16 февраля 2009 года Московский городской суд снял с рассмотрения все иски жителей поселка "Речник", которые хотели обжаловать решение Кунцевского суда о сносе их домов. Эти иски были отправлены в суд первой инстанции — тот же районный суд, но последний также отказался рассматривать эти иски до окончания проверки Генеральной прокуратуры. По сути, суд сам поставил себя ниже прокуратуры, побоялся взять на себя ответственность. Но для чего же тогда суд? Как и какие решения он принимает, если готов ждать указания из прокуратуры?
А дело дочери Иркутского облизбиркома Натальи Шавенковой? В декабре 2009 года Анна Шавенкова сбила двух сестер, одна из которых скончалась на месте, вторая стала инвалидом. Суд при первом рассмотрении приговорил ее к 3 годам лишения свободы с отсрочкой до 2024 года, по существу освободив обвиняемую от наказания. Нельзя не заподозрить, что статус дочери председателя облизбиркома влиял на решения судьи первой инстанции.
Есть множество других других процессов, в рамках которых судами выносились мягкие приговоры в отношении лиц, аффилированных к исполнительной власти. Это и дела московского правительства при Лужкове, и недавнее дело Бориса Немцова против премьера Путина о клевете.
Говоря о реальной независимости судебной системы, выражающейся в принятии независимых решений, можно обратиться как к американскому или французскому опыту, так к опыту маленькой страны – Израиля. 30 декабря 2010 года окружной суд Тель-Авива признал Моше Кацава, бывшего президента этой страны, виновным в двух случаях изнасилования и одном случае развратных действий, совершенных с применением силы. Кацаву грозит до 42 лет тюремного заключения. И это не единственный подобный случай — до этого на скамье подсудимых оказывались министры правительства и бывший премьер-министр Эхуд Ольмерт. Можем ли мы представить себе такое в России?
Судебная власть, как и две другие, ответственна, в первую очередь, перед обществом. В этом контексте предложение судьи Конституционного суда РФ в отставке Тамары Морщаковой о внедрении системы социального контроля в виде независимых общественных экспертиз наиболее резонансных дел, выглядит интересным. Но ответ председателя КС Валерия Зорькина на обращение президиума Совета судей с просьбой оценить конституционность этой инициативы продемонстрировал то, что впору говорить не об общественном контроле, а об усилении давления исполнительной власти.
Нельзя не согласиться с утверждением господина Зорькина о том, что "полномочия судей непосредственно связаны с их ответственностью, которая подразумевает, в первую очередь, подотчетность судейского корпуса обществу". Но разговор об общественном контроле в подписанном его именем тексте плавно переходит в дискуссию о пределах государственного контроля — Зорькин начинает говорить о Президенте: "Президент как глава государства имеет законное и неотъемлемое право формировать любые группы экспертов для того, чтобы выработать свое суждение по тому или иному вопросу". Но, если этот общественный контроль санкционирует и руководит им Президент государства, то такой контроль никак нельзя назвать общественным. Общественный контроль – это контроль общества, то есть СМИ, научных кругов, общественной палаты, на худой конец, но никак не группы специалистов, собранных под председательством главы государства, который выполняет властные административно-распорядительные полномочия в отношении всех судей страны, так как он их назначает.
В обществе давно сформировался образ судьи в мантии, который ничего не делая, получает огромные деньги да еще берет взятки. Никто не отрицает, что есть такие представители судейского корпуса, но когда в речи российского Президента рядом встречаются теракт в Домодедово, коррупция и судебная система — тут в пору, по примеру своих французских коллег, обидеться и протестовать публично. Но судьи уже настолько затравлены, что даже не думают об эффективных формах протеста и в реальности всячески способствуют тому, чтобы ими управляли. В России настало время говорить о победе принципа зависимости судебной власти — в первую очередь, от исполнительной. При этом, на первый взгляд, по странному стечению обстоятельств, представители судебного корпуса сами отдают свою независимость.
Качественные характеристики любой власти заключаются в том, умеет ли она на себя брать ответственность и отстаивать пределы своих полномочий. До тех пор пока судебный корпус не будет заинтересован в защите своих профессиональных интересов, а не только финансовых, как в споре с Минфином по поводу законопроекта о зарплатах судей, он будет слабым и уязвленным, и в своих решениях судьи будут выступать словно государственные чиновники, со всеми отрицательными последствиями этого. Сильная власть характеризуется не наличием кулака, но самой готовностью принципиально отстаивать границы своего функционирования, и здесь, фигурально выражаясь, выход на демонстрацию – не единственный метод. Можно, например, не ездить в Мосгорсуд при вынесении приговора – тогда и валерьянку не надо пить. Еще один метод — более решительно протестовать против вмешательства Президента РФ и исполнительной власти в судейские дела, но и с такой же решительностью бороться с коррупцией в собственных рядах. Но кто встанет в главе этого процесcа? Председатель Коституционного суда продемонстрировал свою позицию в ответе Совету судей, глава Высшего Арбитражного Суда Антон Иванов аккуратно сказал несколько важных слов о развитии самоуправления в судейском корпусе и укреплении независимости судей в интервью "Ведомостям". Что добавит председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев? Очень хочется услышать.
