Реформа Гражданского кодекса РФ адаптировала под российские реалии ряд элементов англосаксонской системы. Одним из них стала норма о невозможности отказа в иске за недоказанностью размера убытков (ст. 393 ГК РФ), которые подлежат установлению судом исходя из принципов справедливости и соразмерности. О влиянии подобной адаптации на арбитражный процесс в целом в авторской колонке рассуждает управляющий партнер Alliance Legal Consulting Group Евгений Карноухов.
«Право справедливости» представляет собой совокупность правовых принципов, применяемых в рамках англосаксонской правовой системы. Сформированное в период позднего английского средневековья право справедливости преимущественно применялось для разрешения частных споров, давая судьям больше свободы. Происхождение этого правового института связано с преодолением правового формализма, который не позволял большинству людей добиться разрешения спора в суде общего права, вынуждая обращаться непосредственно к королю за защитой «по справедливости». Со временем подобные жалобы стал рассматривать специальный судебный орган (известный как суд справедливости). Этот суд не зависел от общего права, разрешая споры, исходя из принципов справедливости. Решения по таким спорам (прецедентам) постепенно и сформировали правовые нормы, образующие право справедливости.
Не секрет, что реформа Гражданского кодекса РФ стала результатом нескрываемого противоборства разработчиков, которые разделились на два лагеря – представителей классической школы частного права и (прим. автора – одержавших верх) сторонников адаптации элементов англосаксонской системы, – дабы сделать гражданский кодекс более удобным для бизнеса. Безусловно, положительным примером такой адаптации является, например, норма о невозможности отказа в иске за недоказанностью размера убытков (ст. 393 ГК РФ), которые подлежат установлению судом исходя из принципов справедливости и соразмерности.
Для практикующих арбитражный процесс судебных юристов было очевидно, что такой новый тренд в гражданском законодательстве неизбежно отразится на правоприменительной практике. Однако его влияние на сам арбитражный процесс, судейский подход к оценке доказательств и установленных по делу обстоятельств к квалификации отношений сторон и их процессуальному поведению многие практикующие юристы недооценили.
Казалось бы, предпосылок для кардинальных изменений в судейском подходе к разрешению споров быть и не должно. Право суда на оценку доказательств по своему внутреннему убеждению давно закреплено в законе (ст. 71 АПК РФ). Не является новеллами и основополагающие принципы гражданского права – свободы договора, добросовестности при осуществлении прав и обязанностей, а также связанные с ними презумпции и запреты, например, запрет злоупотребления правом.
Высшие судебные инстанции уже давно и последовательно формируют подходы, направленные на соблюдение принципов процессуальной эффективности и правовой определенности. Действительно, формальное нарушение кем-либо закона не означает, что любое заявленное в связи с этим требованием может быть удовлетворено судом, разрешение спора должно урегулировать конфликтную ситуацию и не порождать правовую неопределенность, а принятый по итогам судебного рассмотрения акт должен обладать признаками исполнимости.
Проявлением подобного правового подхода является, в частности, постановление Пленума ВАС РФ от 16.05.2014 № 28 «О некоторых вопросах, связанных с оспариванием крупных сделок и сделок с заинтересованностью», предписывающее судам давать оценку существу сложившихся правоотношений, предшествующему и последующему поведению сторон оспариваемых сделок.
Интересный вывод о невозможности при определенных обстоятельствах подчинения ряда сделок общегражданским правовым запретам был сформирован и в постановлении Президиума ВАС РФ от 04.12.2012 № 8989/12 по делу № А28-5775/2011-223/12.
Не будем забывать и выработанную судебно-арбитражной практикой так называемую «доктрину восстановления корпоративного контроля», которая базируется на обязанности суда содействовать в достижении наиболее прямым, коротким путем истинной цели акционера, лишившегося корпоративного контроля в связи с незаконными и недобросовестными действиями третьих лиц. Данный подход сформирован исключительно правоприменительной практикой и является ярким примером победы справедливости над формализмом.
