Почти хрестоматийная история военного судьи, спасшего от расстрела будущего маршала авиации и вынесшего оправдательный приговор командиру подводной лодки, которого глава государства, ЦК КПСС, министр обороны и главком ВМФ, а также государственная комиссия по расследованию самой крупной катастрофы в истории отечественного подводного флота решили "назначить" виновным в гибели 122 моряков.
В августе 1941 года в военно-воздушных силах Балтийского флота было совершено неслыханное по тем временам преступление: 26-летний летчик минно-торпедной морской авиации лейтенант Иван Борзов угнал истребитель. Бак И-16 оказался почти пустым, и самолет вскоре после взлета упал с малой высоты на землю. Чудом оставшегося в живых летчика доставили в госпиталь, где он дал первые показания.
"Куда нам, "небесным тихоходам", до истребителей"
Борзов, деревенский парнишка из Московской области, после окончания семилетки поступил в авиационный техникум и одновременно овладевал техникой пилотирования в аэроклубе. В 1936 году после окончания Ейской школы морских летчиков служил в ВВС Черноморского и Тихоокеанского флотов, а затем принял боевое крещение в ходе военного конфликта СССР с Финляндией (1939-1940 гг.). После завершения кампании Борзова оставили на Балтике, где к началу Великой Отечественной войны он занимал должность заместителя командира эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка.
Боевые вылеты Борзов совершал на дальнем двухмоторном бомбардировщике ДБ-3ф (позже широко известный как Ил-4). Командир полка полковник Евгений Преображенский ценил Борзова за мужество, виртуозное пилотажное мастерство, развитые командирские качества и планировал дальнейшее продвижение лейтенанта по командной линии. Но сам пилот начал испытывать неудовлетворенность службой на бомбардировщиках и подал несколько рапортов с просьбой о переводе в истребительную авиацию, против чего неизменно возражал Преображенский. А сослуживцы подтрунивали над Борзовым: мол, куда нам, "небесным тихоходам", до истребителей, подготовка не та.
Тогда Борзов решил доказать однополчанам, что они ошибаются: в один из августовских дней он забрался в истребитель, находившийся в авиаремонтных мастерских, поднял его в воздух и начал выполнять фигуры высшего пилотажа.
Первое дело лейтенанта юстиции Федора Титова
Уголовное дело лейтенанта Борзова для члена военного трибунала Балтфлота Федора Титова стало первым, которое он рассмотрел в роли председательствующего.
Титов родился в 1915 году в Москве. После окончания десятилетки осуществил свою юношескую мечту — поступил в столичный юридический институт. Однако жизнь внесла некоторые коррективы в планы будущего правоведа. В 1939 году была основана Военно-юридическая академия, готовящая офицеров для военных трибуналов и прокуратур, в которую в предвоенные годы перевели часть студентов из других вузов. В их число попал и Титов. За два месяца до начала войны он закончил академию и был направлен в военный трибунал БФ.
"Комиссар был настроен по поводу судьбы лейтенанта Борзова весьма агрессивно"
Поступок Борзова вызвал широкий резонанс в ВВС флота. Титову дали понять, что от него ждут самого жесткого наказания лейтенанта. Об этом ему заявил, в частности, комиссар 8-й бомбардировочной авиабригады, в состав которой входил полк Преображенского.
"Комиссар <…> был настроен по поводу судьбы лейтенанта Борзова весьма агрессивно и недвусмысленно дал понять, что командование ждет от суда сурового приговора, "чтобы в корне пресечь явления, подобные поступку Борзова", — вспоминал несколько десятилетий спустя Титов. — При этом он сослался на то, что есть свежий, августовский приказ Сталина, согласно которому порча или утрата техники, оружия и боеприпасов, совершенные с целью хотя бы кратковременно уклониться от участия в боевых действиях, надлежит рассматривать как бегство с поля боя. По закону того времени за бегство с поля боя была предусмотрена одна мера наказания — исключительная, то есть расстрел…"
Вскоре после ЧП флотского масштаба в гарнизон вернулся полковник Преображенский, который возглавлял группу бомбардировщиков, наносивших первые бомбовые удары по военно-промышленным объектам столицы Германии.
