За последние годы сформировалась тенденция передавать в Лондон претензии к крупному российскому бизнесу, которые адресованы со стороны бывших чиновников или людей, близких к власти в отдельные периоды современной истории, говорит Сергей Ермоленко из . Алена Бачинская, адвокат объясняет, что Лондон часто используется для разрешения сложных и дорогостоящих процессов: «В особенности, когда права на иск неочевидны, основаны на устных договоренностях и «понятийных» соглашениях». К британскому правосудию обращаются, как правило, когда точно не удастся добиться правоты в российских судах, добавляет она: «Не хватает письменных доказательств, либо «понятийные» договоренности, так или иначе, противоречат российскому праву». Кроме того, как отмечают эксперты, судебные процессы в Лондоне позволяют чиновникам «умолчать» о том, что при поступлении на госслужбу они подписывали документы о том, что у них не осталось интересов в бизнесе.
Неспокойная рыбная промышленность
В 90-е годы выпускники Мурманского мореходного училища Александр Тугушев и Виталий Орлов ушли в частный бизнес. Первый трудился в фирме «Карат», которая ловила рыбу. А второй – в «Мурманск импекс», которая покупала эту рыбу и перепродавала шведской Scandsea International, где работал отставной Магнус Рот. К 1996 г. Тугушев стал полноценным и единственным владельцем «Карата». Затем Орлов, Тугушев и Рот договорились вести рыбный бизнес втроем. В 1998 году они заключили соглашение о совместном предприятии – группе «Норебо» и группе компаний, контролируемых Three Towns Capital Limited (TTC). В этой структуре Тугушев занимался управлением, Орлов являлся главным исполнительным директором, а Рот отвечал за распределение прибыли и налоговые последствия. К ним присоединился тогда и четвертый партнер – Андрей Петрик, который управлял офшорными компаниями из Великобритании (вместе с британскими компаниями в группе «Норебо»), а также дивидендами. В 2001 году российские операционные компании группы объединились в холдинг «Альмор Атлантика», которым бизнесмены решили владеть в равных долях.
В начале 2000-х годов рыбная отрасль переживала непростые времена: шла борьба за распределение квот на добычу рыбы, которая сопровождалась самыми разными преступлениями. Осенью 2002 года на Новом Арбате киллер застрелил губернатора Магаданской области Валентина Цветкова. Следствию так и не удалось найти заказчиков этого убийства, но одной из главных версий они рассматривали конфликт жертвы с магаданскими рыбопромышленниками. В 2004 году за мошенническое выделение квот на вылов краба осудили замглавы Госкомрыболовства Юрия Москальцова. На волне этих скандалов Тугушев получил пост замглавы рыбного ведомства. По словам Орлова, тогда их пути с бизнес-партнером и разошлись. Перед вступлением в должность Тугушев расстался со своей долей, как и положено чиновнику, говорил собственник «Норебо холдинг».
На госпосту бывший бизнесмен трудился недолго. В июне 2004 года Тугушева арестовали. Заявление против него подала дальневосточная компания «Поллукс», которой чиновник обещал выделить квоты на вылов 50 000 т минтая за взятку в $3,7 млн, но фирма получила разрешение только на 7000 т. В феврале 2007 года Тугушева и его подельников признали виновными в вымогательстве и мошенничестве. Бывший замглавы Госкомрыболовства получил шесть лет колонии. У него конфисковали земельный участок на Николиной Горе, автомобиль Audi и $400 000, а также обязали выплатить «Поллуксу» еще $3,63 млн.
