С 2022 года практика выдачи антиисковых запретов стала обширнее. Российские суды их выдают даже неподсанкционным компаниям и в делах, подсудных форумам в дружественных странах. В свою очередь, зарубежные суды запрещают российским сторонам продолжать разбирательства в РФ в нарушение арбитражной оговорки. Это приводит к параллельным разбирательствам и войнам антисьютов, а стороны несут повышенные издержки и получают решения, которые сложно исполнить. В итоге подрывается вся система международного арбитража — единственного эффективного способа решать международные споры.
Развитие антиисковых запретов
Первые антиисковые запреты (anti-suit injunction) появились еще в XVI веке в Англии для того, чтобы запретить участнику процесса начинать или продолжать разбирательство в другом суде. Потом их начали выдавать в Шотландии, Ирландии, британских колониях и других иностранных юрисдикциях. Запреты обосновывают следующим:
- параллельные разбирательства могут привести к противоречивым решениям;
- процесс в другой стране нарушает права ответчика, согласившегося на английскую юрисдикцию.
Сегодня антиисковые запреты активно применяют в Австралии, Новой Зеландии, Сингапуре, Гонконге и ОАЭ, где распространено английское право. А в 2020 году подобный инструмент появился и в России. Тогда в АПК добавили ст. 248.1 и 248.2, которые установили исключительную компетенцию арбитражных судов РФ в спорах с участием подсанкционных лиц. Статьи также позволили обращаться за запретом на возбуждение разбирательства в иностранных судах и в международном коммерческом арбитраже по этой категории дел. И если поначалу инструмент был не особо популярным, то после 2022 года его стали использовать все чаще.
Как выдают антиисковые запреты в России
До 2022 года антиисковые запреты не были популярны в России: по данным Caselook с 2020 года по февраль 2022 года стороны запрашивали их всего в шести делах и только в одном деле суд удовлетворил требование (дело № А40-155367/20). После 2022 года, когда западные страны ввели санкции, исполнение международных контрактов стало практически невозможным. Это привело к началу арбитражных разбирательств в соответствии со старыми арбитражными оговорками, которые отправляли стороны в Лондон, Париж или Стокгольм. При этом российским компаниям судиться там оказалось сложно: уплатить арбитражный сбор или нанять иностранных юристов невозможно, а спор могут рассматривать предвзятые арбитры. Тогда российские компании, затронутые санкциями, начали активно использовать ст. 248.1 и 248.2 АПК.
Большему спросу на применение «закона Лугового» способствовало определение Верховного суда в споре между «Уралтрансмашем» и компанией Pesa Bydgoszcz (дело № А60-36897/2020). Тогда ВС установил презумпцию: применение санкций создает препятствия в доступе к правосудию, поэтому их доказывать не обязательно. В 2018 году польское предприятие начало арбитраж по правилам SCC, что соответствовало арбитражной оговорке. Но «Уралтрансмаш» попросил запретить Pesa Bydgoszcz продолжать разбирательство в Стокгольме, обосновав это санкционными ограничениями. Изначально нижестоящие суды отказали в антиисковом запрете, а Верховный суд не стал передавать жалобу в экономколлегию. Причина была в том, что «Уралтрансмаш» не доказал, что у него действительно есть препятствия в доступе к правосудию в Стокгольме. После определения ВС российские суды практически перестали оценивать обстоятельства дела, антисьюты стали получать даже неподсанкционные компании, а случаев применения ст. 248.1 и 248.2 АПК в целом стало больше, отмечают юристы.
На основе статей 248.1 и 248.2 АПК российские суды активно выдают антиисковые запреты. Они толкуют норму расширительно, считая достаточным основанием для переноса спора в Россию то, что в отношении стороны действуют иностранные ограничительные меры. При этом перечень таких мер стал пониматься судами максимально свободно.