Казалось бы, законодательные новеллы, расширяющие возможности суда по применению принципов добросовестности при оценке спорных правоотношений (например, правило эстоппель, venire contra factum proprium), не должны были кардинальным образом повлиять на менталитет российского правосудия.
Однако суды стремительно стали разрешать споры, основываясь не на том, кто прав формально (с точки зрения закона), а кто прав «по сути», отказавшись от буквального и формального подхода к оценке доказательств и квалификации отношений сторон.
В результате мы видим ранее несвойственные российской судебной системе примеры дел, при разрешении которых суды де-факто применяют чисто западную концепцию «прокалывания корпоративной вуали». Так, по одному из дел высшая судебная инстанция признала право на иск об оспаривании корпоративных решений за бенефициаром бизнеса, участвующим в управлении компанией опосредованно через ряд юридических лиц (определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 31.03.2016 № 305-ЭС15-14197). По другому делу арбитражный апелляционный суд удовлетворил иск о взыскании убытков, предъявленный бывшим акционером крупного промышленного предприятия, чей имущественный комплекс был реализован в результате преднамеренного банкротства (см. постановление 17-го арбитражного апелляционного суда от 31.10.2016 по делу № А60-4770/2016, отменено вышестоящей инстанцией – прим. автора). Примечательно то, что апелляционный суд обосновал возможность взыскания убытков с нынешнего владельца имущественного комплекса тем, что юридическое лицо является лишь оболочкой, за которой скрываются лица, причастные к совершению преступления.
Представляется, что именно акцент законодателя на добросовестность, как краеугольный принцип гражданского права, создает основу и для широкого судебного усмотрения, предполагающего возможность судить по справедливости, а не по закону. Закон, как известно, не всегда справедлив (вспомните известное dura lex, sed lex). А потому такой подход имеет как положительные, так и отрицательные стороны, поскольку расширяет дискреционные полномочия, вносит субъективизм в рассмотрение дела. Судебный процесс становится, безусловно, менее документарным и более состязательным, но принятое, по мнению суда, «справедливое» решение отнюдь не всегда будет таковым даже по мнению обеих сторон.
Поскольку практика разрешения споров является одной из основных в нашей фирме, мы в полной мере смогли оценить как достоинства, так и недостатки прихода права справедливости в арбитражный процесс.
Так, по одному из дел нашим юристам удалось отстоять формально несоответствующую закону сделку, поскольку разрешение судом спора в пользу истца не могло урегулировать конфликтную ситуацию, а сама сделка, об убыточности которой заявлено истцом, была частью взаимосвязанных сделок, объединенных общей хозяйственной целью, предполагающей извлечение экономической выгоды от участия в инвестиционном проекте совместно с иными лицами. Объективно мы понимали, что еще два года назад данное дело было бы нами проиграно ввиду более формального рассмотрения без оглядки на истинные причину и цель сделки.
Однако в рамках другого дела суд продемонстрировал, что поведение одной из сторон может быть признано недобросовестным не только при наличии обоснованного заявления другой стороны, но и по инициативе суда. Усмотрев очевидное, по мнению суда, отклонение действий одного из участников спора от добросовестного поведения, судом были установлены и оценены обстоятельства, на которые стороны даже не ссылались. В результате судом был сделан парадоксальный вывод о наличии прав на акции не у истца или ответчика, а у третьего лица, которое факт наличия таких прав отрицало.
Недавно озвученное Председателем Верховного Суда РФ Вячеславом Лебедевым предложение о внесении в АПК РФ поправок, закрепляющих принцип процессуальной добросовестности по аналогии с таким же принципом в материальном праве, лишний раз подтверждает, что в российский арбитражный процесс приходит право справедливости.
Очевидно, что в таких условиях судебному юристу уже мало собрать и предоставить доказательства в обоснование своей позиции, подкрепив ее нормами материального права. Оппонент при определенных условиях сможет убедить суд в своей правоте и без этого, разрешив спор через призму принципов справедливости и добросовестности.