Пока Тугушев отбывал наказание, структура бизнеса его бывших партнеров серьезно изменилась: ТТС зарегистрировали в Гонконге как холдинговую организацию для всей группы «Норебо». Выйдя из колонии, экс-чиновник решил доказать, что ему до сих пор принадлежит доля в этом холдинге. Орлов не признал требований бывшего партнера, а мирным путем им не удалось решить конфликт. Более того, собственник «Норебо» обвинил экс-чиновника в вымогательстве – якобы предпринимателю с угрозами звонил некий Муалади Джамалдаев от имени Тугушева. В прошлом году разбирательство бывших партнеров дошло до Высокого суда в Лондоне. Туда обратился экс-замглавы Госкомрыболовства. Он полагает, что должен получить от Орлова, Рота и Петрика стоимость своей доли в «Норебо», которую оценивает минимум в $350 млн. Тугушев уверен, что имеет право на треть акций в холдинге, требует раскрыть структуру организации и отчет о причитающихся ему дивидендах с октября 2005 года по настоящее время. Заявитель считает, что имеет право на проценты по всем суммам, которые, по его мнению, связаны с ним. Любопытно, что судебным приставам, которые должны были взыскать с Тугушева причитающиеся «Поллуксу» средства так ничего и нашли – Тугушев во всех своих показаниях говорил, что у него ничего не осталось.
Тем временем, гендиректор одной из российских рыболовецких компаний передал в Высокий суд Лондона свидетельские показания (имеются в распоряжении редакции), в которых сообщил о странном личном разговоре с Тугушевым. В нем бывший чиновник якобы высказывал угрозы в адрес Орлова: «Тузик» сидит, «Орел» тоже там будет». Свидетель пояснил, что под первым фамильярным упоминанием скрывается Юрий Тузов – крупный мурманский рыбопромышленник, которого обвиняют в похищении человека (недавно, правда, был выпущен из СИЗО). В начале этого года стало известно, что уголовное дело мурманские полицейские завели и на самого Тугушева. Его подозревают в мошенничестве: экс-чиновник якобы обманул своего нынешнего партнера Александра Сычева на 20 млн. руб. Вместе с тем, пресс-секретарь бывшего замглавы Госкомрыболовства в комментарии "Право.ru" отметил: "Российские органы не связывались с Тугушевым касательно этих безосновательных обвинений, о них нам сообщили адвокаты Орлова в связи с производством в Высоком суде Лондона. Поскольку Орлов не связан с предметом данных обвинений, его команда адвокатов не должна получать доступ к каким-либо таким документам". Таким образом, представители Тугушева отрицают любое правонарушение со стороны бывшего чиновника.
Сражение за "Трехгорку"
В конце 2017 года Лондонский международный арбитраж обязал Олега Дерипаску выплатить экс-замминистру финансов РФ Владимиру Чернухину $95,2, признав бывшего чиновника совладельцем «Трехгорной мануфактуры». А начиналось все с того, что в 2002 году промышленная группа «Базовый элемент» Дерипаски купила старейшее московское текстильное предприятие. В нулевые годы кроме фабрики там построили полноценный бизнес-комплекс. И, по словам Чернухина, все это время он являлся бизнес-партнером российского олигарха, владея половиной акций в кипрской компании Navio Holdings: через нее структурам Дерипаски принадлежит «Трехгорная мануфактура». Экс-чиновник уверял, что в 2010 году предприниматель якобы пообещал выкупить долю Чернухина в Navio Holdings за $100 млн, но так и не сделал этого.
Тогда Чернухин обратился в международный арбитражный суд в Лондоне, обвинив Дерипаску в недружественном поглощении «Трехгорной мануфактуры». Суд с такой версией бывшего чиновника согласился. Но юристы Дерипаски обжаловали это решение в апелляцию Высокого суда в Лондоне. Более того, российский олигарх передал суду в качестве залога акции общей стоимостью $245 млн. Эти ценные бумаги гарантируют оплату судебных издержек и материальных претензий, если решение снова будет в пользу Чернухина. Сам экс-чиновник с 2004 года живет в Лондоне. После работы в Минфине он успел два года потрудиться в должности главы Внешэкономбанка. Россию он покинул сразу после ареста своего бывшего коллеги по министерству Дениса Михайлова, которого обвинили в разглашении гостайны и получении взятки.
Битва за маслозавод
На российские активы в Высоком суде Лондона претендовал и другой бывший чиновник из РФ – экс-замминистра сельского хозяйства Алексей Бажанов. Летом 2017 года принадлежащая ему Morrins Commercial INC пыталась взыскать £30 млн (или 45% в ООО «Аквилон») с британской Akvilon LLC, которая подконтрольна петербургскому бизнесмену Аркадию Фосману. Спорное общество контролирует бывшие активы обанкротившейся компании «Маслопродукт», главным из которых является маслозавод в Воронежской области.
