В 1990-е годы программисты "Пензенского конструкторского бюро моделирования" безвозмездно писали для южнокорейской корпорации Daewoo Heavy Industries программу для тренажера самолета, попросив взамен согласовывать ее дальнейшее использование. Но корпорация реорганизовалась, и ее преемники стали уже небесплатно поставлять авиатренажеры с этой программой в Вооруженные силы Индонезии и Кореи. Российская сторона обратилась в арбитражный суд, ее нарушенные интеллектуальные права защитили АСГМ и 9-й ААС, расчетная сумма убытков была взыскана в полном объеме — почти $50 млн. Ответчики не смогли убедить суд, что стоимость контрактов была впятеро меньше, а у российских судов не было компетенции на рассмотрение спора.
"Пензенское конструкторское бюро моделирования" (ПКБМ) специализируется на создании авиатренажеров. В 1994-1998 годах его программисты готовили для корейской компании Daewoo Heavy Industries (DHI) программу для прототипа двухместного учебного самолета КТX-1. В 1999 году компания передала авиационный бизнес другой фирме, которая стала поставлять авиатренажеры – под маркой КТ-1 – вооруженным силам Южной Кореи и Индонезии.
В 2004 году "Пензенское конструкторское бюро моделирования" подало иск в Арбитражный суд Москвы о взыскании убытков на сумму $49,6 млн солидарно к компаниям Doosan Infracore и Korea Aerospace Industries – посчитав их преемниками DHI – и о запрете использования спорных программ. Истец утверждал в суде, что эти деньги корейские фирмы получили как "доход от использования" его разработок. Сумму убытков рассчитали, сложив суммы контрактов на поставку в ВС Кореи (на $46 млн по курсу 2006 года) и ВС Индонезии – на $3,6 млн — и доказав с помощью судебной экспертизы, что КТ-1 и КТХ-1 – один и тот же самолет. Первая инстанция смогла рассмотреть дело только в 2013 году, через девять лет после принятия к производству – из-за сложностей с уведомлением ответчиков, назначением и явкой экспертов.
Суд первой инстанции выяснил, что "истец согласился бесплатно разработать программное обеспечение для тренажера, поскольку обязательства сторон предполагали, что в дальнейшем, при продаже авиатренажеров к самолетам, предложение или заказ, касающиеся такой продажи, согласуются с ПКБМ". Суд признал, опираясь на законы "О правовой охране программ для ЭВМ и баз данных" и "Об авторском праве и смежных правах", что "истец является правообладателем программного обеспечения для тренажера самолета КТ-1" и "соглашения [между конструкторским бюро и Daewoo Heavy Industries] не устанавливают никаких правовых оснований для передачи компанией DHI программного обеспечения каким-либо третьим лицам". Судья Наталья Карева посчитала, что "передача ПО в составе тренажера произошла без ведома и согласия правообладателя, что является нарушением исключительного права". Она удовлетворила иск частично, взыскав с Korea Aerospace $49,6 млн. С Doosan Infracore убытки взыскивать не стали: в деле не было передаточного акта, который позволил бы сделать вывод о передаче исключительных прав истца этой компании. Суд не счел нужным обязать ответчиков прекратить использование программы: "выбранный истцом способ защиты реализован путем взыскания убытков".
Истец и оба ответчика подали апелляционные жалобы. Заседание по "древнему" делу, как назвала его председательствующая судья Наталья Левченко, началось 22 января. В суде на полтора десятка человек еле-еле хватило стульев. У пензенского бюро был единственный представитель. А иностранные фирмы прислали целый десант: кроме выступавших партнеров, были и юристы помладше, и корейские менеджеры, слушавшие процесс через переводчика. Korea Aerospace Industries озвучила свою позицию впервые: в Арбитражном суде Москвы ее представителей не было. В этот раз от ее имени выступал Артур Зурабян, партнер Art De Lex. "У российских судов нет компетенции рассматривать спор", — заявил он, ссылаясь на положения Бернской конвенции по охране литературных и художественных произведений и на практику Европейского суда справедливости – дела № 170/12, № С-5/11 о применении Бернской конвенции. По его словам, конвенция и практика четко указывают, что подобный спор должны разрешать суды Республики Корея:
– Дела не должны рассматриваться на территории правообладателя, если убытки причинены за пределами того государства, где находится суд.
Доводы поддержала Doosan Infracore — ее представлял партнер Baker & McKenzie Владимир Хвалей:
– Истец искусственно создал юрисдикцию российского суда – привлек в ответчики [нашу] компанию с представительством на территории России, но без обязательств перед истцом, а в соответчики — Korea Aerospace Industries, у которого могут быть обязательства, но нет представительства.
