ПРАВО.ru
Репортаж
17 сентября 2014, 18:57

"Пирамида в хорошем смысле слова"

"Пирамида в хорошем смысле слова"
Фото с сайта www.vedomosti.ru

Свидетель по делу "Оборонсервиса" рассказал, что решения об отчуждении имущества подведомственных Минобороны предприятий принимались единолично бывшим министром Анатолием Сердюковым. Другой свидетель предположил, что разница на сотни миллионов в документах об оценке вызвана ошибкой – могли снова оценить уже проданное здание. Адвокат возмущался, а судья решила не делать замечаний некорректно ведущим себя участникам процесса. 

– Молодой человек, вы задерживаете прокурора! – выгонял из зала перед началом заседания замешкавшегося телеоператора судебный пристав, пока прокурор Юрий Хализов ждал момента, чтобы пройти к своему обычному месту за столом. Вчера, 16 сентября, в Пресненском суде продолжился допрос свидетелей по делу о хищениях в Минобороны. По версии следствия, в результате махинаций с активами ведомство потерпело ущерб на 3 млрд руб.

Первым был допрошен Дмитрий Мальцев. С лета 2007 года он занимал должность заместителя начальника Управления по координации осуществления прав собственности имущества организаций Минобороны, а впоследствии стал замначальника отдела по деятельности акционерных обществ в Департаменте имущественных отношений министерства. После увольнения с госслужбы в феврале 2010 года Мальцев был назначен заместителем гендиректора ОАО "Оборонсервис", и работать его туда, как сказал свидетель, пригласил тогдашний гендиректор компании Сергей Хурсевич.

Единоличное принятие решений как общий подход

Вопросы прокурора Андрея Обухова сразу вызвали у свидетеля затруднения: так, когда его спросили, знакома ли ему фамилия Егориной, свидетель надолго затих, вспоминая. Лариса Егорина, бывший директор дочернего предприятия "Оборонсервиса" – ОАО "Оборонстрой" – обвиняется по ч. 4 ст. 159 в мошенничестве в крупном размере и в пособничестве в злоупотреблении полномочиями по ч. 3 ст. 285 УК (до 10 лет лишения свободы).

– Насколько я знаю, она работала в ДИО, а я в "Оборонсервисе". И у нас с Министерством обороны были плотные отношения, – сказал свидетель после полуминутного молчания.

– А Наумова вы знаете? – спросил Обухов.

– Может, Наумкина? Нет такого персонажа, – донеслось со стороны адвокатов.

– Такой персонаж есть! – заверил всех прокурор, но вдаваться в подробности не стал. Наумов свидетелю оказался не знаком, как и многие прочие названные прокурором фамилии. "Я особо не следил за ротацией, но люди с госслужбы уходили в структуры "Оборонсервиса", – подытожил эту "перекличку" Мальцев. Насчет процедуры реализации активов дочерних и зависимых обществ (ДЗО) свидетель смог вспомнить немного.

– Мне кажется, был какой-то проводящий документ, в котором предписывалось, что руководитель ДЗО должен был выносить предложения по оптимизации, – буквально выдавливал из себя свидетель. – И еще был приказ министра обороны о согласовании сделок, по-моему, ДИО с "Оборонсервисом".

– А какие это сделки? – уточнил Обухов.

– Очевидно, крупные. Критерии я сейчас не вспомню, – сразу сдался Мальцев.

– Велся ли в "Оборонсервисе" учет активов ДЗО, подлежащих продаже? – не отступал от темы прокурор.

– Общий учет велся, и не скажу, что хорошо. Дисциплина была не очень хорошо выстроена снизу вверх.

По словам Мальцева, предложения о реализации активов рассматривались в ДИО, а в "Оборонсервисе" о продаже актива узнавали как о факте, когда приходила копия директивы министра обороны. Иногда, по соответствующему приказу от министра, "Оборонсервис" готовил собственные заключения по активам, однако по всем ли продаваемым активам ДЗО это происходило, Мальцев снова затруднился ответить, предположив, что это должно было касаться крупных сделок. В ответ на вопрос об организациях, которые должны были проводить оценку и оказывать агентские услуги по реализации активов, свидетель вспомнил Центр правовой поддержки "Эксперт" и ООО "МПС". Первая компания, по его словам, была назначена указанием министра обороны. "По-моему, через совет директоров "Оборонсервиса" он ["Эксперт"] был проведен, скорее всего", – сказал он. Поэтому, несмотря на то что "МПС" выиграл конкурс, агентские договоры на продажу активов ДЗО, по словам Мальцева, должны были заключать с "Экспертом".

