Я никогда не хотел быть судьей, так как всегда ощущал потребность не судить людей, а помогать им. Я предпочитаю быть на стороне слабых: даже когда смотрю спортивные соревнования, болею за проигрывающих. Видимо, такой у меня характер.
Одна из главных функций настоящего юриста — участие в законотворчестве. Именно юристы должны готовить законы, а политики должны их принимать, хотя в ряде случаев они только коверкают хороший проект.
Юрист, конечно, — профессия, прежде всего требующая знания действующих законов и правовых актов. Наряду с этим, когда дело касается правоприменения, необходим жизненный и профессиональный опыт, ведь любой закон — скелет. Он должен обрасти мясом, а мясо — это практика.
Моя деятельность в той форме, в какой я представлял ее в мечтах, сегодня невозможна в силу огромных изменений в жизни общества и, естественно, в правосудии. Я имею в виду разросшуюся коррупцию и политизированность.
В советское время работа юриста не была легкой: многое было предопределено, но деньги в правосудии не играли такой роли, как сейчас. Сегодня же покупается все, начиная с осуждения и кончая оправданием.
Власть никогда так активно не вмешивалась в работу судебной системы, как сегодня. Обратите внимание: даже Сталин расправлялся с людьми не при помощи судов, а при помощи "троек", где не было адвокатов. Суды не вовлекались в неправовые расправы. Сейчас у нас демократия, многие вопросы решаются в судах, но они нередко либо послушно выполняют то, что приказано, либо уступают корыстным устремлениям. Этим судебная система дискредитирует себя.
Когда я начал юридическую карьеру в советские времена, я понимал все сложности, которые меня подстерегают, но был уверен, что кое-что можно изменить. И мне удавалось это сделать честно и открыто.
Как это ни странно, раньше даже в самые тяжелые времена правосудие было более демократичным. Так, в Верховном суде и в Генеральной прокуратуре высшие должностные лица систематически принимали граждан и их адвокатов по жалобам на решения нижестоящих судов. Я мог придти на прием к заместителю Председателя или Председателю Верховного Суда, объяснить свою позицию и убедить в необходимости пересмотра дела. Сейчас это невозможно: посылаешь жалобу, но не знаешь, к кому она попадет, а попасть на прием вообще невозможно. В этих условиях добиться справедливости значительно труднее.
С некоторыми клиентами я поддерживаю добрые, товарищеские отношения, но таких не очень много. Некоторые люди не любят вспоминать тяжелые моменты своей жизни (а адвокат — живое напоминание о таких моментах), не любят общаться с теми, кому чем-то обязаны.
Когда я принимаю поручение по новому уголовному делу, то я не должен задаваться вопросом, виновен человек или нет. Гражданин нуждается в юридической помощи, в защите. И мой человеческий и профессиональный и конституционный долг эту помощь оказать. Кроме того, на этой стадии я никак не могу получить ответ на вопрос, виновен человек или нет. Для этого я должен вступить в дело, познакомиться с ним, но после этого я уже не имею права отказаться от защиты.
Когда сам человек говорит, что виноват, я и это должен ставить под сомнение и поверить ему только тогда, когда сам убежусь в этом. Если же выяснится, что обвиняемый все-таки виноват, я обязан высказать свое мнение о том, как следует юридически оценить его действия, и какое наказание следует определить. Понимаете, по любой статье предусмотрен минимальный и максимальный размер наказания, и суд должен определить точную меру ответственности. В этих условиях адвокат обязан представить суду все соображения, смягчающие вину подзащитного.
Я хочу особо обратить внимание на один чрезвычайно важный вопрос: что страшнее для общества, оправдание виновного или осуждение невиновного? Мне представляется, что никакого вопроса на самом деле нет, все очевидно. Для общества значительно опаснее ошибка, связанная с осуждением невиновного, чем с неосуждением виновного, и вот почему. Представьте, что убийцу суд оправдал. Конечно, очень плохо: убийца на свободе и представляет опасность для общества. Но надо понимать, что когда суд осудил невиновного, это значит, что тем самым подлинного преступника (в данном случае убийцу) также оставили на свободе, и он также представляет опасность. Но наряду с этим суд невиновного человека отправляет в места не столь отдаленные, а иной раз и в мир иной. Именно такие ошибки (осуждение невиновных) привели к серийным убийствам. Вместо Чикатило и ряда других серийных убийц были осуждены десятки невиновных, а подлинный преступник, чувствуя свою безнаказанность, совершал все новые и новые преступления. Я собственными глазами читал дело, где 11 человек были осуждены за убийства, совершенные другим человеком, который смеялся над правосудием и невинно пострадавшими людьми, продолжая свои гнусные дела.
