В ближайшие дни в Госдуму будет внесен законопроект о смягчении наказаний за ряд уголовных преступлений. Этот документ был подготовлен Минюстом по поручению президента Дмитрия Медведева, в нем отменяется так называемая нижняя планка наказаний по 65 составам преступлений. О смягчении наказаний и новой роли судей в интервью "Известиям" рассказал министр юстиции РФ Александр Коновалов.
- Александр Владимирович, у нас отношение к смягчению уголовных наказаний неоднозначное. Многие считают, что "вор должен сидеть в тюрьме", сколько бы он ни украл…
- Мне кажется, говорить об этом законопроекте как о либерализации и о смягчении наказаний принципиально неправильно. Я бы назвал эти изменения прагматизацией уголовного законодательства. Ничто не будет мешать судье назначить закоренелому преступнику наказание по максимуму. Но отмена нижнего порога предполагает более точное реагирование судьи на конкретную ситуацию. Например, у прецедентного права есть одна особенность — максимально жесткая приближенность судебного решения к конкретному казусу. Тысячи прецедентов отражают более-менее типовые ситуации. У нас немножко другой подход. И часто есть необходимость довольно широкую вилку — от 5 до 10 лет, например, — спроецировать на конкретное происшествие. При этом не всегда получается обеспечить адекватность наказания. Снижение нижнего порога дает возможность суду при вынесении решения более тщательно учитывать и личность преступника, и обстоятельства совершения преступления, его дерзость и общественную опасность. Что касается общественного мнения, оно у нас очень спорадическое. Услышали люди о чудовищном преступлении, тут же кто-то призывает всех сажать пожизненно, никого не милуя. А произошла ошибка следственных органов — маятник качнулся в другую сторону. Я думаю, нужно смотреть на ситуацию холодно и понимать, что времена царя Драконта, когда любое преступление каралось смертью, ушли. Как ушли времена, когда сажали за сорванные в поле колоски. Тогда общество жило в страхе. Да, преступность удалось победить, но ценой замораживания развития страны на десятилетия вперед. С вектором инновационного развития это точно никак не совместимо. Мы живем в другой стране, и уголовная политика должна основываться не на свирепости наказания, а на его неотвратимости.
- Что это за 65 составов преступления, по которым будет отменена нижняя планка наказания?
- Главное ядро этой реформы — те преступления, за которые сегодня люди наиболее часто попадают за решетку. Первая группа — это в основном нетяжкие преступления против личности. Чаще всего — причинение вреда здоровью. Далее, преступления против имущества — кражи, грабеж, разбой, вымогательство, мошенничество. Плюс преступления против общественного порядка — это хулиганство. Скажем так: это наиболее "востребованные" деликты уголовного кодекса. Есть масса приговоров, которые формально правильны и законны, но по сути, я бы сказал — по жизни, абсолютно несправедливы. Например, драка где-нибудь на дискотеке. Один сломал другому челюсть, а потом подобрал его телефон. Что это? Формально — разбой с причинением вреда здоровью средней тяжести. От шести лет лишения свободы. И сейчас, если судья не находит смягчающих обстоятельств, человек может загреметь лет на семь. Хотя по сути это элементарное хулиганство, за которое, может быть, нужно два месяца просидеть в тюрьме или горшки помыть где-нибудь в больнице. Ну и, конечно, возместить ущерб потерпевшему. Никто не говорит о том, что нужно смягчать участь, допустим, квартирных воров, у которых по 800 эпизодов преступлений. На их счет у суда как были, так и остаются все возможности давать им максимальный срок — верхние пороги наказаний остаются неизменными.
- В примере, который вы привели, весь вопрос в квалификации деяния. Но ведь и сейчас никто не мешает судье переквалифицировать его…
- Не всегда просто это сделать. Суду в этом случае нужно будет по сути провести заново все следствие. Вообще, далеко не всегда возможно провести переквалификацию. Потому что можно столкнуться с жесткой позицией потерпевшего, который будет доказывать, что на него напали из корыстных побуждений. А есть пограничные ситуации, которые в принципе квалифицируются правильно, а вот наказание оказывается несправедливым. Недавний случай: муж отомстил за изнасилование жены. Убил двух человек, получил 24 года. С точки зрения лабораторной юриспруденции это абсолютно адекватный срок…
- Киллеры из орехово-медведковской группировки получили меньше…
- Именно. С точки зрения элементарной справедливости этот приговор неадекватный. Поэтому мы считаем, что путь предоставления судам большей возможности выбора в назначении наказаний — это правильный путь.