– Известно ли вам, что [бывший директор ДИО Минобороны] Васильева имела отношение к "Эксперту"? – продолжал Обухов. По версии следствия, "Эксперт" служил для незаконной продажи активов министерства и находился под фактическим контролем Васильевой. Следствие считает, что активы на самом деле уходили подконтрольным ей структурам, а свои агентские функции "Эксперт" выполнял фиктивно, при этом заработав на них 107,2 млн руб. Всего Васильева обвиняется по 12 эпизодам по ст. 159, 174.1, 285 и 286 УК РФ (мошенничество, легализация денежных средств или иного имущества, превышение и злоупотребление должностными полномочиями; максимальное наказание – до 10 лет лишения свободы).

– Как отвечать? – смешался свидетель. – Мне неизвестно! Но из СМИ…

– Не надо! – дружно потребовала сторона защиты.

Про "31-й Государственный проектный институт специального строительства" (31-й ГПИСС), незаконная продажа недвижимости и активов которого, по версии следствия, обошлась государству в 2,1 млрд руб, Мальцев смог рассказать сумбурно и немного.

– Я помню, там был скандал, были документы по Счетной палате, которая хотела бесплатно сидеть на арендованных площадях! – сообщил Мальцев. – Насколько я понимаю, были совершены сделки по отчуждению имущества института. Помню, что там были забастовки и митинги по поводу приватизации.

– Хотел бы обратить внимание, что свидетель не знал ни обстоятельств протоколов, ни самих протоколов, пока их ему следователь не предъявил. И мы сейчас будем заниматься тем же самым. Но я не возражаю! – прокомментировал адвокат Васильевой Дмитрий Харитонов инициативу прокурора Обухова о демонстрации свидетелю протоколов советов директоров института, под которыми стояла подпись Мальцева. Судья Татьяна Васюченко ходатайство прокурора удовлетворила, однако свидетель не смог вспомнить даже обстоятельств подписания этих документов.

– Вот ответьте честно! – вновь применил уже испробованный на прошлом допросе прокурор Обухов прием. – Вы вдавались в суть решений, по которым вам было необходимо проголосовать в соответствии с протоколом?

– Отвечаю честно – вдавался. Я читал документы и протоколы, – сообщил свидетель.

 – А почему вы сейчас не можете ничего по этим протоколам пояснить? Прошу не подсказывать! – стрельнул глазами Обухов в сторону защитников.

– Я помню, что в правлении ФГУП был саботаж по поводу приватизации. Но я не помню сути протоколов! При всем желании, – едва ли не с отчаянием ответил Мальцев. Правда, позже, уже отвечая на вопросы адвокатов, он упомянул, что предложение Хурсевича о выводе института за МКАД, "обсуждалось". Хурсевич ранее говорил на допросе, что, по его мнению, за МКАД работа института может быть даже эффективнее. "Полиграфию, например, современную, воткнуть в старое здание невозможно", – рассуждал он.

Подробнее всего во время допроса Мальцева стороны и судья Васюченко остановились на схеме, по которой формировались советы директоров ДЗО: Мальцев подтвердил, что они составлялись по схеме "3+1+1", трое от ДИО Минобороны и по одному представителю от "Оборонсервиса" и от субхолдинга. Кто именно установил эту формулу, свидетель вспомнить не смог, как его ни выспрашивали. По словам Мальцева, кандидатуры в советы директоров предлагались на годовом собрании акционеров, и в части ДЗО этим должен был заниматься субхолдинг. При этом директора ДЗО обычно в советы директоров не входили, "я помню только единичные случаи", пояснил свидетель. Голосовали представители государства по директиве от министра обороны, который, как пояснил Мальцев, мог давать директивы и "по недирективным вопросам – в интересах общества". Сам свидетель, хоть и не являлся госслужащим, при голосовании тоже руководствовался директивами. По его словам, иногда он запрашивал дополнительную информацию при голосовании, однако получал ее не всегда – нужные бумаги ему по неизвестным причинам не приносили и тогда ему "не хватало оснований для голосования".

– То есть вы не голосовали? – спросил адвокат Васильевой Тимофей Гриднев.

– Не голосовал, либо голосовал иным способом – например, воздерживался, – ответил Мальцев.

– А была ли дискуссия в "Оборонсервисе" по поводу кворума и схемы "3+1+1"? – уточнил Обухов. Речь идет о том, что в советы директоров ДЗО входили по три представителя от Минобороны, один от "Оборонсервиса" и еще один от самого общества.

– А дебаты были? – иронично вставила Васильева.

– Могли быть сколько угодно, но большого смысла в этом не было, потому что решения не принимались. По-моему, мы хотели большее представительство. Точно не помню, – сообщил Мальцев.

– Зачем "Оборонсервису" большинство в ДЗО? А то у нас все свидетели это говорят. Что вам это давало? – наседал Харитонов.

– Я могу сказать свою точку зрения! – волновался Мальцев.