Следующим этапом стали антиисковые запреты на разбирательства даже в дружественных странах. Первым таким делом стал спор «Русхимальянса» с Linde (дело № А56-129797/2022). Тогда АС Санкт-Петербурга и Ленинградской области допустил, что спор в Гонконге не смогут рассмотреть беспристрастно и справедливо, потому что в этой юрисдикции сильно влияние английского права. После этого суды все чаще стали признавать арбитражные оговорки в пользу HKIAC неисполнимыми, а «Русхимальянс» смог получить антиисковые запреты на другие «гонконгские» споры с Linde (например, дела № А56-103943/2023, № А56-13299/2024). При этом, по словам юристов, такая практика ставит под угрозу в целом исполнимость арбитражных оговорок о HKIAC, который довольно популярен у российских компаний. Так, согласно независимому исследованию юридических фирм, в 25% корпоративных сделок, заключенных с марта 2022 года по август 2024 года, стороны выбрали именно Гонконгский арбитражный центр для разрешения споров.
Одним из громких дел в связи с этим стало разбирательство между ВТБ и OWH SE — европейской «дочкой» ВТБ, которая ранее называлась VTB Bank Europe (дело № А56-84760/2023). Согласно арбитражной оговорке, стороны должны были решать все споры в HKIAC. Но АС Санкт-Петербурга и Ленинградской области признал свою исключительную компетенцию на основании ст. 248.1 АПК и запретил OWH SE продолжать арбитраж в Гонконге и инициировать новые разбирательства за пределами РФ. Такое решение не устроило немецкую компанию, и дело дошло до Конституционного суда. Пока КС рассматривал жалобу OWH SE, юристы направляли amicus curiae (первое и второе) по вопросам применения ст. 248.1 и 248.2 АПК. В частности, юрист Melling, Voitishkin & Partners Никита Красный указывал, что чрезмерное применение судами «закона Лугового» нарушает конституционные принципы состязательности и равноправия сторон. Право на доступ к правосудию носит абсолютный характер и не подлежит ограничениям, а выбор арбитражного форума — его неотъемлемая часть, уточняют юристы. Кроме того, текущая позиция российских судов приводит к тому, что любое арбитражное соглашение, место арбитража по которому находится за рубежом, не исполняется.
И российские компании, и их иностранные партнеры заинтересованы не столько в возможности выбирать между обращением в госсуды или международный арбитраж, сколько в гарантиях действительности и исполнимости согласованного сторонами трансграничного контракта и содержащейся в нем юрисдикционной оговорки.
При этом, как показывает практика, гарантий исполнимости нет даже для оговорок о нейтральных юрисдикциях. По словам авторов заключения, это приводит к тому, что иностранные контрагенты, чтобы не оказаться в российском суде, требуют дополнительного обеспечения: полной предоплаты, поручительства третьих лиц, поставки товаров с постоплатой. «Такая ситуация противоречит интересам российских участников внешнеторговой деятельности, для которых исполнимая арбитражная оговорка имела и имеет обеспечительную функцию, поскольку гарантирует исполнимость решения», — уверена Любимова.
Пока у нас сохраняются транснациональные отношения с любыми странами, нам всем — особенно бизнесу и юристам — нужны HKIAC, SIAC, DIAC и другие форумы, где сохраняются гарантии нейтральности, независимости и беспристрастности при разрешении споров с российскими лицами. Но практика по «закону Лугового» пока что не определила никакую безопасную гавань. Поэтому сейчас важно вести диалог о том, как сохранить хотя бы нейтральные юрисдикции для арбитража с российскими сторонами.
В итоге КС отказал в принятии жалобы OWH SE, но разъяснил важные аспекты в применении ст. 248.1 и 248.2 АПК. Так, эти нормы не должны применяться автоматически в спорах с участием подсанкционных лиц, а последние сохраняют право не возражать против рассмотрения спора иностранным судом или международным коммерческим арбитражем за пределами РФ. Когда же суды решают вопрос о выдаче антиискового запрета, они должны установить предмет и субъектный состав спора и всесторонне оценить обстоятельства дела. Дополнительно им следует выявлять другие критерии, необходимые для реализации конституционных прав всех участников этих споров. Подробнее — в материале «КС не стал оценивать конституционность „закона Лугового“: мнение юристов».