Я категорически против смертной казни. Ни один человек не имеет права лишать жизни другого человека. Иное дело — пожизненное заключение. Общество имеет право изолировать себя от опасности. Да и статистика свидетельствует о том, что наличие смертной казни не помогает в борьбе с преступностью. Смертная казнь — еще и необратимое наказание. В случае судебной ошибки человека уже не вернуть. А ошибок случается много.
В моей практике приходилось вступать в конфликт с собственным клиентом. Однажды я защищал парня, который признал себя виновным в преступлении. Я ему не поверил и добивался возвращения дела на дополнительное расследование. Обвиняемый пытался от меня отказаться, но было поздно. Суд отправил дело обратно прокурору, и выяснилось, что парень взял на себя вину отца, чтобы наказание было более мягким.
Если сравнивать нашу судебную систему с некоторыми зарубежными, то надо сказать, что за последнее время я убедился, что кое в чем мы не только не уступаем демократическим завоеваниям западного правосудия, но и превосходим их. Сейчас мне пришлось столкнуться с испанским правосудием и — скажу честно — я убедился в том, что у нас не все так плохо. Например, в России во время предварительного следствия существуют ограничения по срокам нахождения под стражей и любое их продление возможно лишь по решению суда. А в Испании человека до четырех лет можно держать под стражей просто по подозрению. При этом арест по таким подозрениям у нас был бы абсолютно невозможным. С другой стороны, в испанском правосудии до 50% приговоров — оправдательные, что компенсирует обвинительный уклон на следствии. Но проведенных в тюрьме лет не вернешь.
В России многие недостатки судебной системы на первый взгляд неочевидны. Большинство наших законов не так уж плохи, но их практическое применение подчас превращает их в противоположность. Например, есть закон, что вышестоящий суд не имеет права увеличить наказание, определенное нижестоящим судом, а может только уменьшить его. Если вышестоящий суд считает, что наказание мягкое, то он может только отменить приговор и направить дело на новое рассмотрение. Хороший, демократичный закон. Но существует учет брака в работе судей и в соответствии с ним любая отмена приговора — брак, за который наказывают. Как мыслит судья? Возьмем статью, за которую можно дать 3-5 лет. Конечно, судья "на всякий случай" даст по максимуму, чтобы вышестоящая инстанция могла лишь уменьшить наказание, для чего не потребуется отмены приговора. Что получается? Закон хорош, но система учета подталкивает судей вести репрессивную политику. Не думаю, что это случайность.
Если говорить о моей "карьере", то нужно понимать, что никакой карьеры в общепринятом смысле у адвокатов нет. Я как начал работать адвокатом, так и работаю до настоящего времени. Никаких должностей или чинов не заработал. Адвокат может только становиться все более и более известным. У меня в этом смысле был серьезный прорыв, который был связан с делом "Известий" во времена СССР. Американский предприниматель подал на газету за клевету в американский суд и выиграл дело. Поначалу советские власти не обращали внимания, но потом начались аресты имущества "Известий" за рубежом. Пришлось прибегнуть к помощи профессиональных юристов. Позвали меня, хотя я был известен лишь в профессиональных кругах. Дело пересмотрели, решение отменили. Естественно, газета освещала процесс и писала, что ее интересы представляет адвокат Падва. Писать просто "Падва", видимо, не хотели, поэтому добавляли эпитеты: сначала "известный", потом "маститый", и, наконец, "знаменитый".
Я практик, а не ученый. У меня никогда не было желания написать кандидатскую или докторскую. Заниматься нужно либо наукой, либо практикой, иначе не преуспеешь ни в чем. По-моему, исключения редки. Например, Александр Ларин, который сначала был следователем, и очень неплохим, а потом ушел в науку, где тоже преуспел.
Хочу сказать всем юристам: уважайте закон, читайте и перечитывайте его. Даже если уверены, если думаете, что знаете что-то совершенно точно, не ленитесь, проверьте себя. Я на всю жизнь запомнил слова одного из преподавателей: "Если я приду к юристу и задам вопрос, а он сразу ответит и ответит правильно, это плохой юрист. А если я задам вопрос, юрист сверится с законом и ответит после этого, не сомневайтесь: перед вами настоящий профессионал".
