Принцип свободной оценки доказательств означает, что никакое доказательство не имеет заранее установленной силы, а суд руководствуется субъективным пониманием достоверности и достаточности совокупности представленных аргументов (ст. 67 ГПК и ст. 71 АПК). Поэтому вопрос о том, стоит или не стоит использовать необычные доказательства, должен решаться с учетом обстоятельств каждого отдельного дела, считает адвокат Антон Лалак. Если это имеет отношение к спору, подтверждает позицию, то оно принесет пользу стороне, говорит управляющий партнер ЮФ Варшавский и партнеры Владислав Варшавский.
Главное, о чем нужно помнить – собранные доказательства должны быть относимыми, допустимыми и достоверными, как того требуют процессуальные кодексы.
Правда, необычные доказательства, как правило, зачастую имеют косвенный характер и от этого менее убедительны, утверждает партнер Вадим Цветков. Он предупреждает, что полностью строить на них позицию может быть опасно: «Государственные суды обычно придерживаются консервативных подходов, и самые убедительные доказательства для них – письменные документы».
Необычные доказательства
Под влиянием технологизации общества подходы судей к оценке доказательств изменились за последние годы. Еще несколько лет назад они с осторожностью относились даже к выпискам из справочных систем СПАРК или Casebook, вспоминает адвокат КА Антон Демченко. А сейчас популярность набрали сведения из социальных сетей. Для легализации таких доказательств лучше использовать нотариальные осмотры сайтов.
Так, в деле № А70-14377/2019 конкурсный управляющий смог доказать фиктивность продажи автомобиля благодаря фото из Facebook и ВКонтакте продавца. Изображения подтверждали, что после сделки владелец машины поменялся лишь формально. Фактически авто продолжил пользоваться продавец.
Как доказательства в судах используются и скриншоты сообщений из мессенджеров. В рамках дела о банкротстве ООО «АлкоГрупп» суд привлек к субсидиарной ответственности фактического руководителя должника. Бенефициара помогла установить в том числе электронная переписка. Общество переписывалось с контрагентами по поводу оплаты поставленной продукции, а фактический руководитель давал указания о переводе денег в пользу фирм-однодневок. Три инстанции решили привлечь его к «субсидиарке» солидарно с остальными контролирующими лицами на сумму почти 649 млн руб. (дело № А40-71354/2017). А в споре № А45-3442/2019 через нотариально заверенную переписку из WhatsApp истец доказал бездействие ответчика.
Особенно ярко виден прогрессивный подход судей к доказательствам в делах о несостоятельности, утверждает Демченко. С ним соглашаются и другие юристы. По словам Лалака, в одном из банкротных разбирательств аффилированность двух лиц удалось доказать благодаря копиям постов из Instagram: «На них было видно, что они давно поддерживают близкие отношения, и эти обстоятельства суд учел». А Цветков с коллегами как-то использовали фотографии из соцсети руководителя должника, чтобы доказать, кто был реальным управленцем компании. В их случае это было косвенным доказательством.
Порой доказательства в переписке могут «подкинуть» сами оппоненты. Адвокат Людмила Лукьянова вспоминает, как представитель кредитора вместе с процессуальной позицией по делу случайно переслала копию другого электронного письма. Там она получала инструкции от юристов должника, как вести себя в процессе и отвечать на доводы оппонента, говорит эксперт: «В копии переписки стоял арбитражный управляющий и бенефициар должника, представители других аффилированных кредиторов». Это письмо помогло Лукьяновой и ее коллегам отбить все недобросовестные требования в том процессе.
– Чтобы вернуть недвижимость из чужого незаконного владения – фотосъемка с дрона.
– Чтобы прекратить дело о взыскании долгов – данные из полиции о недействительности паспорта ответчика (в подтверждение, что нет лица с такими персональными данными).
– Чтобы доказать реальность поставки товара – прокладка-амортизатор для рельсовых скреплений железнодорожного пути.