Дальше российские суды начали выдавать антиисковые запреты солидарно. Так, в споре между «Хлодвиг Энтерпрайзерс» и «Ренессанс Кредитом» АС Калининградской области выдал банку антиисковый запрет на разбирательства в Великобритании и LCIA (дело № А21-16114/2024). При этом Высокий суд Англии и Уэльса рассматривает дело между Renaissance Securities Ltd. и «Хлодвиг Энтерпрайзерс», а «Ренессанс Кредит» не участвует в споре в Лондоне и не входит в группу «Ренессанс Капитал». Но суд не согласился с этим, сославшись на корпоративную структуру холдинга, и признал, что это все одна корпорация. Ей управляют из единого центра как одной структурой, которая объединяет свои ресурсы для достижения общей деловой цели. А учитывая, что Renaissance Securities Ltd. зарегистрирована на Кипре, то реальное исполнение антиискового запрета возможно, только если распространить его действие на всех лиц группы и конечного бенефициара. Юрист VERBA LEGAL Евгений Гаспарян указывает: это новый подход российских судов, потому что обычно антиисковый запрет в порядке ст. 248.2 АПК запрашивают только в отношении сторон, которые уже инициировали спор или скоро сделают это.
Еще одно нововведение в практике антисьютов — это запреты на исполнение решений. Так, в деле № А56-52159/2025 «Газпром» попросил запретить «Нафтогаз Украина» получать и приводить в исполнение в любом государстве, кроме России, любые арбитражные и судебные решения по спору из соглашения от 30 декабря 2019 года (или в связи с ним) об оказании услуг транспортировки природного газа через территорию Украины. Похожие запреты были и в делах «Русхимальянса» (например, дела № А56-118993/2024 и № А56-90984/2024). При этом, исходя буквального толкования ст. 248.2 АПК, у российских судов нет компетенции принимать подобные решения и как-то ограничивать юрисдикции, где решение можно будет исполнить, обращает внимание адвокат и партнер NSP Арам Григорян. Учитывая это, юрист сомневается, что такие запреты будут эффективными, а иностранные компании или суды не будут его игнорировать.
Как относятся к антиисковым запретам за границей
За рубежом скорее противоположные тенденции по антиисковым запретам, указывает Мальцев. «Если в России мы наблюдаем настоящий бум антисьютов, то в других странах к ним относятся крайне настороженно», — говорит юрист.
При этом за последние годы количество антиисковых запретов в Великобритании все же выросло. Аналитики Kluwer Arbitration Blog связывают это с обширной практикой применения ст. 248.1 и 248.2 АПК. Дело в том, что, как правило, иностранный суд выдаст антиисковый запрет, чтобы защитить согласованную между сторонами арбитражную оговорку, которая была нарушена переносом спора в Россию, объясняют юристы. Например, в деле Renaissance Securities (Cyprus) Ltd. v Chlodwig Enterprises Ltd ([2023] EWHC 2816) английский суд вынес запрет, решив, что разбирательства в РФ могут привести к обходу санкций, а ответчик нарушает арбитражное соглашение, обращаясь в российский суд. На таком же основании антиисковый запрет выдал и суд первой инстанции Высокого суда Гонконга в споре между ВТБ и OWH SE, запретив российскому банку продолжать разбирательства в России. Судья гонконгского суда решил, что самое важное — действующее соглашение об арбитраже между сторонами, которым предусмотрено, что споры должны рассматриваться в HKIAC.
В текущей ситуации это приводит к войне антиисковых запретов (anti-anti-suit injunctions): российская сторона переносит спор в Россию в нарушение оговорки и запрещает иностранному контрагенту судиться где-либо еще, а последний обращается с аналогичным заявлением, но в удобный для себя суд, разъясняет Григорян. «В итоге это приводит к гонке за первым судебным решением, риску вынесения противоречащих друг другу актов и сложностям с их последующим исполнением», — предупреждает Мальцев.
