Проблема чрезмерной суровости при избрании меры пресечения не теряет актуальности ни в отношении предпринимателей, ни в отношении лиц, которые никак не связаны с бизнесом. По статистике Суддепартамента при Верховном суде, около 95% ходатайств следствия суды удовлетворяют. На эти данные обратил внимание Сергей Малюкин, партнер Хотя Пленум Верховного суда принял постановление, которое конкретизирует требования к ходатайству об аресте и обосновывающим его материалам, ситуация не поменялась на пользу коммерсантам. «На практике нет более игнорируемого постановления Пленума ВС, чем это», — сожалеет Малюкин.
Одной из таких удовлетворенных просьб следствия стало ходатайство об аресте Владимира Дзыка, гендиректора научно-исследовательского и испытательного центра «Элеонорд». Весной 2023-го его задержали по подозрению в хищении 70 млн руб. у «Радиоприборснаба» — подразделения госкорпорации «Ростех» — путем поставок военной продукции по завышенной стоимости (ч. 4 ст. 159 УК). На следующий день после задержания Тверской райсуд Москвы арестовал Дзыка на два месяца. Позднее Мосгорсуд решил, что арест — это избыточная мера, и освободил гендиректора из-под стражи. Он указал: преступления, которые вменяют бизнесмену, связаны с заключением договоров поставки военной продукции, то есть совершены в рамках коммерческой деятельности. А значит, гендиректора нельзя арестовывать (ч. 1.1 ст. 108). Вместо ареста для Дзыка установили запреты: ограничили возможность выходить из дома и общаться с участниками уголовного процесса, в том числе по интернету.
Зампрокурора Москвы Виктор Малюков подал кассационную жалобу. Заявитель настаивал: Дзык может скрыться от следствия и воздействовать на свидетелей, которые работают на него. Кроме того, отмена ареста разрешает обвиняемому бесконтрольно общаться с другим участником процесса — его дочерью, которая живет вместе с ним и при этом возглавляет компанию, фигурирующую в обвинении. Ее уже допросили как свидетеля обвинения, и при этом она вправе свободно общаться со всеми участниками дела, обеспечивать алиби или уничтожать доказательства, настаивал зампрокурора. Все это ставит под сомнение соблюдение бизнесменом установленных ему запретов. «Более мягкая мера пресечения не может обеспечить надлежащего поведения Дзыка», — указано в жалобе.
Второй КСОЮ согласился с этими доводами. «Указав на сопряженность инкриминируемых Дзыку преступлений с осуществлением коммерческой деятельности, Мосгорсуд оставил без должной оценки характер этих преступлений, связанных с хищением бюджетных средств», — указала кассация. По ее мнению, даже если у «Элеонорда» есть текущие гособоронзаказы, а бизнесмен не нарушал меры пресечения, это не значит, что Дзыка нельзя арестовать. Постановление Мосгорсуда отменили, а дело передали на новое рассмотрение.
«Такой формальный подход неприемлем»
«На втором круге апелляция отвергла все доводы защиты о сопряженности инкриминируемого преступления с предпринимательской деятельностью и взяла его под стражу в зале суда», — рассказала Елена Нижегородцева, адвокат , представляющая интересы Дзыка. При этом в мотивировочной части решения Мосгорсуда нет обвинений бизнесмена в хищении бюджетных средств, поскольку защита доказала, что их не было в цепочке расчетов с потерпевшим «Радиоприборснабом», отметила Нижегородцева. Но апелляция все равно решила, что оснований для применения ч. 1.1 ст. 108 и ч. 2 ст. 99 УПК нет, поскольку бизнесмен якобы договорился с подельниками о мошенничестве еще до заключения договоров. И сегодня с этим подходом согласился Верховный суд, оставив Дзыка в СИЗО (дело № 5-УД24-4-К2).
Обсуждаемое дело — очередной пример сопротивления либерализации «предпринимательской» стражи со стороны правоприменителя, полагает управляющий партнер Владимир Китсинг. Так, апелляция справедливо посчитала преступление Дзыка предпринимательским и усмотрела действие запрета на избрание стражи (ч. 1.1 ст. 108 УПК). Разбивая этот довод, кассация решила: суд не оценил характер преступлений, связанных с хищением бюджетных средств при поставках. При этом неясно, как финансово-хозяйственные отношения между бизнесменом и государством влияют на признание преступления непредпринимательским, — подобных критериев в УПК нет, задается вопросом Китсинг. Уход кассации от оценки действующих госконтрактов у «Элеонорда» тоже сомнительное решение, ведь это обстоятельство определяет, может ли предприниматель продолжать вести бизнес. Это должно обязательно рассматриваться согласно ч. 2 ст. 99 УПК.
