Почему следственные изоляторы по-прежнему переполнены тяжелобольными арестантами? Когда будет составлен список болезней, по которым они должны освобождаться из СИЗО? Нужно ли отделить тюремную медицину от ФСИН? На эти и другие вопросы "Право.Ru" ответил председатель общественной наблюдательной комиссии Москвы (ОНК), автор законопроекта "Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания" Валерий Борщев.
Участником правозащитного движения Валерий Борщев стал в 1975 году. Нравственный позыв к этой деятельности он ощутил после совместной работы с Андреем Сахаровым и Александром Солженицыным. Чтобы посвятить себя защите прав человека, успешному выпускнику МГУ пришлось уйти из официального органа ЦК ВЛКСМ — газеты "Комсомольская правда".
- Валерий Васильевич, 35 лет назад вы начинали в общественном комитете защиты прав верующих, затем работали в Фонде Солженицина, который оказывал помощь политзаключенным и их семьям. Сегодня в сферу вашего внимания может попасть любой гражданин, принудительно изолированный от общества. Даже если он — закоренелый рецидивист. Вас не спрашивают, зачем вы занимаетесь этими людьми?
- Я не собираюсь призывать наших соотечественников проникнуться этими судьбами и проявить чувство милосердия. Мои мотивы абсолютно прагматичны. Рано или поздно "зеки" выходят на свободу. Нравится нам это или нет, но они будут жить среди нас. И мы заинтересованы в том, чтобы они покинули тюрьму не ожесточенными убийцами, а смогли "на воле" социализироваться.
Если человек подвергается в СИЗО или лагере насилию, и при этом чувствует, что брошен обществом на произвол тюремщиков, то после освобождения он с большой долей вероятности может снова стать на преступный путь. Защищая права человека, лишенного свободы, мы неизбежно снижаем рецидив.
У кого хранятся ключи от английской тюрьмы?
- Когда у вас возникла идея общественного контроля за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания?
- В 1997 году в составе делегации Госдумы РФ я побывал в Англии, где, как заместитель парламентской комиссии по проверке пенитенциарных учреждений и органов милиции, познакомился с опытом работы королевской Тюремной службы. Особенно меня заинтересовала система общественного контроля над тюрьмами, которая существует там уже более 100 лет.
В Объединенном королевстве насчитывается 1300 тюрем и при каждой из них есть Совет визитеров, состоящий из граждан, которые пожелали осуществлять контроль за соблюдением законности в пенитенциарных учреждениях. Поразительно, но факт: у каждого визитера на поясе висят свои ключи от тюремных помещений.
Я всегда считал и считаю, что все беды и проблемы нашей уголовно-исполнительной системы идут от ее закрытости, за которую она цепко держится. И после поездки в Англию конкретизировалась идея – создать подобную общественную структуру и у нас…
- Представляю картину: по "Бутырке", позвякивая ключами, ходит правозащитник и делает замечания сотрудникам СИЗО…
- На это я, конечно, не рассчитывал. Основная идея, если коротко, состояла в создании общественной наблюдательной комиссии, наделенной правом посещать пенитенциарные учреждения страны и проверять соблюдение прав человека в их стенах, рассматривать заявления и жалобы.
Проект закона я внес в Думу в 1999 году. Он был принят конституционным большинством. Однако Правительство РФ через Совет Федерации закон заблокировало. Началась подготовка очень тяжелых поправок. Например, статус ОНК был резко понижен с федерального на региональный уровень, что ухудшило позиции общественного контроля.
Владимир Путин сокрушенно покачал головой, но ничего не изменилось…
Даже после этого законопроект, принятый в 2003 году в первом чтении, был "заморожен". Мощное сопротивление шло со стороны, прежде всего, МВД. Но были и союзники, в частности, Уполномоченный по правам человека в РФ Владимир Лукин и председатель Совета при Президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека Элла Памфилова. Лукин, Памфилова и я неоднократно обращались по этому вопросу к тогдашнему главе государства Владимиру Путину.
Помню, когда я на встрече проинформировал его о том, что законопроект лежит без движения уже четыре года, он сокрушенно покачал головой и сказал: "Да что вы говорите?!". Но и после этого ничего не изменилось.
