Вчера президент Дмитрий Медведев встретился с сотрудниками "Российской газеты", побеседовав за чашкой чая о самых важных на сегодняшний день проблемах.
Разговор с самого начала получился неформальный, на самые злободневные темы. И потому первый вопрос прозвучал о совершенном на днях нападении на журналиста Олега Кашина.
- Вы одним из первых и очень жестко отреагировали на нападение на журналиста Олега Кашина. Но общество по-прежнему тревожит вопрос: когда журналисты смогут работать спокойно и не опасаться за свою жизнь?
- Вы правильно сказали — я отреагировал весьма жестко. Я разговаривал с правоохранительными структурами и сделал это по вполне понятным причинам. Дело в том, что журналисты находятся в зоне повышенного риска. Я потом посмотрел тот же самый Twitter. Говорят, мол, а чего вы не реагируете на другие преступления? Каждый день в стране происходят преступления. А президент реагирует почему-то только на одно из них и делает это адресно. Я сделал это намеренно. Именно потому, что журналисты — это люди, которые находятся в зоне риска, и государство должно более внимательно относиться к их служебной деятельности. Потому что задача журналиста — рассказывать правду, рассказывать о людях, о событиях в стране и делать это профессионально и честно. Именно поэтому деятельность журналистов, какие бы они ни были — правые, левые, умеренных или радикальных взглядов, — всегда будет вызывать разную реакцию. Многим людям не нравится то, что о них говорят и пишут.
Политикам многим не нравится, что о них говорят и пишут. И мне, наверное, тоже не всегда нравится, что говорят и пишут обо мне или о нашей стране. Но в этом-то и призвание журналиста, чтобы через собственные взгляды, используя собственную аргументацию, собственный авторитет, рассказывать о тех или иных событиях. Да, придавая им субъективную окраску, потому что все мы люди. И вот для того, чтобы право журналиста было гарантированно, конечно, государство должно самым внимательным образом следить за трудом журналистов и принимать необходимые решения в случае посягательства на их здоровье или на жизнь. Именно в силу общественной значимости труда журналистов. Что же касается конкретного, весьма печального события, то, к сожалению, действительно это не первый такой случай. Во-первых, это показывает, что уровень преступности в нашей стране еще очень высок. Во-вторых, существуют силы, которые считают, что при помощи таких методов можно заткнуть рот кому угодно — журналисту, политику — и что для решения собственных задач все средства хороши. Силы эти должны быть установлены. Кто бы ни был причастен к этому преступлению, он будет наказан. Независимо от его положения, от его места в общественной системе координат, независимо от былых его заслуг, если таковые есть.
Если же это какие-то общеуголовные мотивы, то они тоже должны быть доказаны со всей очевидностью. Следствие идет. Я сегодня разговаривал с министром внутренних дел — они собирают доказательства. Я посмотрел сегодняшние публикации, многие уже пишут, что никого не найдут. Найдут. У меня никаких сомнений нет. Какие бы силы за этим ни стояли — правые, левые, центристские. У меня, судя по почерку, складывается впечатление, что это не общеуголовное преступление, обычно так кошельки не воруют. Люди, которые к этому причастны, должны быть изобличены и наказаны. А вашему коллеге я, конечно, желаю выздоровления.
- Чем обусловлено ваше решение наложить вето на поправки в закон о митингах? Вас эти поправки не устроили по политическим мотивам или просто по правовым?
- Право и политика — это в каком-то смысле одно и то же. Политика должна быть правовой, а право — это выражение чьей-то воли. Поэтому меня эти поправки не устроили по политико-правовым соображениям. Но не все. Скажу откровенно, там есть вещи, которые мне кажутся абсолютно разумными, но есть определенные позиции, которые нуждаются в совершенствовании. Они касаются порядка организации общественных мероприятий. Поэтому мне бы хотелось, чтобы мы, с одной стороны, принимали выверенные решения, обеспечивая конституционные права наших граждан, чтобы эти решения способствовали общественному порядку, а такого рода мероприятия должны проходить в рамках общественных процедур и не должны нарушать общественный порядок. Но с другой стороны, нормы закона не должны подавлять общественную активность. Найти этот баланс — это самое сложное. Задача президента как раз и заключается в том, чтобы установить паритет между мерой свободы и мерой безопасности. На мой взгляд, та версия, которая была принята, содержит позитивные моменты, но она в чем-то эту меру меняет. Она должна быть восстановлена. Конкретные предложения я сделаю.