Но адвокат "Пензенского конструкторное бюро моделирования" Андрей Федотов настаивал, что российский суд не только может рассматривать дело, но и ответчик выразил свою волю на это: "В деле имеются доказательства, что Korea Aerospace Industries был уведомлен в соответствии с конвенциями, в которых участвуют и Российская Федерация, и Республика Корея". Федотов рассказал, что в суды ответчики не являлись, не подавали документов, в том числе заявление об отсутствии компетенции у российских судов. "Практика принятия судом заявлений по месту нахождения правообладателя принята в странах – участниках Бернской конвенции", – отметил он.
Но "на случай, если суд сочтет, что дело в его компетенции", ответчики подготовили аргументы по существу.
Представитель Doosan Infracore рассказал, почему компания не является надлежащим преемником Daewoo Heavy Industries. Он напомнил, показав судьям схему реорганизации – Daewoo Heavy Industries в 1999 году передала свой авиационный бизнес вновь созданной фирме Korea Aerospace Industries, а сама через год реорганизовалась. Из Daewoo Heavy Industries выделились две компании, одна из которых – машиностроительная – затем была переименована в Doosan Infracore. Правопреемство по авиабизнесу перешло в Korea Aerospaсе. Истец же неверно истолковал корпоративные документы: "В балансе [Doosan Infracore] были активы, которые подлежали передаче авиастроительной компании [Korea Aerospaсе], и потом они были переданы ей," — рассказывал Хвалей.
А юрист Korea Aerospace Industries утверждал, что исключительные права конструкторского бюро нельзя считать доказанными. Упоминания бюро или отдельных работников, по его словам, есть в 24 файлах из 138, из которых состоит спорное программное обеспечение. Нет служебного задания, программа не ставилась на баланс, "есть только командировочные удостоверения с отметками типа "решение общих вопросов", рассказывал Артур Зурабян. "Указывать имена разработчиков только в ключевых файлах — обычная практика", — возражал адвокат пензенского бюро.
Что касается оплаты, соглашение между Daewoo Heavy Industries и конструкторским бюро, по словам Зурабяна, не затрагивало имущественных вопросов и не предусматривало раздела прибыли и убытков, связанных с деятельностью участников. Напомним, в решении суда первой инстанции прямо написано, что программисты работали бесплатно. Сумма убытков же, по словам юриста Korea Aerospaсе, необоснованна — последующие контракты были на меньшую сумму. Но чтобы это доказать, нужно дождаться ответа из Южной Кореи:
– Тренажеры, которые сейчас используются, находятся в распоряжении вооруженных сил Республики Корея и представляют военную тайну.
Возражали ответчики и против экспертов. Суд первой инстанции отклонил экспертизу, представленную ответчиками, но учел доводы экспертизы, назначенной судом. "Корейский профессор получил в Вооруженных силах Кореи доступ к государственной тайне, сравнил [программы] – совпадений нет, – рассказывал Хвалей. – Эксперты [чье заключение суд принял во внимание] не видели программного обеспечения в Корее, работали по картинкам в Интернете".
Наконец, камнем преткновения стали повестки. Ответчики ссылались, что не были извещены должным образом.
– Из 13 томов половина забиты уведомлениями! – горячился адвокат пензенского бюро. – Я ездил в офис, они отказывались брать документы, не расписывались!
Суд сделал перерыв на стадии обмена репликами.
Заседание продолжилось 27 января. К этому времени ответчики дождались документов из Вооруженных сил Южной Кореи и Индонезии. Korea Aerospace Industries заявила новые ходатайства – попросив суд вернуться на стадию исследования доказательств и приобщить документы, полученные только сейчас из-за "согласований на высоком уровне". Контракт с ВС Кореи – по словам юриста – был на $17 млн, причем стоимость исключительных прав составила порядка 60%, а в Индонезию поставлялись только самолеты, без обучающих тренажеров. Таким образом, сумма ущерба не могла бы превысить $10 млн.
Судьи отклонили ходатайства. Они сослались, что ответчики не доказали, что представить документы в суд первой инстанции было невозможно. В запасе у юристов корейских корпораций оказалось еще одно, о заключении мирового соглашения (его условий они в зале суда не озвучили, от комментариев после заседания отказались). Истец был против. Он посчитал, что Korea Aerospace пытается затянуть процесс, так как доверенности представителей не позволяют им заключать мировые соглашения.
Юрист Korea Aerospace попросил слова.
– Что, еще ходатайство?! – воскликнула судья Левченко.
Но юрист просил о финальной реплике. Артур Зурабян подчеркнул, что корейская компания возражает против рассмотрения дела в России и считает, что истец не доказал ни факта создания программ, ни размера ущерба, ни прочих обстоятельств. Суд аргументы не воспринял и полностью удовлетворил исковые требования "Пензенского бюро конструкторского моделирования". С обеих корейских компаний была солидарно взыскана вся запрошенная сумма в $49,6 млн, а Korea Aerospace Industries обязали прекратить использование программ.
