Заключенный из Воронежа выиграл дело против России в Европейском суде по правам человека. Он нарисовал для суда диаграммы и опросил сокамерников, в то время как его оппоненты со стороны РФ лишь жаловались, что запрос ЕСПЧ пришел слишком поздно и все важные документы уже отправили в мусор за истечением срока хранения. Отдельно в Страсбурге покритиковали УИК и манеру его применения.
Неприятности с законом у воронежца Анатолия Терещенко начались в 2002 г., когда ему после обыска в квартире предъявили обвинения в торговле наркотиками. Год спустя против 39-летнего на тот момент мужчины возбудили еще одно дело, на это раз – в связи с нанесением тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Таловский районный суд Воронежской области вынес обвинительные приговоры в обоих случаях (о наказании материалы ЕСПЧ умалчивают), однако они последовательно были отменены областным судом и отправлены на новое рассмотрение. Причина указана только по делу о телесных повреждениях. Там были рассмотрены недопустимые доказательства: показания, полученные на допросе без защитника. Адвокат по назначению (некто В.), подписавший протокол постфактум, позже получил дисциплинарное взыскание в местной палате – его фамилии вообще не оказалось в листе посещений СИЗО.
На втором круге дела против Терещенко объединили в одно, а позже прокуратура сняла обвинения в связанной с наркотиками части. За насильственный же эпизод подсудимый получил восемь лет колонии, и теперь решение устояло уже во всех вышестоящих инстанциях.
Основой жалобы воронежца в ЕСПЧ стала ссылка на состояние камер и обращение с ним в таловских ИВС и СИЗО, где он содержался в 2003–2005 гг. Так, в ИВС при районном ОВД, по его словам, единственное окно в "одиночке" было заколочено металлическими пластинами, еду давали только раз в день, в постельном белье вообще отказывали, не выпускали также и на прогулку – размяться. Впрочем, сторона РФ с этими фактами спорить не стала и признала вину в нарушении ст. 3 Конвенции (запрещает унизительное и бесчеловечное обращение).
Зато условия в воронежском СИЗО № 36/1 правительство назвало вполне приемлемыми, хотя Терещенко утверждал, что в течение двух лет его заключения там спальных мест хватало в среднем только на половину обитателей камеры. Автор жалобы в подтверждение своих слов приложил к заявлению составленные им диаграммы, а также показания нескольких человек, обитавших в том же в СИЗО одновременно с ним. У юристов со стороны РФ доказательств обратного не было, потому что, как следует из представленных ими документов, запрос ЕСПЧ пришел слишком поздно и все соответствующие бумаги в тюрьме уже были уничтожены – истек предельный срок хранения.
Страсбургский суд лишь напомнил России, что подтвердить пригодность условий в СИЗО можно лишь фактическими доказательства, а не рассказом и причинах их отсутствия. К тому же власти не смогли представить никаких документов, подтверждающих само уничтожение тюремных записей. ЕСПЧ тут же вспоминает случаи из своей практике, когда было доказано, что в России связанные с СИЗО документы отправляют в корзину уже после того, как евроинстанция проявила к ним официальный интерес. В итоге – второе нарушение все той же ст. 3 Конвенции. Отдельно Терещенко жаловался на отсутствие эффективных средств правовой защиты на родине, потому что жалобы на камеры прокуратура заворачивала, но суд решил, что по сути это часть одного нарушения с предыдущим.
Другая часть обращения заявителя касалась общения с его матерью (в материалах ЕСПЧ называется как К.), которая на апелляционной стадии процесса имела статус общественного защитника сына. Согласно жалобе, ее не пускали к сыну в СИЗО с марта по август 2005 года. Защитником она значилась половину это периода, указывало правительство, и тогда запросов на посещение не направляла. Терещенко, в свою очередь, говорит о шести запросах, на которые суд ответил отказом в устной форме.
Отвечая на поставленный перед ним вопрос, Страсбургский суд обратился к российскому законодательству, которое тут же раскритиковал. В УИК, говорится в мнении судей, четко не прописаны основания для отказа в посещении родственника в тюрьме, что создает правовую неопределенность. Там также нельзя найти и указание на способ оспорить решение. В данном случае запрет для матери повидаться с сыном, хоть и формально был оформлен по закону, не преследовал цели, достойной демократического общества. Не проявили достаточной чуткости – значит, нарушили право на частную и семейную жизнь (ст. 8 Конвенции), решили в ЕСПЧ.
По совокупности нарушений Терещенко желал получить компенсацию размером 70 000 евро, однако суд снизил сумму до, на его взгляд, адекватной – 8000 евро.