- И все же… Сейчас есть модный термин — "коррупциогенность". Где гарантия, что эти перемены не станут новой возможностью для коррумпированных судей?
- Особенность коррупционера, к сожалению, в том, что он находит возможность выживать в самых некомфортных условиях. Коррумпированным судьям и сейчас мало что мешает. Посмотрите на приговоры: 8 лет условно, 12 лет условно. Это что? Если ты считаешь, что человек настолько виноват, то как можно оставлять его на свободе? Есть, конечно, примеры, когда и такие приговоры оправданны. Семейная ситуация тяжелая, еще что-нибудь… Но в целом это ненормальная практика. Если мы не верим судам, то это вопрос отдельный. Но мы не имеем права ориентироваться на коррумпированность судов. Мы должны ориентироваться на нормальные, работоспособные суды и законы разрабатывать для них. А механизмы контроля за судьями есть и сейчас. Есть Верховный суд, который практику анализирует. Есть правозащитные организации. Есть, наконец, средства массовой информации. Давайте будем анализировать все эти приговоры. Да, судья должен быть независимым, но он не должен быть вещью в себе. Он не должен иметь возможность полностью игнорировать вышестоящие суды, квалификационные коллегии, в том числе и общественное мнение, когда оно справедливо.
- Есть ли статьи, по которым санкции нужно ужесточать? Поднимать или отменять верхнюю планку?
- По наиболее опасным деликтам Уголовного кодекса у нас сроки и так не маленькие. Некоторое время назад вновь освещались перспективы сохранения смертной казни в России. И в связи с этим анализировали практику применения приговоров пожизненного лишения свободы. Оказалось, что за квалифицированные убийства, особо тяжкие преступления пожизненные сроки получило менее 5% осужденных. Так что, на мой взгляд, важнее сформировать правильную судебную практику. Ну вот вернем мы смертную казнь, и что? Опыт показывает, что она никого не воспитывает. Преступности меньше не становится, разве что всю страну кровью залить. Сейчас у нас, во-первых, огромная латентная преступность, во-вторых, огромная нераскрытая преступность, и в-третьих — часто совершенно неадекватная мягкость наказания за довольно серьезные преступления. Нужно добиться того, чтобы каждый преступник был, во-первых, пойман, а во-вторых, осужден. И в-третьих — чтобы самые опасные преступники были наказаны по максимуму. Если мы этого добьемся, а преступность через 5-10 лет не пойдет на спад, вот тогда можно будет говорить о повышении верхних пределов санкций. Может быть, даже о возврате к смертной казни.
- Не так давно прозвучали предложения декриминализировать часть экономических преступлений — перевести их из области уголовного права в область административного. Как вы к этому относитесь?
- Что делать с экономическими преступлениями — это один из ближайших вопросов уголовной политики государства. Президент дал поручение рабочей группе при Главном правовом управлении в администрации президента в довольно короткие сроки проработать этот вопрос. Озвученные предложения — один из путей, по которому можно двигаться. Но я считаю, главный акцент нужно сделать не на декриминализации, а на изменении наказаний. Нас, например, международные организации, которые борются с коррупцией, долго "прессовали" — требовали, чтобы мы ввели уголовную ответственность юридических лиц. Но у нас есть ответственность юридических лиц — по административному законодательству. Потому что юридическое лицо может отвечать только деньгами. Похожая ситуация с экономическими преступлениями в целом. Неважно по какому кодексу — Уголовному или Административному, но коммерсант, совершивший такое преступление, должен нести адекватное денежное наказание. Нужно забрать тот куш, который он получил за счет незаконной деятельности, и еще наказать его финансово. В моем представлении главным рычагом наказания в серии экономических преступлений должен быть штраф. Нужно очень серьезно подумать, какими эти штрафы должны быть. Может быть, они должны быть прогрессирующими. Может, даже подрывающими основы бизнеса, если нарушение серьезное.
- Бытует мнение, что настоящим преступником человек становится уже в колонии… Известно, что сейчас идет разделение рецидивистов и так называемых "первоходников". Это дает серьезный эффект?
