"Право.Ru" продолжает рассказывать о судьях с неординарной судьбой. Очередная история — об Иване Петухове, которому, пришлось столкнуться с тем, что его коллега по высшей судебной инстанции сделал категоричное "обвинительное" заключение по делу, где убедительных доказательств вины вообще не было. Он вспоминает, как случай помог ему выбрать профессию юриста, как выругал следователя во время войны и как сохранил пост в ВС, благодаря тому, что был "табуреткой".
Иван Петухов, инвалид войны, проработавший на судейском посту в Верховном суде России до 70 лет и вышедший в отставку в декабре 1993 года, стал весьма известен после того, как популярная "Литературная газета" в декабре 1969 года опубликовала судебный очерк "Признание" Ольги Чайковской, посвященный делу Александра Кабанова и Алика Бурова, которым Мосгорсуд дал по 10 лет за изнасилование и убийство 14-летней Марины Костоправкиной. "Приговор по делу Бурова и Кабанова был рожден в особой атмосфере, где царило "признание", в зеркальном мире, где все шло навыворот, и вне этого мира был нежизнеспособен, а потому отменен Верховным судом РСФСР, — писала Чайковская. — И вот мы с вами снова в зале судебного заседания. Те же ребята за барьером, те же свидетели проходят чередой… Только судьи уже не те. [Председательствующий] Петухов с виду строг и сух. Держится безукоризненно прямо. Он не терпит, это сразу видно, ни возбуждения, ни повышенных тонов, ни даже просто излишне громкого голоса. Процесс идет на удивление тихо… Шло скрупулезное расследование, напоминавшее внешне чем-то даже бухгалтерскую ревизию, бесстрастную и въедливую…"
Чайковская, сравнив судебное расследование, которое вел Петухов, с бухгалтерской ревизией, попала в точку. До избрания в Верховный суд России он работал ревизором Управления Минюста по Московской области, а затем — на этой же должности в Минюсте РСФСР. Когда его приглашали в союзное министерство, он сказал заместителю министра Григорию Анашкину, курировавшему кадровую работу, что хотел бы все-таки работать судьей. "Какие твои годы, — отклонил его просьбу Анашкин, — еще успеешь побывать судьей, может быть, даже Верховного суда". О том, что это произойдет уже через несколько лет, замминистра просто не предполагал.
"Плохо, молодой человек, знаете сталинскую Конституцию"
А выбрал профессию юриста Петухов из окна трамвая. В 1942 году он поступил в Московский библиотечный институт и на курсе оказался единственным парнем. Ему постоянно казалось, что девушки смотрят на него косо — идет война, отцы, братья и друзья многих из них были мобилизованы в армию, наверное, кому-то уже пришла похоронка. Правда, Петухова, хотя ему не исполнилось 18-и лет, уже вызывали на сборный пункт, но вместо фронта отправили к окулисту, который установил у него прогрессирующую близорукость. Вместе с рецептом на очки он получил "белый" билет. Но не будешь же каждой однокурснице его демонстрировать, и в конце концов Петухов забрал документы из института, а когда ехал на трамвае по улице Герцена (ныне Большая Никитская), его внимание привлекла вывеска "Московский юридический институт".
"Я вышел на остановке, — рассказывал Петухов "Право.Ru" — и зашел в здание". Оказалось, вуз уже эвакуировали, а под его крышей находилась Московская юридическая школа. Завуч, Мария Слиозберг, с порога усадила Петухова писать диктант (крупный недобор поставил учебное заведение под угрозу закрытия, и преподавательский состав хватался за каждого потенциального абитуриента). А на другой день Петухов сдавал Слиозберг экзамен по Конституции СССР. "Плохо, молодой человек, знаете сталинскую Конституцию", — вспомнил ее слова Петухов, однако удовлетворительную оценку ему все же поставили. Затем профессор Всеволод Дурдыневский проэкзаменовал Петухова по истории и его приняли в школу.