- Вы провели ряд значимых реформ в сфере безопасности — реформу службы исполнения наказания, уголовного законодательства. После широкого обсуждения вы внесли в Госдуму законопроект "О полиции". Какие предложения общественности вам показались наиболее значимыми? И будет ли уникальный опыт обсуждения социально значимых решений продолжен?
- Сразу отвечаю насчет продолжения опыта — безусловно. Мы приступили к тому, чтобы подготовить обсуждение закона об образовании именно потому, что опыт обсуждения закона о полиции оказался удачным. Я не сторонник экстремальных точек зрения, когда говорят: "А вот мы предлагали все поменять, а они не поменяли". Ну что это за обсуждение такое? Человек, который придерживается разумной позиции, должен понимать, что если президент какой-то закон вынес на обсуждение, то эта концепция согласована с ним и он не может просто сказать: "Вы знаете, я передумал. Концепция будет другой". Тогда это несерьезный человек. В то же время я могу назвать, может быть, десяток случаев появления при обсуждении закона о полиции новых правил, на которые изначально мы не ориентировались, которые нам казались или экзотикой, или что мы еще к ним не готовы.
Много было идей, включая известные международные правила. Право на телефонный звонок, например, которого никогда у нас не было и которое, скажем по-честному, не очень нравится сотрудникам правоохранительных органов по вполне профессиональным соображениям. Потому что дать подозреваемому телефон — это означает похоронить всю работу. И вот здесь тоже нужно найти баланс между помощью правоохранительным структурам и защитой интересов обычного гражданина, которого только подозревают в совершении преступления, который, может быть, вообще не причастен к этому. Есть и известные правила разъяснения прав и обязанностей. Есть масса других примеров. Один момент, на который пока не очень обратили внимание, но довольно важный, касается территориального характера полномочий будущих органов полиции. У нас традиционно все сотрудники правоохранительных органов имеют абсолютно одинаковые возможности вне зависимости от того, находятся ли они в том регионе, где работают, или если они просто так поехали на курорт куда-то отдыхать. Во всем мире не так. Сотрудник полиции, правоохранительной структуры, если не поехал на задание в командировку, он рассматривается как обычный человек. Он, безусловно, должен быть под защитой, но он не может просто так осуществлять свои полномочия. Во всяком случае, это характерно для государств федеративного устройства.
И в наш закон такая норма попала. Мы еще подумаем, каким образом она должна будет осуществляться на практике, но в принципе это означает, что полномочия на ведение правоохранительной деятельности у работника полиции подразумеваются только в том регионе, где он непосредственно работает. А если он приехал в другой регион, то эти полномочия нужно доказать. Потому что мы знаем примеры, когда сотрудники правоохранительных органов, совершающие в этом случае правонарушение, приезжают в другой регион для того, чтобы помочь либо каким-то представителям бизнеса, либо просто "крышуют" какие-то преступления и для этого преодолевают расстояния в сотни и тысячи километров. И возникает совершенно удивительная ситуация, когда люди, приехавшие из другого региона непонятно для чего, занимаются правоохранительной деятельностью, а местные правоохранительные структуры об этом даже не знают. Вот этому должен быть положен конец. Милиция или полиция — это не аппарат для "крышевания", не аппарат для того, чтобы поддерживать чьи-то интересы.
В целом, еще раз говорю, я считаю, что опыт обсуждения законопроекта оказался удачным. Посмотрим, насколько удачным окажется сам закон. Увидим какие-то проблемы — будем корректировать. Я с самого начала говорил, что этот закон — первый опыт реформирования такой сложной системы, как МВД. Если потребуются изменения, то мы это сделаем. Главное сейчас — начать. В ближайшее время законопроект должен пройти через парламент, и надеюсь, что со второго квартала следующего года начнет действовать.