- Да, это такая грубая селекция, проходит довольно болезненно, нервно. Но, на мой взгляд, очевидно, что это тот путь, которым нужно идти. Дело даже не в разделении — это лишь первый этап. Необходимо создать систему, при которой осужденный, если он продолжает оставаться общественно опасным, получал бы адекватный ответ. Если человек не собирается исправляться, если продолжает совершать преступления, правонарушения, даже находясь в тюрьме, то он должен двигаться — законно и прозрачно — в сторону ухудшения своей участи. Из колонии-поселения — в тюрьму. С общего режима — на строгий или особый. И так далее, вплоть до нового срока. А если осужденный, наоборот, раскаялся и стремится вернуться в общество, то он должен получать для этого все возможности. Даже если приговор мягкий, должен быть шанс дальнейшего облегчения участи.
- Сейчас много говорят о наказаниях, не связанных с лишением свободы. Возьмем исправительные работы. Насколько я знаю, такая санкция очень редко применяется. Почему?
- Она не работает, как мне кажется, потому что по Уголовному кодексу суды могут назначать ее только тем, кто не имеет постоянного места работы. Для меня это, честно говоря, некий юридический оксюморон. Исправительные работы, в том числе в десятилетия существования довольно эффективной советской уголовно-правовой системы, всегда выступали в роли такого рассроченного штрафа. Человек продолжает работать на своем рабочем месте, но при этом из своего заработка около 20% выплачивает государству. Я думаю, сейчас к этому надо вернуться.
- В законопроекте пока об этом не говорится?
- Думаю, это будет в одной из следующих очередей. Вообще, этим законом изменения в УК не ограничатся. Мы, например, намерены отстаивать такую меру, как принудительные работы. Раньше их называли немного иначе — условное осуждение или условно-досрочное освобождение с обязательным привлечением к труду. Пресловутая "химия". Когда человек осуждается к лишению свободы, но в порядке гуманности закона ему это заменяется пребыванием в спецкомендатуре. Такие комендатуры, мы считаем, должны быть максимально приближены к местам востребованности рабочих рук. Это лесозаготовки, строительство дорог, производство стройматериалов и конструкций. Или приведение в порядок лесного хозяйства — это особенно актуально после страшных пожаров этого года. Сегодня существуют уже неплохо проработанные проекты по возведению в короткие сроки модульных жилых комплексов, которые можно будет перемещать по всей стране. Принудительные работы — это гораздо более жесткое наказание, чем исправительные или обязательные работы. По сути это подневольный труд. Тебя вырывают из социальной среды, но в то же время позволяют зарабатывать, гасить ущерб потерпевшим и помогать своей семье. Такое наказание может стать своеобразным буфером между лишением свободы и пребыванием человека в нормальном социальном состоянии. На принудительные работы можно переводить тех, кто отбыл какую-то часть срока, и тогда они будут постепенно возвращаться к нормальной жизни. Ведь если дать человеку работу, заработок, он сам найдет себе и пропитание, и жилье. Правильно было бы привлекать к этой программе бизнес, через налоговые льготы, госзаказ и иные механизмы.
- Давайте коротко остановимся на темах, напрямую не связанных с реформой уголовной и исправительной систем. Как вы думаете, разрабатываемый сейчас закон "О полиции" поможет создать настоящую полицию?
- Этот закон способен создать хорошие предпосылки для реформы милицейско-полицейской среды. Вопрос в том, как это будет применяться на практике. Если милиционеры, полицейские будут получать по-прежнему ничтожные деньги и за их действиями будет по-прежнему нулевой контроль, то ничего не изменится. Мы получим только дискредитацию хорошей идеи. Пора говорить о создании таких условий, чтобы был конкурс, очередь желающих поступить на работу в полицию. И чтобы люди там тряслись за свои места. Чтобы они были воплощением закона, чтобы было не стыдно, не страшно к ним обратиться за помощью. Простым переименованием и какими-то смешными телесериалами проблем не решить. Главное, конечно, это как правильно отстроить работу милиции, полиции и как привлечь в нее настоящих хороших профессионалов. Крепких, здоровых, бесстрашных мужиков, которые за неплохие деньги будут честно работать и служить своей стране.
- В вашем подчинении служба судебных приставов, которая постоянно дает нам, журналистам, повод для забавных статей. Аресты котов и попугаев действительно сильно помогают взысканию долгов?
