принятия мной дела к производству находились уже шесть месяцев под стражей. Следствие зашло в тупик. Проанализировав все материалы двухтомного дела, я пришел к выводу, что допрос следует начинать с матери…", – вспоминает Блинов.
Умение расположить к себе допрашиваемых было сильной стороной Блинова, которое отмечалось в служебных характеристиках молодого следователя. Он, что называется, не втирался в доверие допрашиваемого, а искренне пытался понять мотивы его поступков. На допросах Белобородовой он пришел к выводу, что она боится не только и не столько наказания за правонарушение, сколько расправы со стороны трижды судимого мужа. "Она долго колебалась. Предчувствие, видимо, подсказало ей поверить мне, увидеть во мне защитника и спасителя своей грешной судьбы. Наконец мы с ней нашли общий язык, она из преступницы оказалась моей помощницей, заинтересованной в раскрытии преступления".
Подследственная рассказала: муж, собираясь с ней развестись, не раз говорил, что не намерен платить алименты за двоих детей. Попытка убить старшего ребенка — наверняка, его рук дело. А что касается новорожденного, то муж продал его в дороге незнакомой женщине на Казанском вокзале в Москве за 146 рублей и наручные часы. Но где искать покупательницу ребенка? На одном из допросов Белобородова вдруг вспомнила, что муж тогда что-то записал на пачке сигарет. Блинов провел в квартире Белобородова тщательный обыск и нашел пачку из-под "Примы" с записью серии и номера паспорта.
Между законом и справедливостью
В городке, где жила подозреваемая, следователь с вокзала сразу направился в местную больницу. По его предположению, "покупательница" могла лечиться от бесплодия, что и подтвердилось. А документы о "рождении" у нее мальчика она могла получить, дав взятку медикам. Визит в сберкассу подтвердил проницательность Блинова: женщина разом сняла со сберкнижки немалую сумму.
Однако Блинов неожиданно столкнулся с ситуацией, когда законное решение не восстанавливало, на его взгляд, справедливость. Женщина-одиночка, которая приобрела ребенка, оказалась фронтовичкой, служившей в годы войны в действующей армии. На первой же встрече со следователем она откровенно все рассказала, но заявила: если у нее отберут младенца, ей останется только покончить с собой. Блинов между делом отметил, что младенец ухожен, новая мать души в нем не чает. Как быть, мучительно размышлял он, вернуть ребенка в семью, которая его продала и, где его старшему брату отец скормил обломки лезвия?
"Естественно, мне фронтовику-следователю до глубины души стало жаль фронтовичку, совершившую преступление. На мое и на ее счастье к тому моменту вышел Указ от 1 ноября 1957 года "Об объявлении амнистии в честь 40-летия Октябрьской революции", то есть дело в отношении нее подлежало прекращению производством. Оставалось решить вопрос о дальнейшей судьбе ребенка и о сохранении тайны"…
Финал этой истории такой. Белобородов за покушение на убийство своего сына (его виновность была полностью доказана) был приговорен облсудом по ст. ст. 15, 136 УК РСФСР к восьми годам лишения свободы, медики-взяточники и Белобородова попали под амнистию. Блинов встретился с горе-матерью, имея на руках постановление о прекращении в отношении нее уголовного дела и освобождении из-под стражи. Та на радостях даже не спросила, найден ли ее младенец. Умолчал об этом и Блинов. А после разговора следователя с главным транспортным прокурором с глазу на глаз ребенок "по умолчанию" остался с новой матерью.
Эпоха сталинизма и эпоха Брежнева
За расследование этого дела Блинов был премирован Генпрокурором СССР наручными часами, а председатель Челябинского областного суда Михаил Колотыгин, знакомившийся с этим уголовным делом, в 1959 году предложил старшему следователю транспортной прокуратуры перейти на работу в облсуд. Блинов согласился: "Несмотря на то, что я был фанатиком прежней службы, дал согласие на эту ответственейшую должность. Мне опять доверяли решать судьбы людей, совершивших тяжкие преступления".
"На следственной и судебной работе мне пришлось работать и в жесточайшую эпоху сталинизма, и в более демократические времена Хрущева, Брежнева, Андропова, — пишет Блинов. — Естественно, волей или неволей, приходилось выполнять требования карательной политики времени. В основном эти требования соответствовали борьбе с преступностью и моим убеждениям. Однако в отдельных случаях партийные чиновники на местах диктовали принятие более лояльных следственных и судебных решений к отдельным лицам, совершившим преступления. Несмотря на указанные диктаты, я старался строго соблюдать принципы справедливости. Совершивший преступление должен быть наказан в соответствии с законом, содеянным и с учетом смягчающих и отягчающих вину обстоятельств, как этого требует закон".