"После хирурга мною занялся военный следователь"
Однако учебу в юридической школе за полгода до ее окончания прервал призыв в армию — после медицинского освидетельствования Петухова признали "годным к строевой службе в очках". Ему повезло — поскольку Москва в тот момент не была уже прифронтовым городом, то столичные призывники проходили краткосрочную военную подготовку, и только потом отправлялись в войска.
На Ленинградский фронт Петухов попал в сентябре 1943 года — в отдельный истребительный противотанковый дивизион, принимал участие в январе 1944 года в освобождении Гатчины (Красногвардейск) и Луги. А спустя три месяца был ранен: когда он направлялся с донесением в штаб, немецкий высотный самолет-разведчик, которого за двойной фюзеляж называли "рамой", неожиданно снизился и сбросил на дорогу несколько небольших бомб. С осколочной раной ноги Петухов добрался до ближайшей части, после перевязки доставил пакет и только потом его отправили в медсанбат. Там он сразу попал на операционный стол: у него началась газовая гангрена.
"После хирурга мною занялся следователь в звании младшего лейтенанта,— вспоминал Петухов. — Он подозревал меня в самостреле с целью уклониться от военной службы". Я от возмущения послал его куда подальше, поскольку рана у меня была осколочная. Наверное, медики сказали ему тоже самое, поэтому он больше меня не беспокоил".
Петухова оперировали еще два раза, а затем эвакуировали в глубокий тыл – поселок Просницу Кировской области.
"Предшественника за слабость к алкоголю отстранили от работы судьей, невзирая на то, что он был почетным чекистом"
Долечивался Петухов уже в Москве, а заодно заочно доучился в юридической школе (в 1953 году он закончит ВЮЗИ). Практику проходил в суде и прокуратуре. а весной 1945-го его распределили в распоряжение Управления Минюста РСФСР по Московской области. Начальник управления, Зинаида Проволамская и руководитель отдела кадров Петр Троицкий предоставили начинающему юристу на выбор несколько районов, где были вакантные должности.
Петухов остановился на Истринском, прошел стажировку на 5-м судебном участке Мытищинского района под руководством судьи Анны Чердынцевой, а затем решением райисполкома ему предоставили право в качестве заместителя судьи самостоятельно рассматривать дела. В начале же 1946 года 22-летний Петухов стал народным судьей 2-го судебного участка Истринского района. Его территория стояла в руинах, суд располагался в селе Лучинское в чудом уцелевшей избе.
В начале сентября того же года Петухов ушел в отпуск, а когда вернулся, то узнал, что в суде была ревизия из областного управления Минюста. "Естественно, меня вызывают на подведение итогов проверки. Ревизор, кажется, ее фамилия Игнатьева, хвалит меня. И говорит, мол, у него жилья нет, мотается каждый день из Москвы туда-сюда, по существу на одной ноге [последствия ранения сильно сказывались], — вспоминал Петухов. В результате ему предложили работу, хотя и не в Москве, но все же поближе – судьей 5-го судебного участка в Жуковском.
Но участок этот, по словам Петухова, в судебном отношении был страшно запущен. "Моего предшественника за слабость к алкоголю отстранили от работы судьей, невзирая на то, что он был почетным чекистом. Огромные поступления – 200 дел каждый месяц. Дела, правда, были разной степени сложности. Наиболее сложными, запутанными считались дачные дела. Но много было разной ерунды, вроде штрафов за безбилетный проезд на транспорте", — рассказывал он.
После года работы судьей Петухова приняли в КПСС, а затем перевели в областное управление Минюста ревизором. И в качестве нагрузки поручили обобщение судебной практики в судах Подмосковья. Несмотря на нелицеприятные разборы практики на совещаниях судей области, вчерашние коллеги, по словам Петухова, на него не обижались, "а однажды люберецкие даже пригласили в кафе". Однако он с благодарностью отказался.
"А меня, как молодого судью, оставили в должности"
В 1957 году проходили выборы в ВС РСФСР. "Тогда Верховный суд республики называли "кладбищем слонов", — рассказывал Петухов. — Шли туда люди с больших и очень больших должностей. И на зарплату, которая ревизорам и судьям нижестоящих судов не снилась. Возглавлял ВС РСФСР тогда Степан Битюков. Но в ЦК КПСС решили, что он должен уйти, за ним водились кое-какие слабости, о чем мне, скромному ревизору, знать не полагалось.