Закон был принят 10 июня 2008 года уже при Президенте Дмитрии Медведеве.
Разговор общественного наблюдателя с арестованным администрация должна "видеть и слышать"
- Насколько мне известно, до сих пор идет "перетягивание каната" по поводу того, что представители ОНК могут беседовать с подследственными и заключенными только в присутствии администрации…
- Данное ограничение распространено только на следственные изоляторы: беседу представителя ОНК с арестованным должны видеть и слышать представители СИЗО. Что касается колоний, то в законе формат беседы четко не оговорен. В одних колониях это толкуют в пользу присутствия представителей администрации, в других на этом не настаивают.
И вот была подготовлена ухудшающая поправка, которая предписывала, что и в колонии беседа общественника и заключенного должна проходить для администрации в режиме "не только видеть, но и слышать". Есть основания полагать, что эта поправка не состоится. (Как на самом деле этот вопрос решается в Думе, читайте здесь).
СИЗО сторожит двуглавый "Цербер"- Минюст и МВД
-Несмотря на многочисленные декларации исполнительных и судебных властей о необходимости шире использовать альтернативные аресту меры пресечения, СИЗО отнюдь не пустуют. Почему?
- Необходимость сажать в СИЗО просто ничтожна. Мы подсчитали: 30 процентов подозреваемых и обвиняемых получают в суде наказание, не связанное с лишением свободы или выносится оправдательный приговор. То есть, никакой нужды держать этих людей за решеткой не было. Это делается исключительно для удобства следствия. Людей попросту "прессуют" руками тюремщиков, чтобы получить признательные показания.
В связи с этим хочу еще раз обратиться к опыту Англии. Там следствие выведено из сферы исполнительной системы. Всю работу следователи должны провести, пока подозреваемый или обвиняемый находится на свободе. После "посадки" обвиняемого следователь, который вел дело, попасть в тюрьму может только в случае крайней необходимости. И у сотрудников тюрем практически нет причин "прессовать" заключенного.
Смерть Сергея Магнитского и Веры Трифоновой еще раз показала, что разделение следствия и уголовно-исполнительной системы, как того требуют Европейские пенитенциарные правила, которые Россия подписала, практически не состоялось, несмотря на то, что формально тюремное ведомство ушло из подчинения МВД под Минюст.
Магнитского перевели из одного СИЗО в другое под предлогом ремонта этажа. Но он много месяцев так и не начинался
- Валерий Васильевич, после смерти Магнитского члены ОНК Москвы побывали в обоих СИЗО. К каким выводам пришла комиссия?
- Бросилось в глаза, что его в течение года трижды перемещали из изолятора в изолятор, а в СИЗО – из камеры в камеру, в том числе в ночное время. Всего он сменил около полутора десятка помещений, причем санитарно-бытовые условия каждый раз ухудшались. В одну из камер к нему подсаживали "неадекватного" подследственного, который начал третировать Магнитского. На лицо мощное психологическое давление на подследственного, которое оказывалось явно под диктовку следствия.
Еще одно. 25 июля 2009 года за неделю до назначенного Магнитскому контрольного УЗИ брюшной полости и планового оперативного лечения его перевели из "Матросской тишины", где находятся врачи этого профиля и необходимое медицинское оборудование, в "Бутырку", где ничего этого нет. В результате обследование и операция Магнитскому так и не проводились.
Зачем это делалось? Начальник специального СИЗО №1 ФСИН России (находится на территории "Матросской тишины") И.П. Прокопенко мне сказал: "Мы решили провести ремонт, и нам надо было освободить этаж. Я обратился к нескольким следователям и от некоторых получил согласие на перевод их подследственных в другое СИЗО. Среди них был следователь Магнитского — Сильченко…".
На вопрос, сколько еще людей было переведено в другие СИЗО, Прокопенко неохотно ответил, что около пяти человек. Выходит, что большинство подследственных, находившихся на этаже, остались в СИЗО, а перевод коснулся тяжелобольного человека? "А я не считаю Магнитского больным. Сидящие в СИЗО часто стараются выдать себя за больных, чтобы улучшить себе условия" — раздраженно ответил начальник.