Источник: Мария Бояринцева, старший юрист
Правда, надо быть готовым к тому, что «виртуальные следы» нередко пытаются «замести». С этим на практике столкнулась Лукьянова. Ей, чтобы доказать аффилированность кредитора и должника, пришлось использовать архивные копии интернет-страниц: «Нам удалось найти там информацию о сотрудничестве между этими компаниями и установить, что ими владеют одни и те же лица». Ко дню подачи заявления в суд эти сведения уже удалили с сайтов. Но, благодаря возможности восстановить архивные копии, получилось подставить под сомнение добросовестность такого кредитора и помешать ввести контролируемую процедуру банкротства, подчеркивает эксперт.
В налоговых спорах тоже большое внимание уделяется «виртуальной» жизни налогоплательщика. Привычная практика для ФНС – собирать сведения об IP-адресах компании и подконтрольных ей лиц. Более нетипична ситуация, когда когда «скрины» переписок помогают налогоплательщикам. Особенно в спорах о необоснованной налоговой выгоде, когда надо доказать налоговикам реальность хозяйственных операций, объясняет юрист Евгения Заинчуковская. Такие цифровые аргументы сработали в спорах № А55-4213/2020, № A55-32695/2019 и № А03-8704/2019.
Да и в трудовых спорах «всемирная сеть» выручает – когда работодателей, а когда и самих сотрудников. В практике Лукьяновой Instagram-аккаунт работника доказал, что его «пропуск по болезни» оказался поездкой на свадьбу родственников.
Из-за популярности интернет-доказательств возникла уже новая проблема. По словам Варшавского, дошло до того, что многие участники процесса рассуждают так: если нет никаких других аргументов, то надо предоставлять переписку из соцсетей и мессенджеров.
Порой стороны подтверждают свою позицию и более оригинальными способами. Демченко пришлось несколько месяцев изучать материалы партийных заседаний с участием советских писателей, чтобы установить, как литераторы получали права на дачные участки. Коллеги партнера Александра Латыева однажды участвовали в деле по качеству автокрана на грузовом шасси и носили на процесс его модель в масштабе 1:32.
В похожей ситуации оказалась и партнер АБ Екатерина Смирнова. Ей удалось успешно обжаловать требования, которые заказчик установил к тендеру на строительство «под ключ» детского сада. Одним из них значился конкретный вид болтов для сборки и крепления школьных парт. Смирнова доказала, что требуемые детали предназначены для крепления железнодорожных шпал, принеся тот самый болт прямо на заседание в большой сумочке. «После этого пятеро матерых строителей, которые выступали на стороне заказчика, начали поглядывать на меня с уважением», – говорит юрист.
Каким доказательствам нужна помощь законодателя
Сейчас не хватает регулирования порядка получения и предоставлении электронных доказательств, говорит Лалак, особенно в случаях, когда их нельзя заверить электронной подписью. По его словам, суды только после принятия постановления Пленума Верховного суда РФ № 10 от 23 апреля 2019 года стали безбоязненно брать незаверенные «скриншоты» переписки, а также интернет-сайтов. А Лукьянова добавляет, что Верховный суд мог бы обобщить практику по этой теме. Пока не все суды охотно рассматривают доказательства, полученные из таких источников – они устанавливают слишком высокие и неоправданные стандарты для приобщения, констатирует адвокат.
Но не все согласны, что это нужно.
Необходимости как-то специально регулировать вопросы предоставления тех или иных доказательств нет. Проблема во многом надуманна. Процессуальное законодательство позволяет это сделать и сейчас. Новые правила могут только запутать и усложнить саму процедуру предоставления доказательств в суд.
Если ограничить стороны использовать самые необычные доказательства, то это навредит реализации права на судебную защиту, предостерегает Цветков. Да и перечислить исчерпывающим образом в законе все средства доказывания и порядок их представления невозможно, говорит Заинчуковская: «Велика вероятность, что это будет нарушать баланс интересов сторон». Проще пойти от обратного и точечно указать в законе ограничения в этой теме, руководствуясь принципом «разрешено все, что прямо не запрещено», резюмирует она.