Дело Саввы Мамонтова
Савва Мамонтов — известный меценат и промышленник. По заказу правительства российской империи в 1894 году он начал прокладывать железную дорогу от Вологды до Архангельска. Строительство магистралей в XIX веке было крайне выгодным делом. Железной дороге требовались паровозы и вагоны, потому Мамонтов решил наладить их производство. Для этого он приобрел металлургическое предприятие и арендовал государственный Невский механический завод. Сам завод нуждался в модернизации и погряз в долгах. Чтобы привлечь средства, были выпущены облигационные займы, однако этого не хватило. Мамонтов даже обращался к министру финансов Сергею Юльевичу Витте за госкредитом под залог паев предприятия. Но деятель отказал, посчитав, что у завода нет перспектив.
Меценат вложил все свои сбережения, а когда они закончились — занял в банке. Мамонтов рассчитывал, что Министерство финансов поможет завершить проект. Но правительство отозвало разрешение на строительство. На тот момент долг предпринимателя составлял 9 млн руб. Банки и акционеры требовали вернуть им деньги и выплатить дивиденды, но Мамонтов этого сделать не мог. После ревизии на предприятиях промышленника, которую провели по распоряжению министра финансов, выявили, что Мамонтов реконструировал свои заводы за счет железнодорожного общества, что было запрещено законом. Нашли нарушения и в бухгалтерской отчетности: операции не всегда фиксировали своевременно, а на руководящих должностях находились родственники предпринимателя. В 1899 году Мамонтова арестовали, обвинив в незаконных сделках, злоупотреблениях и изъятии из кассы железной дороги крупной суммы. Но во время обыска дома у промышленника нашли 53 руб. и 100 немецких марок, а в кармане — заряженный револьвер и записку о намерении покончить с собой. Мамонтова отправили в Таганскую тюрьму, назначив за него залог в 5 млн руб., но через полгода перевели под домашний арест из-за проблем обвиняемого со здоровьем.
Плевако знал Мамонтова с юношеских лет: они вместе учились на юридическом факультете Московского университета. И когда промышленник обратился за консультацией к другому знаменитому юристу Анатолию Кони, тот посоветовал ему Федора Никифоровича.
23 июня 1900 года, спустя полгода после тюрьмы, меценат оказался на скамье подсудимых по уголовному делу в Московском окружном суде. Его обвиняли в незаконных сделках и злоупотреблении. При любом исходе дела Мамонтову грозило разорение. Перед Плевако стояла цель — снять с него обвинения в преступлениях. В основу защиты положили идею, что нужно доказать присяжным: обвиняемый всего лишь ошибся, не преследуя при этом личную выгоду. Мамонтов не сумел восстановить завод, промахнувшись при расчете в предпринимательской стратегии.
«Его обелять не следует, он наделал много ошибок, но это ошибки человеческие, злого умысла Мамонтов не имел. Если ваш управляющий из мести к вам отдаст лучшие семена соседу, а поле засеет семенами плохими, то это будет злой умысел. Но если управляющий, желая вам пользы, без дозволения засеет ваше поле пшеницей вместо ржи, а пшеница не удастся, это деяние разве содержит злоумышленность?»
Библиотека журнала «Судебные драмы»: «Процесс Саввы Мамонтова и др. Хищения и растраты»
По уголовному делу Мамонтова оправдали, но гражданские иски более чем на 9 млн руб. удовлетворили. Предпринимателю пришлось продать немало имущества, чтобы рассчитаться. После всех выплат кредиторам у него осталась только небольшая керамическая фабрика.
Дело о краже серебряного кофейника
У потомственной дворянки скоропостижно умерли сын и муж, а вскоре после семейных трагедий за долги забрали поместье. Оставшись без средств к существованию, она украла на рынке серебряный кофейник за 300 руб. — примерно такое жалованье получали в то время младшие офицеры или чиновники за полгода. Для суда над воровкой созвали присяжных.
Плевако стал защитником дворянки случайно: проходя по коридору здания мирового съезда, он увидел бедно одетую, но опрятную старушку, которая плакала. Адвокат поинтересовался причиной, и женщина рассказала о своей судьбе: родные умерли, денег и дома из-за долгов не осталось, потому она решилась на кражу кофейника. Услышав о мотиве обвиняемой, юрист вызвался ее защищать.
Судебное следствие было коротким: дворянка вину признала и присяжные ожидали речи сторон. Прокурор, зная о сильных выступлениях Плевако, предполагал, что тот будет давить на жалость и ссылаться на незначительность кражи. Поэтому обвинитель сразу подчеркнул: «Одно дело, когда крадет темный и неграмотный человек, но у нас дворянка! Ее воспитывали с рождения, дали образование, какой она подает пример простым людям? Собственность священна. Все наше гражданское благоустройство держится на собственности. Если мы позволим людям потрясать ее, то страна погибнет».
