Начало пути
Женщины начали отстаивать свое право на адвокатскую деятельность в 1870-х годах, хотя выступали ходатаями по чужим делам гораздо раньше. Дореформенное законодательство не предусматривало ограничений для женщин на ведение судебных дел. В отдаленных местностях России некоторые из них, по свидетельству правоведа Владимира Спасовича, имели богатую юридическую практику. Судебная реформа, утвержденная в 1864 году, не меняла этого положения, и поначалу женщины продолжали вести судебные дела, а суды не мешали им в этом. Безусловно, это были единичные случаи, и в отсутствие государственного контроля за деятельностью ходатаев они оставались почти незамеченными. Но в 1874 году был введен институт частных поверенных. Претендентов обязали сдавать экзамены и получать свидетельства на право хождения по делам. Тогда и выяснилось, что число женщин, желающих стать частными поверенными, достаточно велико. Это запустило механизм реакции.
В 1875 году министр юстиции Константин Пален запретил судам выдавать женщинам соответствующие свидетельства. В своем циркуляре он ссылался на высочайшее повеление от 14 января 1871 года, согласно которому лица женского пола были устранены от всяких постоянных занятий при правительственных и общественных учреждениях. Циркуляр подвергли резкой критике в печати. Палена обвиняли в неправильном толковании высочайшего повеления, которое на самом деле запрещало прием женщин на должности в правительственных учреждениях, «где места предназначаются по назначению от начальства и по выборам», и к поверенным это отношения не имело. Не согласился с министром юстиции и Правительствующий сенат. Там госпожа Козьмина, частный поверенный в Нижегородском окружном суде, обжаловала отказ допустить ее к экзамену на это звание при Московской судебной палате. Сенат признал, что циркуляр не соответствует высочайшему повелению, и принял решение в пользу Козьминой.
Но спустя несколько недель министр все же одержал победу. После особого доклада Палена императору вышло еще одно высочайшее повеление, разъясняющее, что требование не принимать женщин в правительственные учреждения на определенные должности распространяется и на получение звания частного поверенного. Со временем это толкование было внесено в законодательство в виде ст. 406¹⁹ Учреждения судебных установлений. При этом осталось неясным, могут ли женщины выступать защитниками по уголовным делам, а также в мировых судах, где на общих основаниях они могли вести по три дела в год. Благодаря этому умолчанию женщинам иногда удавалось работать, но прецеденты носили случайный характер, а вышестоящие инстанции нередко применяли взыскания к лицам, допустившим женщин в суд.
Попытки урегулировать эти отношения были безуспешны. Например, в 1897 году комиссия для пересмотра законоположений по судебной части рассматривала вопрос о предоставлении женщинам права быть частными поверенными, но он был закрыт из-за отсутствия у них права на получение высшего юридического образования. В 1905 году к обсуждению проблемы вернулись из-за открытия юридического факультета при высших женских курсах, но дальше разговоров дело не пошло. Время от времени женщины пытались отстаивать свое право на адвокатскую деятельность через судебные инстанции, но проигрывали.
В 1908 году встал вопрос о женщинах в присяжной адвокатуре. Три выпускницы университета Гиршман, Бубнова и Подгурская подали прошение о зачислении их помощниками присяжных поверенных. Сначала их ходатайство было удовлетворено, так как закон не содержал прямого запрета по аналогии со статьей 406¹⁹ Учреждения судебных установлений. Но Московская судебная палата отменила определение совета присяжных поверенных, отметив в своем решении, что деятельность частных и присяжных поверенных однородна, а потому законодатель не мог, по сути, запрещать одно и разрешать другое. Юридическое сообщество было недовольно расширительным толкованием закона, но доступ женщинам был закрыт и в присяжную адвокатуру.
Такое положение сохранялось до конца 1909 года, когда из-за громкого скандала проблему попытались решить законодательным путем.
Разрешить нельзя запретить
Екатерина Флейшиц
В ноябре 1909 года в Санкт-Петербургском окружном суде произошел инцидент, который современники назвали небывалым в истории юстиции. Слушалось дело по обвинению нескольких человек в краже. Интересы одного из подсудимых представляла Екатерина Флейшиц, недавно принятая в ряды петербургской адвокатуры в качестве помощника присяжного поверенного.
Председательствующий судья поинтересовался мнением прокурора о возможности допустить Флейшиц в качестве защитника. Товарищ (помощник) прокурора Ненарокомов в своем заключении возражал, обосновывая тем, что действующее законодательство не предоставляет женщине такого права. Защитница парировала, что и не запрещает. Суд, посовещавшись, все же допустил Флейшиц к защите. Тогда Ненарокомов заявил, что судом вынесено незаконное постановление и потому он не считает возможным оставаться в зале суда. Заседание было отложено, а юридическое сообщество, обсудив пределы прокурорских полномочий, вернулось к дискуссии о женских правах.
«Закон не разрешает женщине быть защитником». — «Но и не запрещает!»