"Если в результате беседы с комиссаром авиасоединения Борзов представлялся мне грубым, неуравновешенным и недисциплинированным человеком, то после тщательного изучения дела и беседы с непосредственным начальником Борзова представление о нем существенно изменилось, — подчеркивает в своих записках Титов. — Евгений Николаевич Преображенский охарактеризовал молодого летчика как технически и профессионально грамотного и пояснил, что те задания, которые выполняют летчики тяжелых бомбардировщиков, требуют особого умения владеть самолетом, большой выдержки и непрерывного в течение многих часов напряжения, как правило, в очень сложных условиях. <…> Что касается совершенного им поступка, то командир полка сказал, что никто не одобряет его и привлечение летчика к уголовной ответственности является законным. В заключение беседы Евгений Николаевич высказал надежду, что военный трибунал беспристрастно разберется в происшествии и примет объективное решение. Из разговора с командиром полка нетрудно было понять, что Преображенскому известно мнение некоторой части командования авиасоединения по данному делу, и он в осторожных выражениях дал понять, что не разделяет его…".
"… Мне совершенно безразлично, какое будет наказание"
По свидетельству Титова, Борзов в судебном заседании внешне выглядел спокойным. Старался не выдавать своих эмоций и начинающий военюрист. "Перед судом стояла трудная задача, — писал он. — С одной стороны, совершено тяжкое преступление, за которое по закону военного времени предусмотрена суровая мера наказания. К тому же оно совершено в самый трудный период, когда не хватало патронов, снарядов, винтовок, когда каждый самолет был на учете. С другой стороны, решалась судьба молодого человека, офицера-летчика, мастерски владеющего своей специальностью…"
Борзов не признал себя виновным в попытке "уклониться от выполнения боевых заданий". "Цель моего полета, — цитирует его объяснения в суде Титов, — состояла в том, чтобы доказать командованию, что я умею пилотировать истребитель". (Суд установил, что авария самолета произошла не потому, что Борзов не справился с управлением, а из-за неисправности прибора, показывающего уровень горючего). В последнем слове Борзов заявил, что глубоко сожалеет о своем поступке, и просил суд дать ему возможность остаться на фронте. "Ежели же суд такой возможности не предоставит, то мне совершенно безразлично, какое будет наказание", — сказал он.
Суд приговорил Борзова к лишению свободы сроком на десять лет с применением примечания 2 к ст. 28 УК РСФСР, которое устанавливало, что приговор, присуждающий в военное время военнослужащего к лишению свободы без поражения прав, может быть "отсрочен исполнением до окончания военных действий с тем, что осужденный направляется в действующую армию". Проявившим себя в ходе боевых действий "стойкими защитниками Союза ССР, допускается по ходатайству соответствующего военного начальства освобождение от назначенной ранее меры социальной защиты…".
Лейтенант Борзов по ходатайству Преображенского был оставлен в полку. Менее чем через год командование возбудило перед трибуналом ходатайство о его досрочном освобождении от наказания. "Мы, судьи, на этот раз чувствовали себя совсем по-другому, — отметил Титов, — чем тогда, в сентябре 1941 года, когда выносили приговор. Борзов был освобожден судом от наказания и продолжал летать и воевать с той же отвагой". 20 июля 1944 года Борзову, который уже был назначен командиром полка, присвоили звание Героя Советского Союза. Впоследствии Борзов стал маршалом авиации — первым и единственным в истории морской авиации ВМФ.