«В 862 году, господа присяжные заседатели, Русь страдала от страшных внутренних беспорядков. Но предки наши послали за варягами. Пришли варяги, помогли — плохо ли, хорошо ли, — но ввели порядок. И Русь спасена. Воскресла Русь. Потом на Русь пришли татары, разграбили, сожгли ее, полонили всю. <...> Но и тут не погибла Русь. Поднялась, и огнем, и морозом своим, оружием и граблями гнала победителя — гнала, пока не утопила его славы в Березине. Воскресла Русь!
Но вот в тысяча восемьсот таком-то году престарелая дворянка такая-то, от голода забыв все законы божеские и человеческие, украла серебряный кофейник, подорвала всякое уважение к священному праву собственности, подала пагубный пример всей России. И от этого удара, мне кажется, никогда не оправиться, не подняться, не воскреснуть бедной Руси».
Из воспоминаний В. М. Дорошевича
После речи Плевако обвиняемую оправдали. Если бы не защита легендарного адвоката, женщину ждало лишение дворянского титула и ссылка в Сибирь.
Дело Люторических крестьян
После отмены крепостного права в 1861 году крестьян из села Люторич (Тульская губерния) наделили землей — около 800 соток на душу. Жителям этих участков не хватало, а с приростом населения землю продолжали дробить на мелкие части. Получать дополнительную землю в собственность запрещалось, но можно было арендовать у графа. Местный помещик граф Бобринский вместе со своим управляющим Фишером стали сдавать наделы по договорам под 100% сумму неустойки и с дополнительными условиями. В результате крестьяне оказались закабаленными: за просрочку оплаты они могли потерять все имущество — дома и земли.
Управляющий с графом пользовались неграмотностью крестьян и обманом получали с них больше денег, чем полагалось за аренду. За несколько лет по иску Фишера суд присудил взыскать с крестьян огромные по тем временам суммы. В 1876 году прошло 50 дел на 14 942 руб., за 1877 год — 38 споров и 11 026 руб. Система работала плохо, и суды допускали повторное взыскание уже погашенного долга.
Повестки крестьянам не присылали, и визит приставов для описи имущества в 1879 году для них оказался полной неожиданностью. Жители стали сопротивляться, и через несколько дней в деревню прибыли солдаты. Недовольных усмирили, а против 34 участников возбудили уголовное дело о бунте и неповиновении властям.
Дело в отношении тех задержанных крестьян слушалось 17 декабря 1880 года в Московской судебной палате с участием сословных представителей. Защищал всех подсудимых Плевако.
«Десятки лет сосал их силы управляющий, десятки лет с сатанинской хитростью опутывал их сетью условий, договоров и неустоек. С торной дороги свободы 19 февраля они зашли в болото... Лешего не было, но хитрый и злой, их всасывал в тину кабалы и неволи Фишер. В этом тумане потерялось все: вера в возможность просвета жизни, чутье правды и неправды, вера в закон и заступничество перед ним. Оставалось еще одно чувство — чувство надежды, что беззаконие, достигшее чудовищных пределов, может быть опротестовано, отдалено».
***
«Нет, вы не осудите их. Мученики терпения, страстотерпцы труда беспросветного найдут себе защиту под сенью суда и закона. Вы пощадите их. Но если слово защиты вас не трогает, если я, сытый, давно сытый человек, не умею понять и выразить муки голодного и отчаянного бесправия, пусть они сами говорят за себя и представительствуют перед вами. О, судьи, их тупые глаза умеют плакать и горько плакать; их загорелые груди вмещают в себе страдальческие сердца; их несвязные речи хотят, но не умеют ясно выражать своих просьб о правде, о милости. Люди они, человеки!.. Судите же по-человечески!..»
Сборник «Избранные речи Ф. Н. Плевако»
Под давлением общества суд вынес крестьянам сравнительно мягкий приговор: 30 из 34 подсудимых оправдали, троих приговорили к нескольким месяцам заключения, а единственная женщина получила штраф 5 руб.
Дело об убийстве Марии Висновской корнетом Бартеневым
В 1891 году Варшавский окружной суд рассматривал дело об убийстве польской артистки Марии Висновской русским корнетом Александром Бартеневым. Знаменитую, но разочарованную в жизни актрису застрелил поклонник, писали газеты. Плевако защищал обвиняемого, используя глубокий анализ поведения убийцы и его жертвы.
Бартенев познакомился с Висновской, когда та выступала в Варшавском драматическом театре. Известная артистка произвела сильное впечатление на гусара, и тот стал посылать ей цветы и изредка заходить в гости. Позднее Бартенев сделал Висновской предложение, но передумал. Он осознал, что рано или поздно не вынесет ревности, поскольку поклонников у актрисы было много.
Корнет часто говорил возлюбленной, что хочет лишить себя жизни. Актриса охотно поддерживала этот разговор, показывая банку с ядом и револьвер, который хранила для возможного самоубийства. Однажды Висновская все же спросила Бартенева: хватит ли у него мужества убить ее, а затем лишить себя жизни? Она взяла с него обещание, что если он решит покончить с собой, то приедет к ней проститься. Вскоре после того разговора Висновская собралась уехать в Америку и пришла попрощаться к Бартеневу. В пылу встречи актриса сказала: «Разве ты меня любишь? Если бы ты меня любил, то не грозил бы своей смертью, а убил бы меня». Так влюбленные решили умереть вместе. Они написали записки и выпили опий. Пока Висновская находилась в забытии, Бартенев выстрелил ей в грудь из револьвера, а после уехал домой.