Важно учитывать, что выбор меры пресечения обращен в будущее. То есть нужно оценить, могут ли какие-то обстоятельства повлиять на события, препятствующие избранию этой меры. При решении таких вопросов правоприменитель исходит не с позиций оценки вероятности («невероятно», «маловероятно», «вероятно»), а с формальной стороны — условно. Китсинг объяснил на примерах:
- «Свидетель гипотетически может общаться с обвиняемым через родственников — значит, у обвиняемого есть возможность на него повлиять, следовательно, стоит избрать меру пресечения в виде заключения под стражу».
- «Есть загранпаспорт — значит, может скрыться за границу, следовательно, стоит отправить лицо в СИЗО».
Такой формальный подход неприемлем: в нем кроется фундаментальная проблема избрания меры пресечения предпринимателям, констатирует эксперт.
Формализм правоприменителя может свестись к абсурду: «У обвиняемого есть ноги — значит, может убежать, а следовательно, следует избрать меру пресечения в виде заключения под стражу».
Видимость решения проблемы
Рассматриваемая проблема так въелась в правоприменительную действительность, что точечными законодательными изменениями «либерального» толка разрешить ее кардинально не удастся. К таким неутешительным выводам пришел Алексей Касаткин, старший партер «Камнем преткновения служит возможность заключать обвиняемых под стражу, чтобы сделать их сговорчивее и заставить пойти на «компромиссы» со следствием. Подобная конструкция более чем устраивает и сторону обвинения», — уверен юрист. По его мнению, в постановлении кассации по делу Дзыка есть как минимум одна формулировка, которая ярко свидетельствует об этом.
Итак, прокурор убежден, что дочь обвиняемого, которая проживает вместе с ним и допрошена как свидетель, может общаться с другими участниками дела. При этом статус свидетеля дочь получила накануне задержания отца в качестве подозреваемого, как следует из постановления. «Совпадение? Скорее трюк», — допустил Касаткин. И предположил, что юридически совместная регистрация родственников на одной жилплощади прошла гораздо раньше, чем возбуждение уголовного дела.
Интересна и позиция кассации, «уличившей» апелляцию в неспособности опровергнуть домыслы следствия, которые носят откровенно эфемерный характер. «Может скрыться, может уничтожить, может…» Интересно, каким образом Мосгорсуд мог развеять фобии следствия?
Для следствия мера пресечения в виде стражи была и остается предметом торга за признательные показания, соглашается с коллегой Малюкин. Поэтому никакие обсуждения проблемы, вне зависимости от того, кто их ведет, не повлияют на правоприменительную практику. И пока вышестоящие инстанции не начнут отменять решения судов первой инстанции из-за несоответствия позиции Пленума ВС из постановления № 41, меру пресечения так и будут применять без должных оснований. При этом эксперт признает, что ситуация с арестами бизнесменов все же не безвыходная.
Введение в УПК ч. 1.1 ст. 108 слегка улучшило ситуацию с арестами предпринимателей. Но на практике стали появляться случаи обхода запретов, предусмотренных статьей.
Малюкин приводит примеры обхода ограничений из практики: игнорирование предпринимательства или умолчание о нем при подаче ходатайства об аресте бизнесмена, инкриминирование дополнительных статей, которые не подпадают под запрет избрания стражи. Законодатель — не без влияния правоприменителя — очень осторожно подходит к решению проблемы заключения предпринимателей под стражу, отмечает Китсинг. И внесенные в 2023 году изменения наглядно это демонстрируют. Действительно, теперь:
- при избрании меры пресечения по предпринимательскому составу нужно оценивать возможность избрания такой меры, при которой сохранится способность продолжить вести бизнес (ч. 2 ст. 99 УПК);
- бизнесмена не могут заключить под стражу, если его личность не установлена (ч. 1–1.1 ст. 108 УПК);
- применительно к преступлениям по ч. 1–4 ст. 159, 159.1–159.3, 159.5, 159.6, 160, 165 и 201 УК, в случае их совершения не в связи с предпринимательством, появилась обязанность при избрании ареста устанавливать конкретные обстоятельства, подтверждающие совершение преступления вне сферы бизнеса (ч. 3.1 ст. 108 УК);
- понятно, что значит «предпринимательское» преступление (подп. 27.1, 27.2 ст. 5 УПК).