Громкий скандал заставил министра юстиции обратиться в Правительствующий сенат с запросом: вправе ли женщины выступать в суде. Сенат решил, что отсутствие в законе прямого запрета не дает достаточных оснований для положительного ответа. Принцип «Что не запрещено под страхом наказания, то разрешено», на который ссылалась Флейшиц в свою защиту, по мнению сената, применялся только в уголовном праве. В данном же случае действовала норма закона, согласно которой женщины могли выступать лишь в качестве поверенных своих мужей, отцов и братьев, и тем самым было ограничено их право выступления по другим делам. Правительствующий сенат отменил постановление Санкт-Петербургского окружного суда о допущении госпожи Флейшиц к защите и отметил, что вопрос о женщинах-адвокатах может быть разрешен только в законодательном порядке.
Вскоре в Государственную думу был внесен проект закона «О допущении женщин в число присяжных и частных поверенных», который должен был снять законодательные, правоприменительные и общественные противоречия. Но они только обострились.
«Женщина не человек»
Первое обсуждение законопроекта в Думе состоялось в мае 1912 года и сразу стало одним из самых скандальных. Отчеты о заседаниях напоминали сводки с полей сражений, только в стенах Думы шла борьба традиционного взгляда на женскую природу и прогрессивных представлений.
Консервативные депутаты заявляли, что занятие адвокатской деятельностью несовместимо с предназначением женщины «рожать и воспитывать граждан Российской империи». Оппоненты обвиняли их в идейном кругозоре XVII века и напоминали, что то же самое не так давно говорили о женщинах-врачах, но уже несколько лет они успешно лечат людей.
Противники законопроекта сомневались, что русский народ способен доверить решение своих дел женщине. Сторонники приводили в пример крестьян из Нижегородской губернии, которые жаловались на то, что госпожа Окунева, окончившая Санкт-Петербургский университет и помогавшая им составлять прошения и жалобы, не может представлять их интересы в суде.
Адепты позитивного права утверждали, что действующие нормы закона, ограничивающие правоспособность женщин, вступят в конфликт с нововведением. Сторонники естественно-правовой концепции предлагали устранить противоречия путем законотворческой деятельности.
Компромисс был недостижим, и обсуждение из думского зала переходило на страницы печати, где ломали копья уже публицисты. Заручившись поддержкой философов и писателей всех столетий, противоборствующие стороны пытались понять, чем грозят обществу эмансипированные женщины вообще и «адвокатши» в частности. По мнению одних, нужно было готовиться к разрушению семьи, противоестественной конкуренции женщин с мужчинами и падению нравственности. По мнению других, семья и так уже была разрушена по вине измельчавших мужчин, конкуренция должна была показать сильнейших, а юристки могли защитить нравственные основы общества лучше других. Аргументов с обеих сторон было много, но по свидетельству газет, суть спора сводилась к бесконечному жонглированию поговоркой «Курица не птица, женщина не человек».
«Чем грозят обществу эмансипированные женщины вообще и «адвокатши» в частности? Нужно готовиться к разрушению семьи, противоестественной конкуренции женщин с мужчинами и падению нравственности».
Не обошлось и без провокаций. Например, правый депутат Владимир Пуришкевич, выступая в Думе против законопроекта и цитируя Сенеку, назвал женщину «грубым животным». Либерально настроенная пресса не замедлила с ответом. В стихотворении «Влюбленный Пуришкевич» фельетонист, дав волю фантазии, разыграл сценку, в которой скандальный депутат влюбился в красавицу и назначил ей свидание в парке, но та оказалась юристкой, припомнила ему все думские высказывания в тандеме с Сенекой и ушла от несчастного влюбленного с гордо поднятой головой. Сторонники законопроекта давали понять, что женщины еще покажут себя на юридическом поприще и смогут дать отпор самым отъявленным хулиганам, даже если эти хулиганы сидят в Таврическом дворце.
Несмотря на скандалы, Госдума приняла законопроект.
«Нельзя высокое дело правосудия подчинять требованиям феминизма»
В январе 1913 года законопроект был рассмотрен Государственным советом и отклонен большинством голосов. Считалось, что такое решение — заслуга министра юстиции Щегловитова, который в своем выступлении резко критиковал нововведение.
Обобщив все аргументы противников законопроекта, Щегловитов выделил две группы претензий. Во-первых, по мнению министра юстиции, законопроект был недоработан и потому вступал в коллизии с действующим законодательством. Например, возможность женщин заниматься адвокатской деятельностью ставила новый вопрос о возможности работы судьей, так как присяжный поверенный после 10-летней практики приобретал право быть членом окружного суда. Но российское общество не готово было видеть женщин на судейских должностях и действующее законодательство этого не предусматривало. Во-вторых, министр опасался, что женщины могут войти и в состав советов присяжных поверенных.
Российское общество не готово было видеть женщин на судейских должностях, и действующее законодательство
этого не предусматривало.
Еще одну правовую коллизию Щегловитов усмотрел в самом факте участия женщины в судебном заседании, где могут рассматриваться вопросы, оскорбляющие женскую стыдливость. Закон предоставлял судьям право удалять из зала лиц женского пола при оглашении подобных обстоятельств, и было непонятно, что теперь делать с этими требованиями.
