В день российского парламентаризма Валерий Зорькин назвал трагедией события февраля 1917 года, когда бескровная революция свергла в России монархию. Элиты не должны пилить сук, на котором сидят, сделал он вывод: иначе тебя растерзают возмущенные толпы. Здравый смысл и служение народу должны двигать ими, считает глава КС, но о последнем в его речи ни слова не было.
В субботу из выпусков новостей часть граждан России узнала, что в стране отмечался день парламентаризма, установленный на 27 апреля. В этот день в 1906 году начала работу Государственная дума Российской империи первого созыва, согласие на создание которой царь Николай II дал в ситуации крайнего общественного недовольства — в стране бушевала революция. Население было возмущено: в меньшей степени позорным поражением в войне с Японией, в большей тем, что решение главного на тот момент вопроса повестки дня — аграрного — откровенно саботировалось высшим чиновничеством и дворянством.
Наделение крестьян землей стало ключевым для первой Думы, и именно его депутатам поставили в вину, разгоняя. "Выборные от населения уклонились в не принадлежащую им область и обратились к указаниям Нам на несовершенства Законов Основных, изменения которых могут быть предприняты лишь Нашею Монаршею волею, и к действиям явно незаконным, как обращение от лица Думы к населению. Смущенное же таковыми непорядками крестьянство, не ожидая законного улучшения своего положения, перешло в целом ряде губерний к открытому грабежу, хищению чужого имущества, неповиновение закону и законным властям", — говорилось в императорском указе.
В этот день Валерий Зорькин, председатель Конституционного суда, пришел в Совет Федерации с речью по поводу нового праздника, но о парламентаризме парадоксальным образом не говорил. Его речь стала очередной декларацией того "правила", что любые злоупотребления властей менее вредны, нежели открытое возмущение против них. Он признал, что чиновники и суды иногда действительно несправедливы, корыстны и предвзяты, а те, кому положено исправлять ситуацию, закрывают на это глаза.
Общество не принимает подобную позицию но, далеко не всегда открыто выражает свое возмущение. Однако "крохотные кристаллики негативизма" существуют, по мнению Зорькина, всегда. Но правящие слои часто пренебрегают недовольством, поскольку оно скрыто, и это довольно часто сходит им с рук: кристаллики, как выразился глава КС, "могут со временем раствориться в социальной ткани". Но могут и сохраниться, а далее возникает почва для заговора. "Если находятся влиятельные, хорошо организованные силы, стремящиеся использовать эти негативные аспекты в своих целях, то крохотные кристаллики могут превращаться в мощные точки роста этого самого негативизма", — говорил председатель Конституционного суда.
Капля точит камень. "Одним спорным решением, как правило, дело не ограничивается. Через какое-то время возникает еще одно решение суда, отторгаемое частью общества, — говорил Зорькин. — И опять те, чьим интересам оно не отвечает, начнут дискредитировать его всеми доступными им способами". Инициаторы дискредитации, по его словам, найдут сто причин, по которым новое решение поддерживать не надо. "Будет сказано, например, что оно было кем-то проплачено, что судья элементарнейшим образом взял взятку, — привел пример он. — Нет доказательств? А разве в этих вопросах доказательства имеют решающее значение? Распространяемые сплетни вполне могут подорвать доверие". Вторым аргументом "инициаторов дискредитации" могут стать слова о том, что "решение продавлено — начальство позвонило судье, и он после этого звонка взял под козырек".
Элиты, конечно, все могут поправить — надо только договориться и зашифроваться. "Те, кто могут воздействовать на первичные кристаллики негативизма, понимают: сегодня ты, а завтра — я. Сегодня оппозиция наращивает недоверие к власти, завтра власть ответит тем же самым, — рассуждал Зорькин с трибуны в Совфеде. — Сегодня бизнес-сообщество начнет наращивать недоверие к судебным решениям, а завтра — юридическая корпорация [судя по контексту, глава КС имел в виду или судейское сообщество, или всех юристов на службе государства — прим. ред.] к бизнес-сообществу. Это, мы понимаем, сделать более чем легко".
"Ответственность людей, обладающих широкими возможностями влияния — элиты — вот что позволяет жить государствам и социальным институтам, — убежден Зорькин. — Нельзя рубить сук, на котором сидишь, нельзя дискредитировать те институты, которые тебе же самому и нужны".
Последствия для элит, критикующих власть, — ужасны. "Завтра дискредитированные институты перестают работать, перестает работать право, Конституция, — говорил глава КС сенаторам. - А послезавтра ты будешь растерзан возмущенными толпами, [которые] породило твое желание подрывать доверие к тому, что тебе не нравится лично".
Если бы у элиты был "дух служения народу и здравый смысл", то, по мнению Зорькина, кровавых революций бы не было. Со здравым смыслом в его речи все было более или менее понятно: "Не руби сук, на котором сидишь" (если богат, то не ругай сложившиеся порядки — толк. ред.). А вот со служением народу — нет, тема общественных интересов, интересов тех, кто не относится к элитам, совсем в ней не прозвучала.
Беда, по мнению Зорькина, в том, что в обществе пострадали его моральные устои. "Доверие в обществе обеспечивается формальными и неформальными механизмами. Неформальное держится исключительно на институте общей морали, освященной культурой и традицией, — сказал он. — После распада СССР серьезно пострадали неформальные институты, включая массовую мораль. Общество расщепилось на почти независимо существующие и даже конфликтующие слои, страты, с очень разными представлениями о моральном и справедливом".
Примеров разности "представлений о моральном и справедливом" у Зорькина опять-таки не оказалось. Вернее они были, но для человека, сколь-нибудь серьезно знакомого с отечественной историей, выглядят они неубедительно. Глава КС не знает про возмутительную неготовность армии к Первой мировой войне, про распутинщину, про замученный в бесконечных совещаниях крестьянский вопрос, про прямое предательство. "Мы знаем, с чего начиналось все то, что привело к трагедии в феврале 1917 года. Все начиналось с мелочей: солдаты, входя в церковь, перестали креститься, не тушили цигарки, падал авторитет офицеров, накапливался негативизм, который поначалу чреват только внутренним отторжением, — рассказывал с трибуны Зорькин. — А потом это внутреннее отторжение превратилось в крах всех институтов, социальных систем жизни то есть в крах государства".