Бывший чиновник обвинял Фосмана в нарушении договоренностей о разделе активов этого несостоятельного предприятия. По словам заявителя, экс-замминистра должен был получить 45% «Маслопродукта», а оставшиеся 55% сохранял за собой петербургский бизнесмен. Бажанов утверждал, что предприниматель проигнорировал достигнутое соглашение и приобрел через российскую дочернюю компанию Akvilon LLC активы банкрота по заниженной цене.
Сам Фосман уверял, что подобных договоренностей у него с Бажановым вообще не существовало. По его словам, на «Маслопродукте» при бывшем чиновнике применялись «мошеннические схемы», а сам Бажанов несколько раз «безосновательно» просил у предпринимателя деньги за свои бывшие активы. Эту версию в итоге и признал обоснованной Высокий суд Лондона. Кроме того, с экс-замминистра постановили взыскать судебные издержки в размере £ 225 000. Апелляционная инстанция Высокого суда Лондона оставила такое решение без изменений.
Тем временем, в России против Бажанова расследуют дело о мошенничестве в сфере предпринимательства (ст. 159.4 УК). По версии следствия, экс-чиновник и трое бывших сотрудников подконтрольных «Маслопродукту» структур — Роман Малов, Сергей Дуденков и Сергей Цветков вывели через ООО «Вита» 1,125 млрд руб., предоставленные «Росагролизингом» на закупку оборудования для завода. Затем Бажанову предъявили обвинение в краже 10 млрд руб. кредитов, которые банки выделяли на покупку сырья для маслозавода. Обвиняемый девять месяцев провел в СИЗО, после чего его отпустили под подписку о невыезде. Сразу же после освобождения Бажанов скрылся за границей и сейчас объявлен в международный розыск.
Почему экс-чиновники идут в английский суд
Тяга к британскому правосудию в обсуждаемых случаях объясняется множеством факторов, отмечает Сергей Ермоленко из . Среди основных, по его словам: отсутствие веры в беспристрастность российской судебной системы и надежда на «содержательно ориентированный» менее формальный подход английских судов, которые могут установить наличие соглашения на сотни миллионов долларов, даже если его условия были написаны 20 лет назад на салфетке.
Истцы выбирают английские суды по двум основаниям. Во-первых, в английском праве есть такой институт как гражданско-правовое мошенничество и сговор (civil fraud, conspiracy to defraud), у нас об этом можно говорить только в теории. Во-вторых, английский суд очень внимательно подходит к изучению фактов. Но во втором аспекте как раз и лежит проблема таких исков – их очень сложно обосновать для внимательного английского суда.
Но надо понимать, что юрисдикцию английского суда нужно еще обосновать и не во всех случаях она судом признается, подчеркивает адвокат Алена Бачинская. В большинстве случаев такие иски основаны на соглашениях, которые содержат оговорку, предусматривающую согласие сторон на их рассмотрение в определенном суде, поясняет Мерген Дораев, партнер : «Например, в Высоком суде Лондона». Часто привязкой к юрисдикции служит постоянное или преимущественное проживание ответчика, наличие активов, либо факт заключения договора или ведения переговоров по сделке в соответствующем государстве, рассказывает юрист. Помимо перечисленного, институт «финансирующей стороны» позволяет потерявшим надежду и средства истцам искать деньги на дорогостоящий процесс, говорит Валерий Зинченко, управляющий партнер КА Pen&Paper: «В случае победы в нем существенная часть присужденного отдается юридическому «спонсору».