– Ну ваша честь! – обратился Харитонов к судье. – У нас все дело – точка зрения! Я хочу знать, – вновь повернулся он к свидетелю, – вам эти места в совете директоров зачем? Чтобы действовать вопреки интересам государства, министерства?

– Чтобы структура соответствовала структуре уставного капитала! – выдавил из себя свидетель.

– Вам известно, заключали ли договоры "МПС" или "Эксперт" с ДЗО? – продолжал допрос адвокат.

– Да, по "Эксперту" я точно помню, – ответил Мальцев.

– А нам все рассказывают, что "Эксперт" ничего не делал! – прокомментировал это Харитонов.

– Ваша честь! У нас защитник говорит, что рассказывают другие, все, а кто конкретно – не говорит! – пожаловался Обухов.

– Участники процесса! – отреагировала на происходящее судья Васюченко. – Вы в последнее время стали некорректно себя вести. Но не хочу делать вам замечаний, вы все интеллигентные люди в должностях.

– Ваша честь, прошу прощения, – извинился Харитонов.

Судья Васюченко никак не могла понять смысла схемы "3+1+1": "Почему от Министерства обороны по три человека, если министерство управляет всего одной акцией?" – недоумевала она. 

– Это обеспечивало контроль министерства за ДЗО. Когда мы строили эту пирамиду, в хорошем смысле слова, мы предусматривали, что представительство будет в соответствии с уставным капиталом, поэтому я был не согласен со схемой. Но она вполне в интересах государства, – разъяснял Мальцев. – А совет директоров – это технический орган. Решение совета директоров – некое оформление всех предыдущих решений. Решения по отчуждению имущества принимал министр обороны.

– Единолично, что ли? – удивилась судья.

– Да, – ответил свидетель. – Для этого ему, очевидно, предоставлялись все документы.

– А зачем тогда проводились советы директоров, все эти голоса…. – не понимала судья.

– А это везде так! – заверил свидетель. – Общий подход такой.

– Вы говорили, что не обязаны были руководствоваться директивами, а в итоге руководствовались ими. Как так? – продолжала недоумевать судья Васюченко. – Ну уволили бы вас. 

– Я тогда был заинтересован в работе в Министерстве обороны. И я тогда не знал последствий неисполнения директив, – словно оправдывался свидетель.

– В принятии решений на совете директоров имело ли для вас значение, кому продаются активы? – спросила Васильева после уже ставших традиционными вопросов об обмане свидетелей и о нецензурных выражениях.

– Как для должностного лица – нет, – ответил Мальцев.

Зачем искать того, кто рядом

Свидетель Татьяна Харламова работала с лета 2010 года сначала обычным, а затем старшим экспертом службы имущественных отношений в ОАО "Оборонстрой". По ее словам, занималась она ведением базы данных недвижимого имущества дочерних предприятий "Оборонстроя", подготовкой справочной информации о недвижимом имуществе и работой с оценочными и риелторскими компаниями. Поручения, как рассказала Харламова, она получала от руководителей службы, и распоряжения вышестоящего руководства передавали тоже они. Руководители же службы, вспоминала свидетель, постоянно менялись.

– База данных была создана мною, когда я пришла. До этого все сотрудники, кто занимался имуществом, были уволены, – пояснила Харламова. – Это электронная таблица, в которой описано имущество: какие здания, их количество и состояние, земельные участки, оформленные права собственности, сведения о списании имущества, если оно продавалось, оценивалось.

– А данные в ДИО оттуда предоставлялись? – спросила прокурор Вера Пашковская.

– Если запросы поступали оттуда, то да. В основном это касалось оформления имущества, – ответила Харламова.

Далее свидетель пояснила, что по вопросу оценки имущества ее работа строилась так: руководитель давал ей указание написать в оценочную компанию запрос об оценке, дать этой компании необходимые сведения. Если сведений не было, нужно было запросить их у соответствующего предприятия. Работала компания с ЦПП "Эксперт", ООО "Кэпитал Консалтинг" и ООО "Оценка бизнеса". По версии следствия, "Оценка бизнеса" также была подконтрольна Васильевой и привлекалась "Экспертом" для оценки активов.

– Наконец-то! – прокомментировала Васильева упоминание "Оценки бизнеса" в показаниях.

– Я просто исполнитель, – ответила Харламова на вопрос Пашковской, кто был инициатором оценки имущества.

Далее Харламова рассказала, что с компанией "Эксперт" она работала в одном здании и что между компаниями был агентский договор об оказании риелторских услуг. "Могу ошибаться, по-моему, они занимались поиском компании, которая будет заниматься оценкой", – сразу уточнила она. В "Эксперт" Харламова передавала, по ее словам, сведения об имуществе, отдавая документы "в руки секретарю". "Кэпитал Консалтинг" тоже находился в здании в Большом Предтеченском переулке – в лице одного человека, который выполнял роль "связующего звена" между "Оборонстроем" и собственно компанией, находившейся в Петербурге. "Оценка бизнеса" же занимала помещение рядом с "Экспертом". Готовые оценки, по словам Харламовой, поступали сначала в "Оборонстрой", а потом в соответствующие дочерние организации. Услуги компаний-оценщиков оплачивали дочерние общества, с которыми те заключили договор.