Кстати, после перевода Магнитского в "Бутырку", ремонт на том этаже не проводился, по меньшей мере, в течение полгода. Коль скоро заговорили о ремонте, скажу, что, на мой взгляд, Бутырку, например, надо вообще закрывать. Она вся пропитана гнилью и ремонту не подлежит. Я не вижу возможности привести ее в соответствие с европейскими стандартами. Дешевле построить новый изолятор.
Почему членам ОНК показали только одну видеозапись, и был ли жив Магнитский, когда его привезли в "Матросскую тишину"?
В беседах с медиками, другими сотрудниками мы слышали, извините, откровенное вранье. Многие рассказы плохо накладываются друг на друга. Например, врач Александра Гаусс из "Матросской тишины" говорит, что у Магнитского был нервный срыв, она вызвала бригаду скорой помощи, та приехала в 20.48, проводила реанимационные мероприятия, но они не помогли…
Мне удалось связаться с врачом "скорой" Виталием Корниловым. Вот его свидетельство: "Скорая" пришла в 20 часов. Но врачей к пациенту сразу не пустили. Ждали более часа. Потом пришли и сказали, что он умер. Зашли в камеру. Он лежал на полу, и мы определили признаки биологической смерти. Женщины-врача я не видел…"
Члены комиссии просмотрели видеозапись, как Магнитский покидал "Бутырку". Видеозапись же прибытия Магнитского в "Матросскую тишину" членам ОНК показать отказались. Я обратился к начальнику "Бутырки" Дмитрию Комнову с просьбой назвать мне имя конвоиров, сопровождавших Магнитского в "Матросскую тишину". И в этом было отказано. "Я не назову вам фамилию конвоира. Я не хочу, чтобы его убили", — сказал начальник СИЗО.
Эти и многие другие оговорки, неточности, умолчания дали основание подозревать, что Магнитский в "Матросскую тишину" живым не доехал. Но последнее слово — за прокуратурой. (Полный текст доклада об обстоятельствах смерти Сергея Магнитского, подготовленного ОНК Москвы, читайте здесь).
Нынешний перечень болезней, по которым могут освободить из заключения – это список умирающих
- В СМИ как-то промелькнуло сообщение, что в изоляторах начали составлять списки тяжелобольных. Но потом ФСИН опровергла эту информацию…
- Такой список составляет наша ОНК. Кроме представителей общества этим никто не занимается. Это нелегкая работа, ведь в СИЗО Москвы по самым скромным подсчетам находятся не менее 10 тысяч человек. В результате покамерного обхода я уже подал ходатайство в Мещанский районный суд по освобождению беременной женщины, сидящей по "экономической" статье. У нее существует реальная угроза выкидыша.
Парадокс: существующий перечень из 41 заболевания, на основании которых суды могут освободить из колонии, не распространяется на подследственных. Сейчас по поручению Президента РФ он будет подготовлен.
По этому поводу необходимо сказать, что существующий уже список – это список умирающих: заключенных попросту отправляют домой умирать. Мы считаем, что для СИЗО перечень надо существенно расширять. Та же гипертония и сахарный диабет в условиях изолятора могут привести, и уже приводят, к летальному исходу. А ведь речь идет о людях, виновность которых суд еще не доказал.
- Как вы считаете, какой должна быть тюремная медицина?
- Нынешнее состояние тюремной медицины просто катастрофично и для меня совершенно очевидно, что ее надо выводить из подчинения УИС. Медики должны быть независимыми от исполнительной системы, должен быть приоритет врача во всем, что касается сохранения здоровья и жизни людей в местах принудительного содержания. 21 июня собирается Экспертный совет при Уполномоченном по правам человека, и мы будем предлагать именно такой вариант реформирования тюремной медицины.
- Но российские реформы медлительны и малоэффективны, а люди страдают и умирают сегодня…
- Недавно на совещание у Уполномоченного по правам человека в Москве Александра Музыкантского мы договорились с УФСИН Москвы и Департаментом здравоохранения столицы о создании специальной медкомиссии, которая будет проводить независимую экспертизу – может подозреваемый содержаться в СИЗО или нет. Нельзя сказать, что представители ФСИН и департамента отнеслись к этому с энтузиазмом, но возражений не было.
Сейчас такую экспертизу делает городская больница №20. Но случай с Трифоновой показал, что и она подвергается давлению.