Самая крупная катастрофа в истории российского подводного флота
Успешно складывалась карьера и самого Титова. После войны он уже возглавлял отдел флотских трибуналов Управления военных трибуналов Минюста, а затем в звании подполковника юстиции проходил службу в качестве руководителя правового отдела Советской военной администрации в Германии, которая непосредственно управляла советской зоной оккупации с 1945 года до момента образования ГДР в 1949 году.
В 1958 году полковника юстиции Титова назначили на генеральскую должность: он возглавил военный трибунал самого крупного объединения ВМФ — Северного флота. Один из процессов, на котором председательствовал Титов, вошел в историю военных судов как хрестоматийный пример проявления независимости судьи, преодолевшего давление на суд из высших эшелонов власти.
Утром 11 января 1962 года в г. Полярном Мурманской области на борту дизельной подводной лодки Б-37, стоявшей у пирса Екатерининской гавани, взорвался боезапас — 12 боевых торпед. В результате самой крупной катастрофы в истории российского подводного флота число жертв на Б-37 и стоявшей рядом С-350, а также на пирсе торпедно-технической базы достигло 122 человек (на затонувшем атомоходе "Курск" в августе 2000 года в Баренцевом море погибли 118 человек).
Государственная комиссия и следствие, пишет Звягинцев в другом исследовании, посвященном следственно-судебным делам в отношении военных моряков (Звягинцев В.Е. Трибунал для флагманов — М.:Терра — Книжный клуб, 2007.- Стр. 485), рассмотрели около 25 версий причин катастрофы. Но в конечном итоге пришли к наиболее вероятному выводу: детонацию боезапаса спровоцировал объемный пожар в торпедном отсеке, истинную причину возникновения которого установить не удалось.
С актом расследования членов госкомиссии торопили из ЦК КПСС и Минобороны, и он был принят за пять дней до того, как была поднята и обследована затонувшая у причала Б-37 и, естественно, в нем не нашли отражения некоторые важные нюансы. Однако виновный в катастрофе уже был "назначен".
Боезапас "второго сорта"
Министр обороны Маршал Советского Союза Родион Малиновский еще до заседания трибунала доложил первому секретарю ЦК КПСС Никите Хрущеву и Президиуму ЦК, что в случившемся непосредственно виноват командир Б-37 капитан 2 ранга Бегеба. Он отдан под трибунал, а целый ряд руководителей, в том числе командующий флотом адмирал Андрей Чабаненко, освобождены от занимаемых должностей. Решимость во что бы то ни стало возложить ответственность по суду на командира лодки, царившая в руководстве армии и флота, нашла яркое отражение в поведении Главкома ВМФ Адмирала флота Советского Союза Сергея Горшкова.
Он в качестве председателя госкомиссии посетил Бегебу в госпитале (командира взрывом контузило и сбросило с корпуса лодки в воду), чтобы выяснить его мнение о причине пожара. Капитан 2 ранга доложил, что когда он был в отпуске, на Б-37 погрузили торпеды с просроченной на два года проверкой ("кондиционный" боезапас из арсенала экстренно распределили на лодки, которые ушли в Атлантику в район Кубы, где разгорелся так называемый Карибский кризис — острое противостояние между СССР и США). Обычно стеллажные (запасные) торпеды в отсеке содержатся с половинным давлением воздуха в баллонах. А на Б-37, которая в январе готовилась к автономному плаванию на полный срок в Атлантику, приказали довести его до полного — 200 атмосфер. Бегеба вынужден был подчиниться, однако настоял, чтобы командир бригады подводных лодок занес соответствующую запись в вахтенный журнал (журнала после подъема затонувшей лодки не нашли, но к чести комбрига, он свою запись на следствии подтвердил).
Причина катастрофы, по версии Бегебы, которую он изложил главкому, заключалась в том, что в одной из торпед давлением выбило донышко старого баллона, воздушная струя взрезала обшивку торпеды и ее фрагменты, покрытые смазкой, пробили хранившиеся под стеллажами банки с "кислородными консервами" (пластинами регенерации воздуха). В результате масло в кислороде самовоспламенилось (кстати, после катастрофы была издана инструкция, запрещающая хранить пластины регенерации в торпедных отсеках подводных лодок).