- По понятным причинам пресса обращает внимание на довольно экстравагантные технологии, которые применяли приставы в последние годы. Многие из этих примеров, на наш взгляд, довольно одиозные. Но при этом я хочу обратить внимание на то, что общая сумма взысканий за последние два года продолжает расти. Это значит, что приставы работают более эффективно. Самое красивое в игре — это счет. В данном случае счет — в пользу кредиторов. Но при всем том удовлетворяет ли нас ситуация в сфере исполнения судебных решений? Категорически не удовлетворяет. Да, приставы подчас проявляют своеобразный героизм, но я не уверен, что на этом можно построить долгосрочную систему работы. Пристав не должен арестовывать котов. Он должен быть мозговым центром, который сидит в своем кабинете с десятками мощнейших компьютеризированных информационных баз данных. Получая на руки судебное решение, он приводит весь этот механизм в действие. Он устанавливает родственные связи должника, определяет реальный состав его ликвидного имущества… И, наконец, приводит в действие механизм взыскания. Вот для этого нужно сведение воедино информационных баз, обновление информационного пространства, выстраивание системы защиты персональных данных. Большая работа, но без нее не обойтись. Я думаю, многие задачи будут решаться в том числе в контексте реализации концепции электронного правительства.
Рассчитывать на то, что все случится за год-два, не стоит, но то, что за пять или семь лет эту систему надо постараться отстроить, — это однозначно. А пока что удалось сдвинуть с мертвой точки процесс реализации арестованного имущества. В ближайшее время, думаю, мы доведем до конца систему, когда малоценное имущество будет реализовываться в формате интернет-аукционов и интернет-магазинов. Кроме того, мы подошли вплотную к решению проблемы малоценных взысканий, когда стоимость одного только листа бумаги, на котором уведомление отправляется должнику, может быть выше размера долга. Сейчас мы от этого, надеюсь, будем уходить. Еще, что крайне важно, сейчас нарабатываются современные возможности для выполнения обязанностей по выплате средств через терминалы, через операторов сотовой связи. Ведь очень многие мелкие долги остаются невыплаченными потому, что людям элементарно некогда дойти до банка. Сейчас эти проблемы решаются.
- Еще одна реформа, которая сейчас идет, — это реформа нотариата. Каким, на ваш взгляд, должен стать этот институт?
- К сожалению, реформа пока еще не особо идет, она готовится. Но уже сейчас ясно, что государственный нотариат доживает свои последние месяцы. Я каждый квартал подписываю письма в территориальные органы юстиции с предложением констатировать факт прекращения существования очередной порции государственных нотариальных контор. Их сейчас осталось около 30, если не меньше. И в большей части из них вакансии не заполнены. Поэтому нужно решать вопрос о доступности нотариальных услуг. Прежде всего — чтобы в местах труднодоступных, малонаселенных тоже были услуги нотариусов. Эту проблему можно решать по-разному, но силами самого нотариального сообщества. Либо вахтенным методом, либо посменными дежурствами, либо в порядке прохождения курса "молодого бойца" молодыми нотариусами. Гораздо более сложная комплексная проблема — это повышение в целом качества услуг нотариата. Не секрет, что сейчас нередки огромные очереди, часто хамство и безобразное, безразличное отношение. У нас есть ряд соображений на этот счет, мы будем их предъявлять на обсуждение профессиональным сообществам, депутатам, естественно, в администрацию президента. Нужно, чтобы этот рынок был отстроен более-менее честно и прозрачно и чтобы в том числе нотариусы не имели возможности застывать в своем величии и в своем спокойствии. Нужно сделать условия деятельности нотариусов рыночными. И сделать их деятельность более заметной и значимой.
Человек, близкий к администрации президента, знает, что изменению подвергнутся самые "легкие" первые и вторые части статей УК, не касающихся преступлений против личности, террористических и других тяжких преступлений. Либерализация, судя по всему, не коснется преступлений против жизни и здоровья человека, уточняет первый зампред думского комитета по законодательству Андрей Назаров, в первую очередь поправки будут касаться глав 21 (преступления против собственности) и 22 (преступления против экономики) УК. Это серьезный шаг от узкой либерализации экономических статей УК к глобальным изменениям системы уголовного наказания, говорит первый зампред комитета по законодательству Владимир Груздев. По его мнению, это еще один важный сигнал правоохранителям и судьям о том, что власть не заинтересована в посадках невиновных, и о наличии у власти политической воли исправить ситуацию. УК должен быть переориентирован с наказания на перевоспитание, считает Груздев.
