Европейский суд по правам человека вынес решение по жалобе девушки-социолога, которая ради науки примкнула к 40 нацболам, захватившим администрацию президента. В мирное выражение политической позиции, какой студентка видела акцию, судьи не поверили, равно как и юристам со стороны России, доказывавшим, что год досудебного заключения – это нормально.
Москвичка Евгения Тараненко 14 декабря 2004 года (ей тогда было 23 года) вместе с группой примерно из 40 членов Национал-большевистской партии (ныне запрещена) отправилась в администрацию президента. Нежданные посетители прорвались в здание и заперлись в офисе на первом этаже. Они требовали встречи с президентом, помощником президента (на тот момент) Владиславом Сурковым и советником президента по экономическим вопросам (опять же, на тот момент) Андреем Илларионовым. Ни президент, ни его советники так и не объявились, зато через полтора часа приехала полиция и арестовала всю группу. Сопротивления при аресте участники акции не оказывали, но в ожидании полиции махали в окно флагами с надписью "Путин, уходи!" и разбрасывали листовки, в которых указывались десять пунктов на тему того, как президент, по мнению нацболов, нарушил Конституцию.
По версии следствия дело было так. Около 12.30 группа членов Национал-большевистской партии ворвалась в здание, оттолкнув стоявших на входе охранников, и забаррикадировалась в одном из кабинетов первого этажа, подперев дверь тяжелым сейфом. Помимо того, что оккупанты махали флагами и призывали президента уйти в отставку, они поломали мебель в кабинете, испортили стены и потолок. Арестованные в свою очередь утверждали, что никакого урона собственности не причиняли: все эти разрушения на совести полиции.
Тараненко, по ее словам, вообще имела ко всему случившемуся лишь посредственное отношение. Она не состояла в партии и примкнула к протестующим исключительно в научных целях. Заявительница сообщила, что пишет диссертацию по социологии на тему деятельности радикальных политических движений в современной России. Члены партии предупредили ее о готовящейся акции, и Тараненко решила присоединиться, чтобы собрать ценную информацию для исследовательской работы. Она не принимала участия в оккупации офиса, а просто смотрела, записывала и делала фотографии. Тем не менее ее арестовали вместе с остальными участниками протеста. 16 декабря Хамовнический районный суд г. Москвы вынес решение о ее предварительном заключении, аргументируя его тяжестью преступления, в котором заявительница подозревалась, и вероятностью ее бегства от правоохранителей. Спустя неделю Тараненко предъявили обвинения: попытка насильственного свержения конституционного строя и намеренное причинение ущерба собственности.
Срок предварительного заключения девушки несколько раз продлевался, обжалования решений о дальнейшем аресте не дали результатов. В феврале 2005 года Замоскворецкий районный суд г. Москвы утвердил замену обвинений на "участие в массовых беспорядках". 8 декабря Тверской районный суд г. Москвы признал заявительницу виновной во вмененном ей правонарушении. Приняв во внимание положительные характеристики Тараненко и то, что нарушители добровольно возместили материальный ущерб администрации президента в размере 74 707 руб., суд приговорил ее к трем годам лишения свободы, однако заменил тюремное заключение условным сроком. Сразу после приговора Тараненко выпустили. Она подала апелляцию, указывая на то, что ее задержали за участие в мирной демонстрации людей, высказывающих свое мнение по важным политическим вопросам, но Мосгорсуд поддержал прежнее решение.
В жалобе, направленной Страсбургскому суду, Евгения утверждала, что власти нарушили ст. 10 Европейской конвенции, гарантирующую свободу слова и мнения, а также ст. 11, защищающую право каждого на мирную демонстрацию. Именно мирным выражением мнения по важным политическим вопросам Тараненко считала проведенную акцию. Она объяснила, что нацболы посчитали петицию, адресованную советнику президента, более эффективным способом выражения политической позиции, чем марш или демонстрация. Заявительница полагала, что ст. 10 Конвенции защищает не только содержание выраженного мнения, но и форму его выражения.
Юристы со стороны правительства, однако, были иного мнения. Насильственное вторжение в администрацию президента нельзя было считать мирной демонстрацией политических взглядов, писали они. Судили же заявителя не за взгляды, а именно за незаконную форму их проявления – за участие в массовых беспорядках, поэтому нарушения со стороны государства быть не может. Власти сфокусировались на противозаконной деятельности Национал-большевистской партии, а не спорили с идеями протестующих при помощи суда и последовавшего наказания. Юристы от РФ также обратили внимание на то, что, независимо от того, состояла Тараненко в партии или нет и с какой целью она примкнула к протестующим, ее участие в массовых беспорядках доказано.
Автор жалобы также была уверена, что ее содержание во время следствия и судебного процесса в следственном изоляторе ИЗ-77/6 ("Шестерка") нарушало ст. 3 Конвенции, запрещающую пытки и бесчеловечное обращение. Тараненко рассказывала, что камеры в СИЗО были переполнены, а медицинская помощь заключенным не оказывалась, хотя сама она страдала от нескольких хронических заболеваний. Сторона РФ же просто предоставила регистрационные списки, доказывавшие, что количество мест и размер свободного пространства находились в полной гармонии с числом заключенных. Власти также утверждали, что медицинская помощь, питание и санитария поддерживались на достойном уровне.
В своем аресте и содержании под стражей без достаточных, по мнению Тараненко, причин, заявительница усматривала нарушение ст. 5 Конвенции. Она также указывала, приняв во внимание неоднократные продления заключения, на нарушения права на своевременное судебное разбирательство. Власти в данном пункте никаких нарушений не видели, поскольку пребывание арестованной в СИЗО, по их мнению, было законным и аргументированным, так же как заключение остальных участников акции, чьи дела разбирались параллельно со случаем Тараненко и требовали немалого времени.
Жалоба заявительницы об условиях содержания в СИЗО оказалась плохо детализирована, поэтому ЕСПЧ рассматривать ее не стал. Суд также отклонил предположение о незаконности ареста и заключения под стражу, поскольку никаких доказательств нарушения властями закона в данном пункте не усмотрел. Впрочем, страсбургские судьи согласились, что предварительное заключение, составившее около года, было излишне длительным. Власти не подкрепили разумными аргументами подозрение о том, что заявитель может скрыться или иным способом препятствовать осуществлению правосудия. По мнению ЕСПЧ, если бы правоохранители внимательнее отнеслись к случаю Тараненко, они могли бы заменить заключение в следственном изоляторе более мягкой мерой. Таким образом, была нарушена ст. 5 Конвенции.
Способ изъявления мнения, выбранный демонстрантами, нельзя счесть законным, соглашался суд с правительством. Свобода слова не оправдывает незаконное вторжение в здание, нарушение режима работы его сотрудников и стресс, который у них могла вызвать оккупация офиса. Однако физического вреда в ходе акции никому не причинили, а материальный ущерб был возмещен. В такой ситуации наказание следует счесть чрезмерным и признать, что государство нарушило ст. 10 Конвенции. Возмещения судебных издержек заявитель не просила, но требовала 30 000 евро в качестве компенсации нематериального ущерба. ЕСПЧ выписал меньше половины – 12 500 евро.