Горшкову такой поворот с "залежавшимися" торпедами, ставящий под сомнение вину командира, не понравился, и он, уходя из палаты, зло сказал Бегебе, что его место не на больничной койке, а в губе Кислой (на берегу этого залива расположено кладбище – Ред.). Вопрос о возбуждении уголовного дела в отношении Бегебы по обвинению в "преступно-халатном отношении к исполнению своих служебных обязанностей, систематических нарушениях требования Корабельного устава и Наставлений Военно-Морского флота" был предрешен. О многом говорит и то обстоятельство, что Мурманская коллегия адвокатов назначила Бегебе защитником молодую женщину, несведущую в корабельной службе. После первой же встречи с ней капитан 2 ранга решил защищать себя сам.
"Почему вы, командир, бежали в противоположную от пожара сторону?"
Закрытое заседание трибунала по рассмотрению уголовного дела по обвинению Бегебы в совершении преступления, предусмотренного ст. 260 п. "а" Уголовного кодекса РСФСР, проходило в Полярном с 18 по 22 июня 1962 года. После зачтения обвинительного заключения Бегеба на вопрос председательствующего, признает ли он себя виновным, ответил: "Обвинение понятно. Виновным в том, что произошло на подводной лодке утром 11 января 1962 года, себя не признаю. Что касается аварийных происшествий, имевших место в 1960 и 1961 годах во время автономного плавания, за них вышестоящим командованием я был наказан в дисциплинарном порядке. Оспаривать эти факты не имею оснований".
О том, как защищался на процессе Бегеба, пишет бывший флотский журналист капитан 1 ранга запаса Сергей Турченко, который несколько лет назад побывал в Заполярье и ознакомился с рассекреченными документами заседания трибунала, а также воспоминаниями бывшего командира Б-37, хранящимися в фондах краеведческого музея Полярного.
"Обвинитель задает вопрос: почему воздушные баллоны ваших торпед просрочены с проверкой на два года? Отвечаю: торпеды принимали на лодку в то время, когда я был в отпуске. Я видел только дубликаты их формуляров. В них сроки проверки не записываются. А заносятся они в подлинники, которые хранятся в арсенале. Следующий вопрос: почему не была объявлена аварийная тревога, все ваши люди бросились в панике в корму? Отвечаю: расположение трупов в отсеках показывает, что каждый из погибших находился там, где обязывала его быть аварийная тревога. Доказательство — акт осмотра корабля водолазами. Еще вопрос: почему вы, командир, бежали в противоположную от пожара сторону — в корму? В вопросе ясно слышалось — "почему вы струсили?". Отвечаю: люк в носовой отсек без посторонней помощи изнутри открыть невозможно. А кормовой — аварийный — я открыл бы сам. Попасть в лодку в тот момент можно было только через него… Проверили мое заявление на одной из лодок — все точно".
Нарушения не находились в причинно-следственной связи с катастрофой
"… Многое пришлось пережить, передумать, пропустить через сердце, чтобы сделать единственно правильный и обоснованный вывод. С одной стороны — тяжелейшая катастрофа с многочисленными человеческими жертвами и огромным материальным ущербом, решение высшего партийного органа, приказ Министра обороны, выводы командования ВМФ, мнение ученых во главе с таким авторитетом, как академик А.П. Александров, наконец, материалы органов следствия. С другой — требования закона обоснованно и убедительно определить, в чем конкретно состоит вина командира в случившейся катастрофе", — вспоминал о длительном процессе принятия решения Титов.