– А зачем искать оценщиков, когда они все рядом? – не понял прокурор Обухов.

– Я не задавалась этим вопросом, – ответила Харламова.

– А в ДИО оценки направлялись? – спросила Пашковская.

– Да, если была необходимость. Совет директоров мог принять решение о стоимости имущества, и отчет направлялся в ДИО, чтобы согласовать цену, – ответила Харламова. – Замечания ДИО по оценке чаще всего были устные, и о них я узнавала по телефону. Чаще всего я общалась с Мысиной Оксаной, куратором "Оборонстроя".

Далее речь зашла об оценке зданий 31-го ГПИСС. Свидетель сообщила, что к ней поступил готовый отчет, но вот кто именно занимался подготовкой документов, она не помнит. Прокурор Пашковская ходатайствовала показать Харламовой отчет по зданиям института. Ее интересовало, почему оценке подвергся не весь участок, а только 2000 метров. Свидетель ответить затруднилась. "Насколько я помню, он вообще был в аренде", – ответила она.

– А может, мы тогда и на цену посмотрим, чтобы не возвращаться? – взвился Харитонов. – Давайте свидетелю покажем!

– Давайте спокойно, – осадила судья Васюченко.

– Я спокоен! – не очень убедительно ответил адвокат и тоже направился к судейскому столу изучать документы, буркнув на ходу: "Я не доверяю!" В одном из отчетов результат оценки составил 1,213 млрд руб., а в другом – 1,627 млрд руб. Первое задание об оценке было подписано со стороны 31-го ГПИСС Климовым, а второе – Грехневым. Юрий Грехнев, бывший гендиректор 31-го ГПИСС, обвиняется по трем эпизодам по ч. 4 ст. 159. 

– Вот тут член организованной преступной группировки Грехнев занизил цену на 400 млн вверх! Смотрите – участок и здания те же самые! – кипятился адвокат. – Грехнев такой плохой, что на 400 млн дороже продал!

– А документы другие, – улыбалась прокурор.

– Может, этот отчет 31-й ГПИСС вообще делал самостоятельно, – предположила Харламова. – Здесь страницы цветные, а у нас все сканы черно-белые были. Еще свидетель предположила, что оба отчета направлялись в ДИО, поскольку все вопросы реализации имущества согласовывались там. – По всему имуществу было несколько оценок. С первого раза редко согласовывалось, это нормальная практика, – уточнила Харламова. По ее словам, о согласовании оценки в ДИО она также узнавала по телефону от уже упоминавшейся Мысиной. Кроме того, по словам Харламовой, чаще всего в новых версиях отчетов цена была выше, чем в предыдущих версиях.

Вопросом оценки акций института адвокат Харитонов вновь решил заняться у судейского стола. "Вы показываете разные бумаги и говорите, что отчеты разные! – возмущался адвокат. – Вот как можно показывать разные документы и спрашивать, почему разная цена? Это же некорректно. Я еще не успокоился, нет! Между отчетами разница в полтора месяца!

– А никто и не спорит. Только почему документы-то разные? – не отступала Пашковская. В одном из документов фигурировала сумма в 307 млн руб., а в другом – 142,12 млн руб. – Вы видели сопроводительное письмо на один отчет, а потом на сумму, вдвое меньшую. Вам известно, почему были составлены два разных отчета?

– Мне ничего не известно. Отчет я видела, но не задавалась таким вопросом. Может быть, в первоначальной оценке здание тоже оценили по ошибке, а оно было уже продано, – предположила Харламова.

Отвечая на вопрос адвоката Харитонова, вся ли из предоставленной компаниям-оценщикам информация была достоверной, свидетель сослалась на "человеческий фактор", пояснив, что она не могла проверить информацию, поступающую, к примеру, об имуществе в Хабаровске: "Что предоставляли мне, то предоставляла и я. Случались и ошибки – что сотрудники там что-то не так указали. Все, что было у меня, я предоставляла без изменений". Ближе к концу заседания, после чтения судьей данных следователю показаний, свидетель вспомнила, что в 31-м ГПИСС были недовольны результатом оценки имущества и не хотели ее оплачивать.

– Сегодня у нас заработала система. С сегодняшнего дня ведется запись, – устало закрыла заседание судья Васюченко. Речь идет о системе аудиопротоколирования под названием "Фемида" – на прошлой неделе она не работала.

Сегодня допрос свидетелей продолжается.