"Почти за шесть лет, — продолжает автор, — судом под моим председательством было рассмотрено большое количество сложных и многотомных дел. Виновным назначалась, в том числе, и высшая мера наказания — расстрел. Такая мера в 60-80 годах применялась довольно часто, в соответствии с требованиями карательной политики государства того времени". (При этом Блинов не скрывает своего убеждения в том, что высшая мера наказания должна и сегодня присутствовать в законодательстве РФ).
"Печать смерти на лице — не досужий вымысел"
Каждое "расстрельное" дело, независимо от количества томов, Блинов перечитывал по нескольку раз, опираясь на свой опыт сложных расследований, интуицию. Ни один его приговор не был отменен Верховным Судом. Вместе с тем Блинов пишет и о "психологических и нервных травмах", которым были подвержены судьи, народные заседатели и стороны при рассмотрении дел, связанных с "расстрельными" статьями. "[Ты] видишь, как меняется лицо приговоренного. Печать смерти на лице — не досужий вымысел". И далее: "Одни [судьи] — спали спокойно, полагая, что добросовестно выполнили свой долг перед обществом, другие — не в состоянии были огласить приговор и за них это делали народные заседатели. Я же, после оглашения, испытывал такие чувства, будто из меня удалили внутренности, я плохо спал и не чувствовал под ногами землю. Такое депрессивное состояние у меня продолжалось до нескольких недель. Затем насущные заботы поглощали меня и я, таким образом, приходил в нормальное состояние".
В подтверждение этого автор приводит в книге немало примеров из своей судейской практики. Однажды он рассматривал дело подсудимого, изнасиловавшего двух девочек, — восьми и четырнадцати лет. После оглашения смертного приговора мать осужденного забилась в истерике, пыталась прорваться к судье с душераздирающим криком "Не дам расстреливать сына!". А после окончания заседания одному из народных заседателей потребовалась медицинская помощь: у него от нервного стресса отнялась рука.
Дело, ранившее в сердце
Судья коллегии по уголовным делам Челябинского областного суда Блинов восемь раз произносил эту фразу: " <…> приговаривается к высшей мере наказания — расстрелу". Последний такой процесс едва не стал роковым для него самого.
В городе Пласт взяли четырех членов банды, которая грабила и убивала по ночам шахтеров, возвращавшихся со смены (доходило до того, что люди отказывались ходить на работу во вторую смену). С учетом антиобщественного характера преступлений", партруководство области распорядилось провести в Пласте выездное заседание областного суда. При этом обком КПСС и исполнительные власти до процесса и в ходе него делали заявления, что преступники "понесут самое суровое наказание".
В ходе судебных разбирательств Дом культуры был переполнен потерпевшими, родственниками погибших. Многим горожанам пришлось расположиться на улице возле здания суда. Большинство следило за процессом из дома — ход субных заседаний транслировался по местному радио. И вот кульминационный момент – оглашение приговора. Блинов, председательствоваший на процессе, остался верен себе и закону: двое из банды были приговорены к смертной казни, а двое подельников, не достигших совершеннолетия – к максимальному сроку, предусмотренному в этом случае УК — 10 годам лишения свободы.
Не успел он закончить последнюю фразу приговора, как началось невообразимое. Жители Пласта, настроенные на "самое суровое наказание", сломали возведенные на время процесса перила между сценой и залом и ринулись к оркестровой яме, где находились подсудимые. От самосуда их с трудом спас конвой. А судью медики после этого процесса с трудом вытащили "с того света" — Блинов перенес обширный инфаркт и 11 дней находился без сознания. Только через три года он вернулся к судебной практике, но уже как член кассационной коллегии.
Сильней отцовских запретов
После ухода в отставку в 1987 году Блинов до 1999 года работал в областном управлении юстиции, а затем в районном суде консультантом. За 50 лет в юридической профессии он в той или иной форме постоянно сталкивался с крайними проявлениями человеческой жестокости с одной стороны и страданиями – с другой. И он не хотел для своих детей такой судьбы. Однако тяга к юридической деятельности у детей и внуков судей (жена Блинова, Маргарита, также была судьей Челябинского облсуда) оказалась сильнее уговоров и даже прямых запретов патриарха рода Блиновых: сын Сергей стал следователем (начальником следственного управления г. Озерска), дочь Татьяна — мировым судьей, внучка Юлия — адвокатом, а внук Костя — заместителем начальника отдела в Следственном комитете.
Автор благодарит руководителя пресс-службы Челябинского областного суда Елену Вериго за большую помощь, оказанную в сборе материала для этой публикации.