В ходе судебного разбирательства Титов и народные заседатели капитан 1 ранга Шкодин и капитан 2 ранга Савельев (политработник с юридическим образованием) пришли к выводу, что часть эпизодов обвинения, предъявленные Бегебе предварительным следствием, подлежат исключению, как не нашедшие подтверждения в процессе судебного следствия. Часть других эпизодов имели место, но не в том объеме, как об этом сказано в обвинительном заключении. И они не могут служить основанием для вывода, что Бегеба "преступно-халатно" относился к исполнению своих служебных обязанностей, так как допущенные им нарушения не носили систематического характера и не добыто данных о том, что они повлекли за собою тяжелые последствия и находились в причинно-следственной связи с катастрофой.
На основании этого военный трибунал Северного флота 22 июня 1962 года приговорил: Бегебу по ст. 260 п "а" УК РСФСР оправдать, меру пресечения в отношении его — подписку о невыезде — отменить.
"Бегеба должен сидеть в тюрьме"
Оправдательный приговор вызвал бурную цепную реакцию. Прокурор флота, который поддерживал на процессе государственное обвинение, сразу же после оглашения приговора поспешно отправился в Североморск на катере, предоставленном военными моряками, и доложил о результатах суда в Генпрокуратуру и командующему флотом адмиралу Владимиру Касатонову, тот – главнокомандующему ВМФ, адмирал Горшков – маршалу Малиновскому, министр обороны – главе государства Хрущеву.
На утро после процесса председателя трибунала вызвали к Касатонову, в кабинете которого уже находился и член Военного совета СФ адмирал Федор Сизов.
- Вы что, решили Президиум ЦК учить?! Вы выбили у меня из рук рычаг, с помощью которого я хотел повернуть всю работу командиров по искоренению серьезных недостатков в службе, укрепить дисциплину! Вы что, решили быть умнее тех, кто был в госкомиссии, умнее прокуратуры флота, проводившей следствие по делу?! — Эту тираду командующий закончил заявлением, что приговор не соответствует содеянному и по протесту прокуратуры флота будет отменен, а Бегеба должен сидеть в тюрьме.
В тот же день последовал звонок от председателя Военной коллегии ВС генерал-лейтенанта юстиции Виктора Борисоглебского, который попросил Титова изложить мотивы, по которым суд оправдал подсудимого. Еще через несколько дней в трибунал позвонили по поручению главы государства Хрущева. Судя по всему, на связи был юрист, поскольку он попросил зачитать ему текст приговора. После этого звонивший сказал, что в документе, поступившем в ЦК от Генпрокурора, все изложено несколько иначе, и попросил прислать копию приговора.
"Оправдательный приговор оставлен в силе. Рад за правосудие"
23 августа 1962 года кассационный протест военного прокурора СФ на приговор, которым был оправдан бывший командир "Б-37", рассмотрела Военная коллегия ВС. Проверив материалы дела и обсудив доводы кассационного протеста военного прокурора, коллегия нашла оправдательный приговор в отношении Бегебы законным и обоснованным, так как выводы суда, изложенные в приговоре, полностью соответствуют установленным по делу данным.
О том, что приговор устоял в высшей инстанции, Титов узнал во время отпуска из телеграммы своего заместителя полковника юстиции Василия Маслова: "Оправдательный приговор оставлен в силе. Рад за правосудие. Поздравляю. Маслов".
35-летнего Бегебу списали с плавсостава и назначили преподавателем кафедры тактики Бакинского высшего военно-морского училища им. Кирова. В установленные сроки ему присвоили звание капитан 1 ранга. Полковнику Титову 23 февраля 1963 года неожиданно для многих присвоили воинское звание — генерал-майор юстиции, а еще полгода спустя его назначили начальником организационно-инспекторского отдела Военной коллегии ВС.
При подготовке материала использованы также публикации журнала "Подводный флот", №9 2002 года (В.И. Вангородский, "История одного судебного приговора", стр. 55-66); "Мурманского вестника" ("После взрыва наступила полная тьма…"); "Право.Ru" благодарит прес-секретаря Северного флотского военного суда Светлану Зеленову за оказанную помощь.