Адвокат С. Нечаева. В качестве частного поверенного выиграла дело в гражданском отделении мирового съезда. «Искры». 1911. № 49
Кроме того, министр настаивал, чтобы в случае принятия закона женщины получали разрешение от мужей на адвокатскую деятельность по аналогии с педагогами женского пола.
Вторая группа претензий касалась сути проекта. Щегловитов утверждал, что адвокатура непосильна для женщин, а сами адвокатессы противоречат народному правосознанию и вредят интересам правосудия. Суд должен быть «неприступен для бушующих страстей», а «высокое дело правосудия нельзя подчинять требованиям феминизма», заявлял он, видя в женщине помеху для объективного рассмотрения дел.
В подтверждение своих тезисов Щегловитов ссылался на мнение Кони, Плевако, Таганцева и других авторитетных юристов, которые якобы выступали против женской адвокатуры. Он цитировал Кодекс Юстиниана, где адвокатура относилась к чисто мужским занятиям, и современных зарубежных коллег, уже успевших столкнуться с последствиями эмансипации. «Господь да оградит Россию от адвокатесс. Слабость, проявленная в этом отношении Францией, дала самые жалкие результаты», — зачитывал Щегловитов письмо члена Парижского апелляционного суда.
По мнению министра, в законопроекте вообще не было необходимости. Были «сто лиц женского пола, преимущественно нехристианского вероисповедания», которые получили дипломы юридических факультетов и потому нуждались в трудоустройстве. И ради этих ста женщин не стоило рушить государственные основы.
«Построенный на неправильной основной мысли, отвергаемый мною законопроект предает забвению одну из главных задач ХХ столетия. Задача эта состоит в том, чтобы удерживать женщину в наиболее свойственной ей деятельности — у домашнего очага и в семье, а отнюдь не в том, чтобы отвлекать ее от этого святого дела, притом таким занятием, которое противоречит высоким и вечным требованиям правосудия, не допускающим ни жертв, ни уступок», — завершил свое выступление министр юстиции.
«Задача эта состоит в том, чтобы удерживать женщину в наиболее свойственной ей деятельности — у домашнего очага и в семье, а отнюдь не в том, чтобы отвлекать ее от этого святого дела».
Щегловитову пытались возражать. Например, Анатолий Кони говорил, что он и его коллеги выступали против женщин в адвокатуре в конце прошлого века, когда еще не был решен вопрос о высшем юридическом образовании для женщин и целью было не допустить необразованных защитников в стены суда. Газеты подшучивали над министром, испугавшимся, что сотня адвокатесс подорвет основы государственности. Политические противники припоминали Щегловитову его высказывания до министерского поста, когда он был убежден, что женщинам нужно предоставить широкий доступ к занятиям юриспруденцией.
Но все контраргументы не возымели действия, и все осталось по-прежнему.
На фронт можно, в адвокатуру нельзя
Противоречия нарастали. Правовед Михаил Гернет, преподававший в университете и на высших женских юридических курсах, отмечал, что женщины прекрасно учились и сдавали экзамены, не уступая в знаниях мужчинам, но практиковать могли не всегда. Женщины уже писали книги на юридические темы, успешно работали в судах по делам несовершеннолетних и в консультациях городского союза; некоторые были избраны председательницами особых юридических комиссий по выработке законопроектов, касающихся материнства и детства. Женщины состояли в летучих отрядах по оказанию юридической помощи населению на фронте во время Первой мировой войны. В январе 1917 года в Петрограде была открыта юридическая консультация, заведовали которой только женщины. Но доступ в адвокатуру для них по-прежнему был закрыт только по причине половой принадлежности.
Как и прежде, были случайные исключения из правил, но высшие инстанции привлекали к ответственности и советы присяжных поверенных, принявших женщин в свои ряды, и судей, допустивших женщин к участию в судебных заседаниях в качестве защитников.
Постоянно проигрывая в этой битве, женщины продолжали бороться за право заниматься адвокатской деятельностью наравне с мужчинами. А ведущие юристы обосновывали необходимость в России адвокатесс не столько их личными интересами, сколько интересами общества, нуждающегося в расширении правовой помощи. Но, несмотря на неоднократные попытки вернуться к обсуждению законопроекта, в царской России сделать это не удалось.
Первые шаги навстречу гендерному равенству в адвокатуре были сделаны Временным правительством. 1 июня 1917 года было принято постановление «О допущении женщин к ведению чужих дел в судебных установлениях». А советская власть окончательно решила этот вопрос в одном из самых первых документов — Декрете о суде, допустив в качестве обвинителей и защитников в судах «всех неопороченных граждан обоего пола».
Новый строй открыл женщинам дорогу во все профессиональные сферы. Пресса с гордостью писала о женщинах-судьях, прокурорах и адвокатах, не забывая о первопроходцах в юридической профессии. Одним из главных героев на страницах газет была Екатерина Флейшиц, которую традиционно называли первой российской женщиной-адвокатом и которая стала видным советским цивилистом. Но были и тысячи других женщин, которые выбрали нелегкую профессию и с честью исполняли свой долг. Сейчас сложно представить, что когда-то им в этом отказывали на одном основании: они были не мужчинами.
Автор: Ольга Арсентьева.