Часто разрешение спора заходит в тупик, потому что российская сторона не признает арбитраж и считает его запрещенным, а иностранный контрагент не признает российский антиисковый запрет и руководствуется решением арбитража. В итоге вместо справедливого разрешения спора в каком-то форуме и выполнения сторонами указаний судей или арбитров спор так и остается нерешенным.
Чтобы суд выдал антиисковый запрет, у него должна быть персональная юрисдикция в отношении участников спора. Например, у английского суда она возникает, если стороны включили в договор оговорку о выборе английских судов или заключили арбитражное соглашение, указав местом арбитража Англию. Еще юрисдикция действует, если стороны выбрали английское право в качестве применимого к арбитражной оговорке. По такому принципу в деле Unicredit Bank GmbH v Ruschemalliance LLC ([2024] EWCA Civ 64) Высокий суд Лондона вынес запрет в отношении российского процесса, где местом арбитража был выбран Париж. Меры применили, в частности, потому, что во Франции вынести антиисковый запрет нельзя (там нет механизма, который позволил бы наложить запрет, аналогичный мере британского суда).
Насколько эффективны антиисковые запреты и как их исполняют
Параллельные разбирательства, которые продолжаются в судах разных юрисдикций, и войны антиисковых запретов показывают, что антисьюты малоэффективны, а государственные суды их игнорируют. Еще в 2013 году ВАС разъяснил, что антиисковые запреты иностранных судов «ни в силу своей природы, ни в силу норм международного и российского права» не могут мешать рассмотрению дела в российской юрисдикции, отмечает советник Mansors Оксана Тюсина.
В России не просто не соблюдают английские и другие антиисковые запреты, но и активно принимают контрмеры. Российские суды запрещают антиисковые разбирательства и обязуют стороны принять меры по отмене иностранных запретов.
У российских антисьютов есть значительный недостаток — решения по ним практически невозможно исполнить. В Европейском союзе решения по ст. 248.1 и 248.2 АПК не признают и не исполнят из-за действующих санкционных ограничений. Это прямо запрещает ст. 11с Регламента № 833/2014. Кроме этого, в рамках 14-го пакета санкций в этом же акте появилась ст. 11a, которая дает европейским компаниям право на возмещение убытков, понесенных из-за исков по «закону Лугового». Дополнительно 24 июня 2024 года Евросоюз принял Регламент № 2024/1745, запретив европейским фирмам любые сделки с лицами, которые прибегали к антиисковому запрету либо переносу спора в Россию. При этом какое именно решение принял российский суд по заявлению российской стороны — значения не имеет.
В других странах суды найдут нарушения арбитражной оговорки и противоречия публичному порядку. Например, к такому выводу пришел американский суд в споре между Google и «Царьградом» (дело № 24-5423), указывает Григорян. Суд указал, что российские судебные акты, которыми вводятся антиисковые запреты на основании ст. 248.2 АПК, не подлежат признанию в США, так как они нарушают публичный порядок страны.
Случаи подчинения российским антиисковым запретам единичны, и в основном иностранные участники разбирательств и иностранные суды игнорируют эти запреты. Судебные акты российских судов едва ли признают на территории иностранных государств, поскольку такие решения будут противоречить публичному порядку этих юрисдикций и прямо нарушать соглашения сторон о выборе подходящего форума.
С учетом этого перспективы прямого исполнения российского антиискового запрета за рубежом очень низкие, считает Мальцев. Исключением может стать Белоруссия и другие дружественные страны, предполагает Добшевич. Но подобных примеров пока нет.