Выступая в суде, Плевако обрисовал психологическое состояние сторон. Он настаивал: Висновская решила, что они с Бартеневым должны умереть вместе, приказав любовнику убить ее. Тот и исполнил просьбу любимой.
«Бартенев весь ушел в Висновскую. Она была его жизнью, его волей, его законом. Вели она — он пожертвует жизнью, лишь бы она своими хорошими и ласкающими глазами смотрела на него в минуту его самопожертвования. Но она велела ему убить ее, прежде чем убить себя. Он исполнил страшный приказ. Но едва этот дорогой для него образ закрылся, едва печать смерти навсегда сомкнула ее глаза, в которые он так любил глядеть и догадываться о желаниях, их одушевляющих, чтобы поспешить исполнить их, он потерялся: хозяина его души не стало, не было больше той живой силы, которая по своему произволу могла толкать его на доброе и на злое, на отчаянный подвиг и на робкое молчание».
Сборник «Избранные речи Ф. Н. Плевако»
Суд признал Бартенева виновным в умышленном убийстве. Его лишили дворянского звания и приговорили к восьми годам каторжных работ в Омске. Позже Николай II прочел в газетах о судебном процессе и амнистировал корнета. История Бартенева и Висновской стала сюжетом для произведения Ивана Бунина «Дело корнета Елагина».
Дело «с горностаем»
Защитные речи Плевако иногда длились часами, а иногда сводились к кратким и точным метафорам. Так было, когда он защищал пострадавшую, которая приехала в Москву и чуть не стала жертвой насилия.
Девушка остановилась в гостинице «Черногория», где заняла отдельную комнату на третьем этаже. Глубокой ночью управляющий отелем зачем-то стал сильно стучать в дверь. На требование впустить его барышня ответила отказом, и тогда ночной гость начал ломать дверь. Испугавшись, девушка в одной сорочке выпрыгнула из окна на 25-градусный мороз. Снег смягчил падение, и она только сломала руку.
В суде обвинитель наивно отказывался понять, почему так сильно испугалась постоялица, что даже выпрыгнула в окно, рискуя жизнью. Плевако ответил ему.
«В далекой Сибири в дремучей тайге водится зверек, которого судьба наградила белой как снег шубкой. Это горностай. Когда он спасается от врага, готового его растерзать, а на пути встречается грязная лужа, которую нет времени миновать, он предпочитает отдаться врагу, чем замарать свою белоснежную шубку. И мне понятно, почему потерпевшая выскочила в окно».
Из книги Е. И. Козлининой «За полвека (1862–1912). Воспоминания, очерки и характеристики»
Основой для речи Плевако стала историческая легенда, в которой говорится: «Одного из герцогов Бретани, преследуемого норманнами, остановила полноводная илистая река. Рядом с ним в тот самый момент оказался горностай, убегающий от лошадей. У самого берега животное резко развернулось, выбрав смерть вместо прыжка в грязную воду. Оценив мужество зверька, Ален II тоже повернулся лицом к противнику».
Управляющего признали виновным и приговорили к высшей мере наказания по обвинению в самоуправстве: лишили прав состояния и отправили в ссылку.
Дело игуменьи Митрофании
Иногда Плевако выступал на стороны обвинения. Осенью 1874 года начался процесс над игуменьей Серпуховского владычного монастыря Митрофанией (в миру баронессой Прасковьей Григорьевной Розен). Это вызвало большой резонанс как в России, так и в Европе. Судили церковницу за мошенничество, подлог и растрату чужого имущества. Для благоустройства монастыря игуменья активно собирала пожертвования. Когда их поток иссяк, Митрофания решилась на обман и стала подделывать векселя. Игуменья просила состоятельных лиц расписаться на чистых листах бумаги, которые в дальнейшем превращались в долговые расписки. Некоторые подписи Митрофания подделывала сама, оформляя многомиллионные пожертвования. А одну недееспособную московскую богачку держала у себя в монастыре, чтобы получить ее имущество. Очевидцы рассказывали, что монахиня присвоила даже личные вещи жертвы.
«Путник, идущий мимо высоких стен Владычного монастыря, вверенного нравственному руководительству этой женщины, набожно крестится на золотые кресты храмов и думает, что идет мимо дома Божьего, а в этом доме утренний звон подымал настоятельницу и ее слуг не на молитву, а на темные дела! Вместо храма — биржа, вместо молящегося люда — аферисты и скупщики поддельных документов, вместо молитвы — упражнение в составлении вексельных текстов, вместо подвигов добра — приготовление к ложным показаниям — вот что скрывалось за стенами».
Сборник «Избранные речи Ф. Н. Плевако»
Присяжные признали игуменью виновной. Ее лишили всех прав и преимуществ и приговорили к ссылке в Сибирь, в которую Митрофания не попала — помиловали. Остальных подсудимых оправдали.