Петухов считает, что инициатива выдвижения его кандидатуры в члены ВС исходила от отдела административных органов ЦК, где его знали как секретаря парторганизации министерства. "Мой министр Анатолий Рубичев препятствовать не стал, но предстояло еще пройти две инстанции — Минюст СССР и Президиум Верховного Совета", — говорил он, а прием у председателя Президиума Верховного Совета Михаила Тарасова. Разговор получился нелегкий, ведь он ни одного дня не работал не только в областном, но даже и в районном или городском суде. В конце беседы Тарасов спросил, внимательно глядя на Петухова: "Ну, что будем делать?" "Буду стараться", — по-солдатски ответил он.
В первые же годы работы в высшем судебном органе России Петухов испытал на себе мощную зависимость судебной власти от партийных органов, которая не всегда бросалось ему в глаза в масштабе судебных участков.
В Дагестане осудили за "злоупотребление служебным положением" заместителя директора средней школы, который "открыто демонстрировал неприязненное отношения к молодому специалисту, русскому по национальности". На приговор пришла жалоба. Кассационная коллегия, в которую входил тогда Петухов, изучила дело, и пришла к выводу, что состав преступления отсутствовал. "Мы прекратили дело, которое, скорее, имело политический подтекст: республиканские партийные органы решили продемонстрировать перед вышестоящими инстанциями, что они неусыпно крепят дружбу между народами СССР", — рассказывал Петухов.
Но председатель Верховного суда Дагестана и прокурор республики обратились с жалобой в Центральный комитет КПСС, а затем председателя судебного состава Гаврилова, докладчика по кассационным делам Габибова и Петухова вызвали в ЦК "на ковер". "В результате – Гаврилова долой из судей, Габибова – долой, хорошо еще, что оставили его в ВС заместителем начальника отдела жалоб. Меня, как молодого судью, бывшего в этом деле, как тогда у нас выражались, "табуреткой", оставили", — вспоминал Петухов.
"Все правильно, надо расстреливать"
Были на рассмотрении у Петухова и дела, связанные с "расстрельными" статьями, а одно из них запомнилось ему весома впечатляющим диалогом.
- Все правильно, надо расстреливать, — резюмировал судья-докладчик, однако председатель Верховного суда РСФСР Вячеслав Лебедев принял другое решение:
- Надо посмотреть еще.
"Дали дело мне, — вспоминал Петухов. — Но прежде я спросил коллегу, ведь, как говорят, одна голова хорошо, а две лучше: "Владимир Федорович [судя по всему, имеется в виду ныне покойный Владимир Езин — прим. ред.], ты читал это дело, все эти несколько томов, как с доказательствами – он или не он?" По словам Петухова, тот уверенно ответил, что "доказательств больше, чем нужно". Но когда Петухов стал сам изучать дело, то "пришел в ужас". "Убедительных доказательств вины обвиняемого в деле просто нет. С этим я и вышел на президиум, который поддержал меня и отменил приговор", — рассказал он (фамилию подсудимого называть не стал).
"В деле имелись только признательные показания осужденных, от которых они впоследствии отказались"
Про дело Бурова и Кабанова, которое уже было упомянуто выше, Петухов говорит, что запомнил его до мельчайших подробностей. Сначала Коллегия Мособлсуда вернула его прокуратуре на доследование, но следователь, в качестве работы которого усомнилась коллегия, вместо доследования занялся интригами против облсуда и адвокатов обвиняемых. Кончилось тем, что областной суд вообще отказался принять это дело к рассмотрению, и его передали в Мосгорсуд, который вынес обвинительный приговор.
"С доказательствами было плохо. В деле имелось только признание Бурова и Кабанова, от которого они впоследствии отказались, — рассказывал Петухов. — И Верховный суд принял дело к своему производству. Дали мне рассматривать. Дело сложнейшее было. Мы оправдали обвиняемых, а в то время, знаете, оправдать было, ох, как нелегко…"