Но правоприменитель легко преодолевает все принятые новеллы, которые должны были помешать арестам бизнесменов. Так, объясняет Китсинг, «рассмотрение избрания меры пресечения с возможностью продолжить вести бизнес» стало формальной процедурой, которую в суде нужно просто проговорить. Неустановление личности бизнесмена — маловероятный на практике случай, а подтверждение совершения преступления вне сферы бизнеса выглядит размыто: «конкретность» и содержание доказательств отдают на откуп суду, который лишь сухо констатирует несвязанность преступления с бизнесом. Наконец, определение «предпринимательского» преступления больше декларативно: и так было понятно, что понимается под этим термином — нужны были четкие критерии разграничения предпринимательского от «ординарного» преступления, а их законодатель как раз не установил, подытожил Китсинг.
Источник проблем
Отнесение преступления к разряду экономических может быть условным или безусловным, объясняет адвокат Виктор Ушакевич, партнер Например, незаконное предпринимательство (ст. 171 УК) или уклонение компанией от уплаты налогов (ст. 199 УК) — это, безусловно, экономические преступления. А разные виды мошенничества, присвоения либо растраты закон признает экономическими лишь при определенных условиях, связанных с обстоятельствами их совершения. На практике при решении вопроса об аресте вызывает сложности именно эта категория преступлений, отметил Ушакевич.
Отсутствие четкого определения и критериев разграничения таких преступлений — основная причина фиаско благих намерений законодателя, подтверждает Нижегородцева. Следователи и суды произвольно трактуют эти критерии и квалифицируют все без исключения преступления по ст. 159 УК, в совершении которых обвиняют большинство предпринимателей, как не связанные с бизнесом. И тогда запреты на арест и гарантии, которые позволят продолжать предпринимательство, уже не работают.
Как итог, даже если предприниматель отстоял свое честное имя и вышел на свободу, его бизнес либо уже в банкротстве, либо на грани банкротства.
Лакмусовая бумажка в этом вопросе — дело об аресте Дзыка, считает адвокат. Она объяснила, что ее подзащитный возглавляет компанию, которая закупает и поставляет на заводы изделия электронной радиокомпонентной базы. «Этот «штучный» бизнес, требующий специальных познаний в радиоэлектронике, мой подзащитный выстраивал не один десяток лет», — делится Нижегородцева. Чтобы подтвердить важность назначения Дзыку меры пресечения, которая бы позволила ему продолжить работу, защита доказала, что у «Элеонорда» есть неисполненные обязательства по договорам, в том числе по госконтрактам. Длительная просрочка по ним приведет к срыву гособоронзаказа и финансовым санкциям, а как итог — к банкротству компании, уверена юрист.
Постоянные обсуждения проблемы и указания ВС существенно не изменят ситуацию с арестами предпринимателей, считает Ушкевич.
Для реальных сдвигов, для действительной, а не декларативной гуманизации уголовного судопроизводства, нужны не просто разъяснения, а эффективный контроль за соблюдением правильности их применения, и введение и неукоснительная реализация ответственности за явное искажение смысла закона и разъяснений ВС.
Китсинг же уверен, что причина проблем кроется в правоприменении, которое нацелено на отправку бизнесменов в СИЗО. Следствию выгодно переложить ответственность на суд за избрание меры пресечения и «спокойнее» расследовать уголовное дело, если обвиняемый максимально ограничен в возможностях защиты. Кроме того, арест повышает вероятность вынесения обвинительного приговора, а значит, выполнения служебных показателей следователя. Для судов, в свою очередь, рациональнее не спорить со следствием и прокуратурой, что и доказывает статистика удовлетворения таких ходатайств — выше 80%. «Складывается впечатление, что создается лишь видимость решения проблемы «предпринимательской» стражи путем принятия едва на что-то влияющих минорных изменений, но по существу дело к ее разрешению и не близится», — резюмирует Китсинг.
Дискуссия о гуманизации
Проблема чрезмерной строгости мер пресечения и уголовного наказания для бизнесменов и важность ее решения активно обсуждались в прошлом году. Российский союз промышленников и предпринимателей предлагал декриминализовать некоторые экономические составы УК. А Владимир Давыдов, председатель уголовной коллегии ВС, рекомендовал упростить процедуру освобождения под залог. В то же время федеральный бизнес-омбудсмен Борис Титов и уполномоченный по правам человека в Москве Татьяна Потяева советовали наказывать бизнесменов рублем по экономическим составам, с чем не согласились в Минюсте.
Кроме того, в прошлом году президент подписал два важных закона: об ограничении применения ареста в отношении предпринимателей и допгарантиях для тех, кого все же отправили за решетку. Первые нововведения обязывают судей при выборе меры пресечения рассматривать варианты, при которых обвиняемые смогут продолжать вести бизнес. А другие новеллы, подготовленные ВС, дают четкое определение предпринимательским преступлениям. Благодаря такому разграничению должно уменьшиться число арестов бизнесменов.