При этом глубокое практическое погружение в современные институты английского правосудия приводит не к слишком оптимистичным выводам, замечает эксперт: «Последние судебные процессы с российским участием, например кейс «Юлмарта», выявляют не столь радужные перспективы для обратившихся в Лондонский суд». Во-первых, это очень долго, рассказывает Зинченко: «Как ни парадоксально, российские суды на этом фоне выглядят намного более предсказуемо с точки зрения сроков рассмотрения». Во-вторых, при всем уважении к арбитрам, английские судьи мало ориентируются в российских бизнес-реалиях, что существенно сказывается на качестве судебных актов и не только, продолжает юрист: «Бывают случаи, когда недобросовестная сторона использует отсутствие понимания российской бизнес-среды английскими арбитрами, чтобы заблокировать работу бизнеса и тем самым давить на процессуального оппонента». Третий негативный фактор – это существенная дороговизна спора в Англии, говорит Зинченко: «Десятки миллионов фунтов стерлингов – средняя цена судебного спора в международном коммерческом арбитраже Лондона».
А при жесткой зарегулированности отношений между истцом и финансирующей стороной (опять же по английскому праву) вероятен исход, когда формально выигранный процесс не приносит заявителю ничего кроме неисполнимого судебного решения с красивым тиснением и серьезного конфликта со «спонсором», предупреждает эксперт.
Как защитить бизнес от таких споров
Как правило, основа у всех подобных дел имеет общие черты, отмечает Ермоленко: «Есть какие-то неформальные договоренности (в том числе, устные), якобы имевшие место много лет назад. Далее истцы пытаются продемонстрировать эту договоренность множеством очень косвенных доказательств». Нередко такие иски могут выглядеть как попытка, если не недружественного поглощения, то, как минимум, корпоративного шантажа, говорит Бачинская: «Разбирательство в английских судах длится долго, а суд часто идет навстречу истцам и применяет серьезные обеспечительные меры на активы ответчиков. И подобный иск может быть в действительности направлен на попытку склонить другую сторону конфликта к какому-то внесудебному разрешению ситуации».
Стратегия защиты от подобных нападений зависит от того, существовала ли договоренность в действительности, утверждает Ермоленко. В любом случае, бизнесу имеет смысл очень осторожно вступать в любые неформальные взаимодействия с властью, стараясь в каждый момент времени отслеживать, как впоследствии может быть интерпретирована любая активность, предупреждает эксперт: «Это сродни разговору по телефону, когда абонент знает, что его прослушивают и над каждой фразой надо подумать два раза – с точки зрения не только собеседника, но и «того дяди». Если есть любые подозрения, что бизнес стал «близок» кому-то из партнеров во властных кругах, то все активности с ними надо вести на дистанции, объясняет Ермоленко: «Формализовать, фиксировать суть таких контактов, дабы исключить впоследствии расширительное толкование не в свою пользу».
Если дело все же дошло до Высокого суда в Лондоне, то большим подспорьем будет наличие свидетелей, переписки и фиксации переговоров с принятыми на них решениями, считает Бачинская: «Например, посредством оформления протоколов совещаний и встреч». При этом ошибкой будет ограничиться только документами, уверяет Дораев: «Не стоит забывать о необходимости аккуратного ведения электронной переписки и обеспечить лояльность сотрудников, которые могут выступить свидетелями на стороне оппонентов». Особенностью судебного процесса в англо-саксонской юрисдикции являются строгие правила предоставления доказательств, позволяющие другой стороне заблаговременно получить доступ почти ко всей информации и документам, которыми обладают оппоненты, говорит эксперт: «При этом попытки сокрыть или уничтожить такие доказательства после подачи иска будут играть против соответствующей стороны дела».
Кроме того, для иностранного суда может иметь значение довод неподтвержденного дохода бывших чиновников, обращает внимание Ермоленко. Имеет смысл заострить внимание на «вкладе», который чиновники делали в совместный бизнес, говорит юрист: «Если речь идет о материальных вливаниях, то должны остаться соответствующие следы. Если же речь идет об «административной поддержке», то я не думаю, что английский суд сочтет подобные инвестиции честным способом ведения бизнеса». Иными словами, вряд ли Высокий суд Лондона согласится с тем, что доля в компании полагается бывшему чиновнику за предоставленный административный ресурс, подчеркивает Ермоленко: «Это может быть слабым местом в позиции истца».
Но самый главный профилактический инструмент от подобных разбирательств – вести честный бизнес с самого начала и не вступать в коррупционные сговоры с чиновниками, уверен Сергей Савельев, партнер .