Одновременно есть положительная практика, когда иностранцы подчинялись российским антисьютам. Как правило, это происходит в делах, где суд устанавливает очень высокую судебную неустойку за нарушение антиискового запрета (обычно равна исковым требованиям), а у ответчиков есть активы в России. Например, в споре «Газпром экспорта» против Uniper Global Commodities SE и METHA — Methanhandel GmbH такая неустойка составила €14 млрд (дело № А56-16212/2024), а в споре между «Распериа трейдинг лимитед» и «Райффайзенбанком» — €1 млрд (дело № А21-7043/2025).
Серьезный штраф за нарушения антисьюта повлиял сразу на несколько разбирательств «Русхимальянса» с иностранными банками. Так, в мае Высокий суд Англии и Уэльса отозвал запрет российскому предприятию судиться с немецкими банками Bayerische Landesbank, Landesbank Baden-Württemberg и Commerzbank в России (дела № А56-90971/2024, № А56-90984/2024 и № А56-90947/2024). Первым банком, который еще в прошлом году попросил английский суд отменить антиисковый запрет для «Русхимальянса», стал Unicredit. Всего российское предприятие взыскало с банков более €1,1 млрд. Сумме требований равнялись и судебные неустойки за нарушения антисьютов. По словам юриста практики «Разрешение споров» Nordic Star Елены Лебец, банки оказались перед выбором: либо продолжать защищаться в иностранной юрисдикции и нести риски двойной ответственности в России, либо пытаться отменить запреты в иностранных судах.
Другой подобный пример — спор ВТБ против JPMorgan Chase (дело № А56-39808/2024). Стороны получили взаимные антиисковые запреты, но в августе прошлого года американский банк отказался от иска в местном суде, сославшись на необходимость соблюдать российский антиисковый запрет. По мнению Григоряна, JPMorgan опасался риска обращения взыскания на его активы в России.
Что дальше?
Войны антиисковых запретов уже привели к тому, что сейчас есть много прямо противоположных решений судов и арбитражей, что всегда считалось недопустимым, указывает Добшевич. Кроме того, антисьюты ставят под угрозу исполнимость арбитражного соглашения и затем арбитражного решения, что негативно влияет на привлекательность и эффективность международного арбитража в целом.
Сам смысл обращения к арбитражу становится неочевидным, поскольку декларативные решения без возможности их исполнения мало привлекают стороны. В итоге подрывается международная система взаимного исполнения арбитражных решений, основанная на Нью-Йоркской конвенции 1958 года.
При этом каких-либо альтернатив для эффективного разрешения международных споров в текущей ситуации нет. Это подтверждают представители бизнеса и юристы. Войны антиисковых запретов и конкуренция государственных судов с третейским разбирательством привели к кризису международного арбитража, считает Султанов. «Арбитражное сообщество должно бороться за арбитраж, иначе есть риск остаться у разбитого корыта», — говорит юрист.
В то же время антиисковые запреты уже используют реже, считает Добшевич. «Российские компании все отчетливее понимают, что акты судов, вынесенные по правилам ст. 248.1 или 248.2 АПК, чаще всего практически невозможно исполнить», — говорит юрист. По мнению Тюсиной, нормы европейских санкционных регламентов создают дополнительные риски для российских компаний с активами в ЕС, поскольку против них могут предъявить иск.
Иного мнения придерживается Мальцев. Он считает, что стратегическая цель антиискового запрета не в исполнении, а в последствиях его вынесения. Получив антисьют, российская компания инициирует процесс по существу спора в российском суде и с высокой вероятностью выигрывает его. «Решение госсуда и запрет на другие разбирательства создает серьезный переговорный рычаг и заставляет иностранную сторону искать пути для урегулирования спора, даже если она уверена в своей победе в международном арбитраже», — объясняет Мальцев. Пример такого давления — самоотводы арбитров после получения антиискового запрета по иску Генпрокуратуры (дело № А40-92702/2025). Юрист уверен, что как часть стратегии защиты компаний, затронутых санкциями, антиисковые запреты имеют практическое будущее и, вероятно, будут активно использоваться.
